Если бы я был Путиным, я бы тоже не любил Шендеровича, который с редкой последовательностью, навлекая на себя новые неприятности, продолжает смешно и злобно вышучивать меня. За это я не любил бы его люто. Но я не Путин.
– Ты ознакомился, естественно, с медведевской статьей «Россия, вперед!»
– И прокомментировал.
– Я читал. Но все-таки откуда такой скепсис? «Как с Марса прилетел» и все такое…
– Сейчас объясню. Де-факто перед нами статья с довольно пошлым названием, под содержанием которой я бы, однако, охотно подписался. Но одно дело, когда такую критическую статью публикуют Немцов с Миловым или, допустим, Зюганов – из другого лагеря: вот острейшие проблемы, а вот мы, оппозиция, и мы готовы обсуждать с народом, как выходить из тяжелой ситуации. Но когда это пишет человек, чьими руками эта ситуация создавалась, человек, много лет возглавлявший администрацию президента и занявший его место… Ну уходи, раз так. Или, если ты так счастливо прозрел на посту президента России, начни отправлять в отставку конкретных виновников хотя бы самых кровавых и воровских дел, а невиновных, напротив, начни выпускать. Не нужно произносить монологи о порочности заказного правосудия – достаточно выпустить Ходорковского и уволить генпрокуроров Устинова и Чайку, под руководством которых это правосудие осуществлялось. А все разговоры так и остаются призывами штандартенфюреров СС покончить с наследием гитлеризма. Предполагать, что конкретный штандартенфюрер вдруг окажется полковником Исаевым, мне пока что совершенно не с чего.
– Почему? Ты отлично знаешь, что в нынешних условиях порядочный человек мог бы прийти во власть только сверху. Путем долгой мимикрии. Почему не допустить, что он пришел вот так?
– Потому что, как сказано, по делам их узнаете их. Он в Кремле уже полтора года, и у него был шанс стать президентом. Пока он никак им не воспользовался.
– Считается, что воспользовался после Цхинвали…
– В Цхинвали, помнится, полетел Путин, а преемник в это время, чисто Стенька Разин, плавал по Волге. И я не убежден, что с ним о чем-нибудь вообще посоветовались накануне 8 августа. Пока что перед нами человек, де-факто возглавляющий движение страны к катастрофе. Ни одно его действие не позволяет предположить, что масштаб этой катастрофы ему понятен, хотя, может быть, некие предвестия он ощущает – отсюда и желание слиться со страной, пойдя в блоггеры. Знаешь, я не вхож в сферы, не знаю, что делается под ковром, и никогда под этим ковром не был. Мне ближе позиция здравого смысла, к которой я пробовал прибегать в программе «Итого» на старом НТВ: взгляд частного неглупого человека, основанный на доступной информации и нормальной системе координат.
Олег Павлович Табаков (дай оглянусь, нет ли вокруг театроведов) называл некоторых представителей этой профессии (театроведов) «шифровальщиками пустот». Так вот, не надо расшифровывать очевидную пустоту. Если президент, обладая всей полнотой власти, занимается эссеистикой – значит, он либо не хочет перемен, либо не имеет воли к этим переменам. Если президент хочет узнать мнение сограждан о текущем моменте, ему достаточно провести свободные выборы.
– Мне кажется, результат их мало отличался бы от официального.
– При условии свободного телевидения? Когда картинка в телевизоре вдруг совпадет с ощущениями снаружи? Отличался бы существенно, уверяю тебя. А так… Иван Петрович Павлов в конце двадцатых, кажется, замечал, что русские – народ левополушарный, чье представление о жизни формируется не действительностью, а текстами. Так что русские по Павлову – в некотором смысле тоже народ книги. Книжки только попадаются неудачные…
– Честно тебе скажу – я довольно долго держался скорей положительного мнения о Путине. До Беслана.
– Долго же ты зрел.
– Мне казалось, что он делает вещи единственно возможные.
– Для штандартенфюрера – единственно верные! Правда, в последнее время он призывает читать Фейхтвангера… В смысле – Солженицына.
– Но Беслан все обнажил с последней наглядностью – почему даже пять лет спустя большинство не хочет этого понимать?
– Для этого тоже есть физиологический термин – «запредельное торможение». Это один из видов так называемого охранительного торможения. Когда боль превышает человеческие возможности, сознание попросту отрубается.
Выйди на улицу, спроси, кто взрывал дома в 1999 году? Чеченцы. Так спокойнее. Хотя даже на скамье подсудимых ни одного чеченца не было. Спроси о Беслане: читали доклад депутата Савельева о Беслане? Интересно ли, по чьему приказу стреляли из танков и огнеметов в наполненный детьми заминированный спортзал? Неинтересно. Почему неинтересно? А потому что страшно возвращаться в сознание.
– Так что, ситуация статична и рейтинг незыблем?
– Ну не скажи. Вот, говорят, опаснее всего в дрессировке белые медведи…
– Сколько ты, Витя, всякого интересного знаешь.
– За что купил, за то и продаю. Так вот, все хищники как-то выказывают грядущую агрессию: львы и тигры метут хвостами, у бурого медведя холка встает дыбом. А белый сидит себе на тумбе, ест рыбку, выполняет команды… А через секунду он уже у тебя на горле, без никакого перехода. Россия – родина белых медведей! Потому что вчера был кроткий мужичок-богоносец, а сегодня усадьбу сожгли и кишки на деревьях. У меня была давняя фраза о том, что, когда Емеля слез с печи, выяснилось, что его фамилия – Пугачев. При ценах сто сорок за баррель печь прекрасно ехала и кашу варила, потом как-то вдруг перестала, и мы обнаружили себя на холодке, а щука сдохла, и другую взять негде. А механизмом движения вперед, кроме щучьего веления, мы обзавестись поленились… Энергия раздражения – полезная вещь, когда она идет в дело. В демократиях механизмы передачи такой энергии имеются: дискуссии, протесты, выборы, независимый суд… А у нас только нагнетается пар в запаянном котле паровоза, даже гудок практически заткнули. Рано или поздно такая машина рванет, и результатом взрыва воспользуются, как всегда, негодяи. Потому что в состоянии разрухи, когда вокруг сугроб и ошметки печки, люди хотят простых и быстрых рецептов. А это почти всегда – вотчина негодяев.
– И кто может стать этими негодяями в очередной раз?
– Националисты. Эта тема всегда на поверхности. Это проще всего, когда ищут виноватых, в буквальном смысле очевиднее… Виднее очам.
– Мне кажется, реформировать систему сейчас поздно – точка, когда она была реформируема, пройдена году в двухтысячном.
– Лучше бы, конечно, в двухтысячном… Но лучше поздно, чем никогда. По крайней мере, попробовать снять напряжение в котле. Я в бушевское время раза три был в Штатах, и когда бы там я ни включил телевизор – говорили про войну. На Буше отсыпались – страшно! И по Афганистану, и по Ираку…
Что с ним делал на CNN сатирик Джон Стюарт – мама дорогая! Благодаря всему этому стал возможен Обама – как ответ нации на кризис политики.
Мы же пока живем в ситуации копящегося глухого раздражения. Сейчас оно довольно безадресно. Дело не в кризисе, который подливает масла, а в общем ощущении тупика, в оскорбительной лжи, ощущении собственной ненужности и бесправия. Поэтому и не имеет большого смысла разговор блоггера Медведева об инновациях: все, кто способен на серьезные инновации, проверяют свои догадки в Европе или Силиконовой долине… Там, где бизнес не крышуют. Общество должно снова – как в конце восьмидесятых – учиться разговаривать, рефлектировать происходящее. Это дело трудное, но небезнадежное: каспаровский опыт показал, что даже лимоновцы могут научиться обсуждать вопросы процедуры и подчиняться неким правилам… При этом Лимонов у нас – маргинал, а прекрасная, цивилизованная, законная власть (с учениками Собчака во главе) за пустяк, достойный административного штрафа, бросает паренька-«лимоновца» на годы в тюрьму и проламывает ему там голову. Или просто убивает из-за угла. Такая власть дождется «бомбистов» и пусть потом не жалуется на темноту народа…
– Наверху это понимают?
– Думаю, понимают, но инерция огромна, они обросли коррупционными обязательствами и ограничены в политическом репертуаре – многие и рады бы в рай, да грехи не пускают…
– Как ты полагаешь, Ходорковского выпустят?
– При этой власти – не думаю. Потому что они своими руками сделали его символом собственного произвола, и когда он выйдет, с большой вероятностью начнут садиться они… Путин вообще чистая иллюстрация старой восточной мудрости: когда Господь хочет наказать человека, он исполняет его желания. Полковник хотел абсолютной власти и к концу второго срока добился ее. Она оказалась настолько абсолютна, что после Чечни, Беслана и коллективного вхождения личного состава кооператива «Озеро» в список «Форбс» из нее стало уже невозможно уйти. Это мина-ловушка: шаг в сторону – и на куски. (Кстати, слова Путина про то, что он знает и может поручиться за людей, стоящих за фиктивной фирмой «Байкалфинансгрупп», – это ведь признательные показания, которые еще пригодятся следователям, не так ли?) Количество вопросов, на которые придется отвечать ныне здравствующей администрации, растет ежесекундно…
– Ну, он как бы нашел выход. Поставил на мину другого.
– Ничего подобного, они все на одной мине! Иначе Медведев давно бы перестал говорить путинским голосом в прямом и переносном смысле. А всерьез повлиять на судьбу Ходорковского в позитивном смысле могли, по-моему, две силы: наш бизнес и Запад. Но наш бизнес радовался всякий раз, когда власть ела сильного: каждый думал, что на место Гусинского и Ходорковского придет он… Ну, получили Сечина, продолжайте лежать…
Второй силой, которая теоретически могла повлиять на ситуацию в России, был Запад. Но у Запада нет и не было задачи защищать демократию в России – у него свои интересы. Они получили среднеазиатские военные базы, они получают газ. А Ходорковский… Ну, жалко им его, конечно, но не мерзнуть же всей Европе из-за этого? Вот и Барак Обама не получал от американских избирателей наказа следить за соблюдением законности в Зимбабве и в России…
– У меня к тебе пара личных вопросов. Я недавно стал думать: почему они тебя терпят?
– Да черт их знает! Я не равняю себя с Политковской, но, почти цитируя нашего откровенного премьера: живым (с учетом телекастрации) я им приношу явно меньше вреда, нежели, скажем, в ином качестве…
– Не думаю. По-моему, они сначала тебя недооценили. Им показалось, что ты будешь обычным конформистом, что вообще типично для интеллигенции.
– К конформизму склонен не интеллигент, а человек вообще. А то в СССР рабочий класс и трудовое крестьянство сильно бунтовали! Просто «сдача интеллигента» заметнее, чем покорность человека из толпы, это правда.
– Твои бывшие товарищи по НТВ почти все, как один…
– Ну, не все, далеко не все… Хотя, конечно, насчет «команды» – это мы тогда немного погорячились. Это был эскалатор. Люди долго едут вместе, но на выходе оказывается, что всем в разные стороны. Один ехал в библиотеку, а другой – в бордель…
– Как вышло, что ты, так сказать, пошел в библиотеку?
– А я вообще с детства верил хорошим книжкам. То есть принимал написанное там всерьез. По мне это и есть норма, но сегодня норма заметно сдвинулась, и большинство, не желающее ничего знать про смерть собственных детей, – это у нас полный психический порядок, а Новодворская, требующая наказать убийц, – юродивая. Когда говорят про Политковскую: «Ну, ты же понимаешь, с ней же было невозможно…»
– Витя. С ней было невозможно.
– С ней было очень трудно! Потому что в Анне чеченской боли сидело – за всех нас, таких приятных, которым по большому счету все до фонаря. С нами было легко, но дом престарелых из горящего Грозного вытаскивала Политковская.
– А я вот думаю: стоил ли чеченский народ, ради которого она отдала жизнь, этой жертвы, если сегодня там стопроцентно поддерживают Кадырова?
– Стопроцентно? Там очередь смертников на месяцы вперед! Кавказ – это вам не средняя полоса России, там немножко другие представления о достоинстве. А массовую покорность хорошо осуждать отсюда: поди-ка поживи в Грозном… Иногда, что поделать, нация надолго оказывается в заложницах у бандита.
– Это, я так понимаю, мы не пишем?
– Если не хочешь, не пиши.
– Я за тебя переживаю.
– Ну, я уже неоднократно называл его бандитом. Это, увы, правда. И абсолютная поддержка этого бандита – еще один из вопросов, на которые придется отвечать стоящим на мине. А заканчивая тему конформизма: на фоне Политковской и Щекочихина я, конечно, конформист… Нонконформизмом было бы держать сухую голодовку, а я тут с тобой кофе пью на Трубной площади… Да и полемизирую-то я на самом деле не с Путиным. Он – производная… Меня, извини за наглость формулировки, сильно не устраивает Иван Грозный и матрица, заложенная им в русскую историю. О которой так изящно выразился недавно один наш телеканал: «Иван Грозный освободил Казанское княжество…»
– От кого?
– Не знаю. Видимо, от казанцев…
Дмитрий БЫКОВ, «Собеседник»
Опубликовал: