Ли Миллер. Фото: forbes.ru
«Я много раз представляла, как это случится. В каком городе и с какими товарищами мы будем отмечать окончание войны и смерть Гитлера, и какой будет его смерть…».
Из письма Ли Миллер редактору журнала Vogue Одри Уизерс
Среди множества фотографий, запечатлевших последние дни Второй мировой войны, есть классические кадры, включая «Знамя Победы над Рейхстагом» Евгения Халдея и «Водружение флага над Иводзимой» Джо Розенталя, уже давно ставшие символами Победы.
Есть, конечно, и менее яркие свидетельства той, уже ушедшей в историю эпохи, нет только среди них ни одного второстепенного или не заслуживающего внимания снимка. В этом ещё раз убеждаешься, когда пересматриваешь фотографические работы Ли Миллер. Недавняя выставка её наследия в Нью-Йорке и вышедший в том же 2024 году кинофильм «Ли» с блистательной Кейт Уинслет в главной роли вызвали дополнительный интерес к жизни и творчеству этой парадоксальной, несомненно смелой и исключительно талантливой женщины. Той, которая когда-то ослепила Америку и Францию как модель, а потом прославилась как незаурядный военный фотокорреспондент.
Однажды двадцатилетняя Миллер переходила улицу в Нью-Йорке, когда её чуть не сбила машина. Это был тот случай, когда сама судьба постучалась к ней в дверь. Человеком, который помог ей подняться оказался издатель и генеральный директор крупнейшей журнальной империи Конде Наст. И дальше, уже как в сказке, её изображение вскоре появилось на обложке Vogue — самого популярного журнала в сфере моды. Сказочный дебют вызвал небывалый интерес к новой звезде, её снимают всё чаще и чаще. Тогда, в 20-е годы прошлого столетия, ещё не было такого слова, но её по праву можно было бы назвать супермоделью. Вместе с популярностью к ней приходит амбициозность: она хочет не только успешно сниматься, но и самой попробовать себя в искусстве фотосъёмки. Одержимая этой идеей, она переезжает в Париж, чтобы поступить на обучение к Ман Рею. Он, сын еврейских эмигрантов из России (его имя когда-то было Эммануил Рудницкий), перебрался в Париж из Филадельфии, став к тому времени известным французским художником и фотографом-авангардистом (к слову, в 2022г. аукционный дом Christie’s продал его знаменитое произведение «Скрипка Энгра» за 12,4 миллиона долларов, что сделало её самой дорогой фотографией в истории). Ли Миллер становится ученицей признанного мастера, его соратницей и музой. Когда она взяла в свои руки камеру, оказалось вдруг, что у неё есть редкий дар замечать в лицах что-то такое глубокое и уникальное, чего не видят другие. Под влиянием прославленного мэтра формируется её особая стилистика, достигшая своих вершин в военные годы. В 1944 г. она получила аккредитацию в Вооружённых силах США и в качестве военного корреспондента была отправлена в Нормандию. Самая захватывающая и, может быть, самая спорная фоторабота с её участием уводит нас в 45-й год. 30 апреля Ли Миллер вместе со своим коллегой из журнала Life Дэвидом Шерманом забрела в здание на 16 Prinzregenteplats, где в уже заброшенной мюнхенской квартире ранее жил Гитлер. Среди всех его резиденций, убежищ и ставок именно эта мюнхенская обитель занимала особое место. Здесь, более чем где бы то ни было, он чувствовал себя как в родном доме. Может быть, потому что столица Баварии была ему намного ближе любого другого города в Германии, включая Берлин, к которому он относился, похоже, так же, как Сталин – к Ленинграду. Он даже хотел перенести столицу Третьего рейха из Берлина в Мюнхен, но что-то помешало (уж не название ли довоенного советского пива «Красная Бавария» заставило его призадуматься?). В тот день, когда Ли и Дэвид вошли туда, на другой стороне Германии в берлинском бункере Гитлер и его жена Ева Браун покончили с собой. Это станет известно из сообщения ВВС только в полдень 1 мая. Но они как будто уже знали об этом или, во всяком случае, осознавали, что эта долгая и невиданная по жестокости война вот-вот завершится. В то же утро она была среди первых, кто вошёл в только накануне (29 апреля) оставленный эсэсовцами концентрационный лагерь Дахау перед подходом к Мюнхену 45-й пехотной дивизии 7-й армии Соединённых Штатов. На территории созданного нацистами современного ада она фотографировала груды мёртвых тел в переполненных грузовиках и вагонах, которые избежали сожжения только потому, что в лагере за пять дней до этого закончилось топливо. Снимала она и скелетообразных заключённых, всё ещё лежавших на нарах и не имеющих сил праздновать своё освобождение. В письме редактору Vogue Ли Миллер описала Дахау как огромное пыльное пространство, по которому ступали тысячи осуждённых – ступни, которых болели, шаркали и дрожали от холода, переминаясь с ноги на ногу, чтобы облегчить боль, и, в конце концов, стали бесполезны, разве что отвести их в камеру смертников». Далее она добавляет: «Ну, ладно, он умер. Для меня он никогда по-настоящему не был живым до сегодняшнего дня. Пребывание в доме Гитлера, — продолжила она, — сделало его менее сказочным и, следовательно, более ужасным, вместе с небольшим доказательством того, что у него были некоторые почти человеческие привычки…». Побывать в лагере смерти и в тот же день, спустя только несколько часов, оказаться в покоях Гитлера, – это, конечно, шок, потрясение, которое уже не отпускает художника.
Фото: kulturologia.ru
В поисках композиции все еще продолжавшейся фантасмагории, в которой она оказалась, Ли обошла девятикомнатные апартаменты Гитлера и остановила свой выбор на самой важной из них: ванной – частном пространстве Гитлера, — в которое она должна войти, чтобы сделать документальную съёмку в том сюрреалистическом воплощении, к которому страстно тяготела ещё с парижских времён. Не меняя обстановку и окружающие её предметы, она добавила только фото недавнего пользователя этих удобств, которое поставила за собой на бортик самой ванны, а также наспех сброшенную на стул американскую военную форму и военные ботинки со следами оставшейся на них грязи. Она «чернит» белый коврик в ванной комнате Гитлера, словно, соединяя собой те два пространства, в которые в тот день окунулась. Две параллельные прямые, конечно, не пересекаются, но только в классической геометрии. В человеческой жизни, вопреки утверждению древнего математика, параллельные миры сталкиваются и нередко с губительными последствиями. Перед тем как войти в ванную, она настроила свою камеру, и Дэвид сделал фотографию, которая со временем станет известной как своего рода меткая визуальная метафора конца войны. Её сын Энтони Пенроуз высказал мнение изданию The Telegraph: «Я думаю, она показала Гитлеру знак V. На полу её сапоги, покрытые грязью Дахау, которой Ли затоптала весь пол в ванной Гитлера». По его словам, это знак того, что она победительница. Художественный критик журнала The New Yorker Крис Уайли считает, что соблазн представить фотографию как талисман триумфа, средний палец или своего рода очищающий ритуал, когда монстр повержен, довольно поверхностный. В своем примечательном и эмоциональном эссе, написанном в форме личного обращения к нашей героине, Кэти Хоупвелл акцентирует внимание на то, какими глазами она смотрит на обнажённую скульптуру, стоящую в ванной на столике – «как будто рассматривая собственное прошлое… Это потому, — продолжает она, — что, как предполагает твой биограф Кэролайн Берг, ты видишь в скульптуре напоминание об арийском идеале Гитлера и о том, как ты соответствуешь ему своими голубыми глазами и светлыми волосами…». И ещё один её тезис: «Когда ты забиралась в ванну, ты должна были знать, даже сквозь туман опьянения, что, поместив портрет Гитлера на борт ванны и заставив Дэвида сфотографировать себя обнажённой рядом с ним, ты сделала шаг, который был изначально опасен для твоего рассудка… Но ты была достаточно храброй, чтобы отправиться туда для того, чтобы мы увидели, каково это. Ли, я приветствую тебя!». Такого рода оценки, кроме всего прочего, говорят, что эту фотографию, как и ряд её других работ, отличает — присутствие в ней, если можно так выразиться, надсюжетных смыслов, той художественной ткани, без которой не бывает подлинного искусства. Поэтому её произведение гораздо сложнее, чем может показаться.
Советский офицер-гвардеец и военный корреспондент американской армии Ли Миллер в Торгау, 1945 год. Фото: David Sherman
Не меняя документальность того, на что наведена фотокамера, она неизменно сообщает что-то важное и о себе. Такой снимок, входя в контакт со зрителем, обретает особый привкус, когда, наряду с главным сюжетом, важную роль играет психологизм созданной ею картины – последней, окончательной и прощальной фотографии её военной жизни. С этой карточки на нас смотрит не победитель. Как будто до конца не веря, где она находится, Ли Миллер рассматривает всё то, что её окружает, но не глазами триумфатора, а взором узника. Когда-то судьба уготовила ей дорожное происшествие в Нью-Йорке, чтобы круто перевернуть её жизнь. Здесь тоже произошёл переворот в её жизни, только с другим уже знаком и в другом направлении. Война близится к победному концу, но во взгляде Ли Миллер нет ликования, победной радости, тем более, торжества. Скорее, наоборот, нам передан тревожный взгляд на тревожной фотографии победного года. Каждому, кто его видел, этот взгляд запомнится надолго. В нём словно застыла сошедшая с полотен Рембрандта какая-то вечная горечь, тяжесть увиденного и пережитого. Следы невиданных зверств, которые она запечатлела тем утром, будут сопровождать её всю оставшуюся жизнь. С того апрельского утра сохранилось только около трети её негативов. Спустя два месяца, в июне 1945г., уже после того как Vogue опубликовал жёсткую подборку фотографий, которую Миллер сделала в Бухенвальде под кричащим заголовком «Верьте в это!», она посетила офис журнала и по массе своих негативов безжалостно прошлась ножницами. Сотрудник журнала позже вспоминал, как она сказала: «Я не хочу, чтобы кто-то видел всё то, что я увидела, но я оставлю достаточно, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что там творилось…».
Так начиналась её депрессия, перешедшая позднее в алкоголизм – путь, который не миновали и солдаты, запечатлённые на двух упомянутых выше широко известных снимках. Их лиц на тех фотографиях не видно, все они сняты со спины. Тогда был важен символ Победы. Сейчас — её осмысление. Водружение знамён говорит о Победе, «простые» же кадры повествуют о самой войне.
Дэвид Шерман пережил близкую подругу своей военной поры на 20 лет. В одном из писем к нему она описала своё странное беспокойство: «По какой-то причине мне всегда хочется быть где-то в другом месте…».
Борис Липецкер
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...
