Эта птица нам накаркала, напророчила — на столетия. 22 апреля, когда советские граждане по привычке уныло отмечали ленинский день рождения субботником вместо всех угощений, родился великий писатель Владимир Набоков. Жизнь и хромая судьба сделали его эмигрантом, но птица Сирин (его псевдоним) каркала только для своих и про своих. Глубоко русская птица, летающая над бездонной русской топью, непроходимыми русскими лесами и безнадежным, тоскливым русским бездомным простором.
Сын либерала В. Д. Набокова покинул Петербург 18-летним. Бабочки, гимназистки румяные, Тенишевское училище, пейзажи и надежды — все это осталось позади. Впереди был Крым, наш последний берег и бегство в Берлин. В 1922 году какой-то обезумевший монархист попытался застрелить Милюкова, а отец писателя, дворянин, рыцарь и кадет, закрыл его собой. Потом было многолетнее бегство от фашизма. Из Берлина — в Париж, из Парижа — в Америку, за океан, в цитадель свободы.
«Благодарю тебя, Отчизна, за злую даль благодарю!» Злая даль и злое, страшное отечество вблизи, внутри, за спиной. Как в романе «Подвиг», где герой увидел на картинке лес, в который вошел (и не вернулся) мальчик из сказки. И вот герой возвращается в Россию и пропадает навсегда: в подвалах Лубянки, в дальних лагерях. Россия — это сказочный лес, где живут людоеды. И это Набоков понимал уже в 1932 году.
Он учил современников и потомков ненавидеть Сталина и вообще диктаторов. «Истребление тиранов», 1936 год. В 1979-м я переписывала эту новеллу от руки, потому что сборник дали только на одну ночь.
Читайте, сегодняшние сталинисты: «Росту его власти, славы соответствовал в моем воображении рост меры наказания, которую я желал бы к нему применить. Так, сначала я удовольствовался бы его поражением на выборах, охлаждением к нему толпы, затем мне уже нужно было его заключение в тюрьму, еще позже — изгнание на далекий плоский остров с единственной пальмой, подобной черной звезде сноски, вечно низводящей в ад одиночества, позора, бессилия; теперь, наконец, только его смерть могла бы меня утолить».
Спасенный ценою смерти его отца Милюков обманывался и хвалил Сталина на почве плоского восхищения захватом Выборга. Обманывались Бернард Шоу и Лион Фейхтвангер. Набоков не обманывался. Он писал: «Наша богатая осадками, плачущая и кровоточащая страна»; «моя родина, ныне им порабощенная»; «тираны, тигроиды, полоумные мучители человека».
«Приглашение на казнь» написано в 1938 году, но оно актуально и сегодня. Цинциннат был приговорен к смерти за индивидуализм, за нежелание стать прозрачным для толпы и слиться с ней, но разве и сегодня большинство не воспринимает с восторгом «ласковое солнце публичности»? Экстаз «нашистов», единороссов, москвичей, потащившихся 11 апреля на субботник, портреты «В. В.» и «Д. А.» оптом и в розницу, манежи и арены, где холопы по-прежнему «поддерживают курс»…
Набоков — наш вечный спутник. Его тюремные правила я повесила у себя в лефортовской камере в мае 1991 года. Сегодня эти правила можно повесить над всей покорной, пресмыкающейся во прахе страной: «Кротость узника есть украшение темницы»; «Администрация не отвечает за пропажу вещей, а также самого заключенного». Ласковые палачи Ходорковского и Бахминой — чем они лучше мсье Пьера?
И выход нам тоже подсказывает Набоков: не играть с ними в их игру, не соучаствовать, не подчиниться, встать с плахи — и рухнет их мир, и сквозь палача начнут просвечивать предметы, и мы пойдем «среди пыли и падших вещей туда, где есть существа, подобные нам».