Еврейский Мир

Встречи с близкими по кругу интересов людьми, прежде незнакомыми, покинувшими страну своего рождения в солидном уже возрасте, когда, как говорится, уже с ярмарки, откликаются в моей душе двумя противоречивыми чувствами: с одной стороны, это радость, с другой стороны — грусть. Радость объяснять не надо, это, как верно заметил Экзюпери, роскошь человеческого общения. А грусть — это о прошлом, о том, как много мы там своим горбом наработали, чего там добились, через труды и тернии достигли, а здесь оно нам уже и ни к чему. Сколько сил там ухлопано, а тут начинай с нуля. Я не говорю о молодежи, ей тут дорога открыта, с нею-то всё в порядке. Говорю о людях пожилых, бывших востребованными там, а здесь, хоть и облагодетельствованных, но, увы, оказавшихся не у дел. Непривычных к ничегонеделанию, жаждущих трудиться и энтузиастов в душе. Таких здесь немало. Та страна их потеряла, эта по-человечески приняла, но в общем-то… Се ля ви, как говорят французы, такова жизнь…

Мы по разным разлетелись

Странам и материкам,

В Штатах жить — ну, просто прелесть —

Нам, советским старикам!

Хоть мы делали потуги,

Но работы не нашли.

Наши прежние заслуги,

Очевидно, нам зачли.

Речь идёт не о гешефте,

Но имеют здесь в виду:

Старика кормить дешевле,

Чем пристраивать к труду.

Автор этого стихотворения — Виктор Райзман, одессит по рождению, ленинградец по взрослой жизни, годам учебы (в Горном институте) и работы (во Всесоюзном алюминиево-магниевом институте), доктор технических наук, автор 35 изобретений и 140 научных публикаций на русском и английском языках. В Америке с 1991 года. Он очень хотел здесь поработать, была у него именно такая американская мечта. «Возможно, кто-то из читателей знает ответ на вопрос — как нам отблагодарить Америку?», — вопрошал он еще недавно в одной из газетных статей, где рассказал о разработанной им с коллегами интегральной технологии, объединяющей воедино угольную электростанцию и извлечение алюминия из тут же образующейся от сжигания угля золы. Рассказал и о попытках осуществить эту идею здесь на практике. «Такой прыжок не может быть осуществлён в одиночку отставным учёным вроде меня, — писал он. — Я пытаюсь пробудить общественное внимание».

Куда он только ни обращался со своим предложением: в Департамент энергии и в Агентство по охране окружающей среды, к ведущим компаниям по производству электроэнергии и алюминия, в университеты, пробовал пробиться через New York Times и Wall Street Journal — ничего не вышло. «Что ж, Виктор, — сказал ему один американский профессор, — твои идеи и предложения не нужны ни правительству, ни бизнесам. Они нужны только человечеству».

А я добавил бы, что не всему человечеству, а, так сказать, прогрессивному, абстрактно озабоченному всеобщим благом. В таком духе воспитывалось советское общество, но то, что было к месту там, здесь оказалось не привлекательным, ибо здесь капитализм. Производителю электроэнергии не нужен побочно получаемый алюминий. Тем более, что на его получение надо будет затратить электроэнергию, которую он лучше продаст потребителям в уже налаженных с ними отношениях. Производителю алюминия не нужна угольная зола, он ищет сырье побогаче. В общем виде все интеграционные технологии есть продукт интеграционных социалистических идей. Там все новации шли через Госплан или партийные постановления, и не случайно, что с обрушением на территории бывшего СССР директивных органов управления и плановой системы хозяйствования почти вся промышленность рухнула — остановились не только отдельные нерентабельные промышленные предприятия, но даже и целые отрасли промышленности, в прежних условиях проталкивавшиеся как прогрессивные, а теперь — при свете дня — оказавшиеся ненужными.

Не буду продолжать здесь эту политэкономическую тему, она наводит грусть. Жаль отданных той системе десятилетий упорного и вдохновенного труда, изобретательства и глубокого научного поиска. Мы оказались теперь в другой экономической системе, и старые наши наработки здесь большей частью не идут, а на новые у нас уже нет возможности. Но что ж теперь-то руки ломать — жизнь продолжается, и хорошая жизнь! Так что нам интереснее будет вернуться к поэтической стороне творчества инженера-металлурга и доктора технических наук Виктора Райзмана:

Я был на родине мастак

В делах цветной металлургии.

Стихи царапал кое-как, —

Дела заботили другие.

В Америке живу теперь,

Цветным металлам стал не нужен

И, осознав цену потерь,

Поэзии доверил душу.

И, память вороша свою,

Здесь на земле калифорнийской

Стихи недлинные творю

О людях и делах мне близких,

О сердцу дорогих местах

Пишу элегии и стансы…

Поэтом я бы всё ж не стал,

Когда б на родине остался.

Разве наука и поэзия — две вещи несовместные? Вполне совместные, даже в чем-то родственные и взаимно одна другую дополняющие, так что думаю, он и там стал бы поэтом. Да и был им наверняка. Даже не зная еще его стихов, а только читая его статьи и письма, немудрено было увидеть поэзию его научного труда, литературный талант и высокую языковую культуру, а при чтении его стихов, я думаю, каждый почувствует в авторе интеллектуала высокой марки, ясность и научную отточенность каждого слова. Независимо от жанра стихотворения и его темы. Вот, например:

Распорота неба перина

Изогнутой тенью крыла.

Сквозь пух облаков лебединый

Дорога на Запад легла.

И словно невидимый Кто-то,

Источник Любви и Тоски,

Возводит прямые пролёты

Меж ликов и судеб людских.

Расстаться с отчизной не просто —

Могилки меж ровных аллей,

Овраг от времён Холокоста,

Две грядки клубники своей.

Но слёзы Россия смахнула,

Сказала: родимый, держись.

Дала от щедрот два баула,

Сто долларов, паспорт и жизнь…

Атлантики небо и воды

Сливаются в тусклый мираж:

Что высветит факел Свободы

В трёхмерных нерусских мирах?

Что ждёт нас — амвон или паперть?

Что вкусим — нектар или соль?..

Дорога, а может быть, память

За нами висит полосой.

Прилетел, осмотрелся:

Открываю Америку. Ключ мой заржавлен.

Примененье отмычки карает закон.

Ни замка не найти, ни калитки, и жаль мне,

Что с коварным английским я слабо знаком.

Вижу пенные гребни с песчаных откосов,

Между пальмами в солнечных бликах иду.

По асфальтовым просекам свищут колёса, —

Окликают, должно быть: How do you do?

Тротуары пусты — ни клочка, ни огрызка,

Ни прохожего здесь я не встретил пока.

Как сказать мне «Сезам, отворись!» по-английски?

Я не знаю коварного их языка.

Правда, я молодой — семь десятков не прожил, —

Вот листаю словарь, вот сдаю на права…

Тот Колумб не осилил английского тоже,

А прижился. Поскольку была голова.

Или вернемся с автором в Одессу, в июнь 1941-го:

Большой фонтан. Шестнадцатая станция.

Июньский пляж. Спокойная вода.

А там, за невеликими простpанствами,

Встаёт война — великая беда.

Обмениваясь сведеньями куцыми,

Народ к трамваю движется гурьбой.

Всё ждали мировую революцию,

А вот войны дождались мировой.

Отец на опустевший пляж оглядывается,

Тревогу всё пытается скрывать:

— Ну, что же, дачи поиски откладываются —

Ведь нам, сынок, придётся воевать.

Мы входим в дом, идём наверх по лестнице.

Я мал для войн, а папа — в аккурат…

Ему тринадцать с половиной месяцев

Осталось жить до места «Сталинград».

Читаю стихи на его веб-страничке http://www. stihi.ru/avtor/rayzvik. Там целая книга — 256 произведений. Лирических, гражданственных, ироничных, философских, разных, но всегда умных, по-научному точных, поэтически складных и искрометных. Они — как привычный их автору, мастеровому цветной металлургии, алюминий — легкий, чистый, сам по себе красивый, к тому же пластичный, электропроводный, сверкающий крылом самолета на солнце.

Старею, завожу болезни,

Их груз растёт, как снежный ком.

Должно быть, черти поналезли,

Чтоб в ад отправить прямиком.

Да, тело у меня с гнильцою,

Зато душой я чист почти.

— Эй, черти! — выкрикну в лицо им.

— Я не для дьявольской печи!

Добро творю на белом свете;

И не мздоимец, и не враль…

— Мы ангелы, — они ответят.

— И мы тебя готовим в рай.

А вот — уже напоследок — чудесная, на мой взгляд, миниатюра. Она для разминки, из цикла миниатюр, которые поэт, обыграв свою фамилию, назвал райзминками:

Уж так заведено на белом свете,

Будь времена прекрасны иль плохи, —

Из женщин от мужчин выходят дети,

А из мужчин от женщин — лишь стихи.

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться