Американская образованщина, по идее, должна любить 50-летнего Илона Маска хотя бы за то, что производит модные у нее электроавтомобили «Тесла» и порвал с Трампом из-за того, что тот вышел из Парижского соглашения по борьбе с климатом.
Я впервые прочел биографию Маска, уроженца южноафриканской Претории, лишь работая над этой статьей, и тоже воспылал к нему, но по своей причине: в 2018 году он взялся за производство огнеметов на случай зомбического апокалипсиса и продал 2 тысячи штук, а мой батюшка изобрел советский огнемет ЛПО-50 (и даже не получил за это несчастную Сталинскую премию, потому что, по его словам, из принципа отказался внести в наградной список каких-то посторонних генералов).
Но Маск был под подозрением у прогрессивной общественности США хотя бы потому, что высказывал неправильные мнения о ковиде-19, и на прошлой неделе начал вызывать у нее животную неприязнь, когда изъявил желание купить гигантскую социальную сеть «Твиттер» — с целью отучить ее от цензуры. Если любимым оружием пролетариата якобы был булыжник, то любимым оружием нашей либеральной элиты является цензура; и намерение Маска лишить ее этого булыжника подвигло властителей наших дум на совершенно безумные заявления, которые я собираю уже несколько дней.
В отличие от правительства США, чьи руки связаны Первой поправкой к Конституции, гарантирующей свободу слова, частные соцсети вольны наводить цензуру и все чаще пользуются своим правом «модерировать контент» (это распространенный эвфемизм для наведения цензуры). Поскольку корни большинства соцсетей уходят в почву ультралиберальной Кремневой долины, а их владельцы и сотрудники идеологически гомогенны, жертвами их «модерации», как правило, являются консерваторы.
Самой влиятельной из них является «Твиттер», любимая соцсеть американских журналистов, который безжалостно банит тысячи подписчиков, чьи взгляды кажутся ему спорными, в том числе президента страны (Трампа).
Трампу изгнание из «Твиттера», возможно, даже пошло на пользу.
Но вот когда соцсеть забанила «Нью-Йорк пост» со статьями о ноутбуке Хантера Байдена, которые полтора года спустя были объявлены достоверными, она, возможно, изменила результат выборов 2020 года и этим обрекла нас на беспощадную инфляцию, а украинцев — на геноцид (я убежден, что Путин не покусился бы на Украину при Трампе, от которого можно было ждать, чего угодно; психов обычно обходят стороной. В доказательство напомню, что Путин-таки не попер на Украину при Трампе).
Намерение Маска купить «Твиттер» и превратить его в вольницу, которой Интернет виделся его зачинателям, сначала привело левых в полуобморочное состояние, а потом побудило разразиться бурным потоком горячечного бреда. Как всегда, отличился родившийся в Москве обозреватель «Вашингтон пост» Макс Бут, отец которого, глубокомысленный Александр Бут, является моим старым другом. Публицист Матт Уэлч недаром назвал Максика на сайте «Ризон» «апокалиптическим троллем»: в царствование Оранжевого Бут-младший писал, что «я бы скорее проголосовал за Иосифа Сталина, чем за Дональда Трампа».
Чтобы заявить такое, нужно либо совсем не знать историю, либо безнадежно помешаться на трампофобии. В другой момент озарения Макс Бут призвал Федеральную комиссию по коммуникациям наехать на «Фокс ньюс», дабы сорвать «заговор против Америки».
Услышав, что Маск покушается на «Твиттер» с намерением обуздать его цензорские наклонности, Максик написал в «Вашингтон пост», газете, принадлежащей прогрессивному воротиле Джеффу Безосу, второму по богатству жителю Земли после Маска: «Он (Маск — В.К.), похоже, считает, что в соцсетях все дозволено. Для того чтобы демократия выжила, нам нужно больше модерации контента (то есть цензуры — В.К.), а не меньше!».
Еще несколько лет назад в интеллигентских кругах США Макса посчитали бы авторитарным держимордой и перестали звать в гости. Но сейчас заявления, что для торжества демократии требуется усиление цензуры, звучат в этой среде совершенно органично. Вот почему: под «демократией» в ней ныне понимают не тип политического устройства, а господство Демпартии.
Поэтому беспорядки 6 января прошлого года принято называть в СМИ «атакой на нашу демократию», хотя их участники не собирались изменить политическое устройство страны, а бесились, будучи уверены, что выборы украдены демократами (или «дымокрадами», как их называли в России при старом режиме).
Многие знакомые пользователи «Фейсбука» (единственной соцсети, которой пользуюсь я, да и то через пень-колоду) жаловались мне, что он банил их за спорные и даже совершенно невинные высказывания. И я знаю многих, которые были вынуждены менять свои имена, чтобы туда вернуться. «Фейсбук» велик, но «Твиттер» имеет большее влияние на общественное мнение, а аудитория его неизмеримо больше, чем у любой газеты мира. Когда до властителей наших дум дошло, что Маск собрался лишить их этого монопольного идеологического инструмента, они сбрендили.
Ряды помешавшихся включали, конечно, не только пузатую мелочь, вроде Макса Бута, но и бывшего министра труда при Билле Клинтоне, бородатого карлика Роберта Райша, который сразу сообразил, к чему может привести воцарение Маска в главной соцсети Земли, и возопил 14-го числа: «Трампа ни в коем случае нельзя пустить обратно в «Твиттер»!»
«Зовите меня радикальным леваком, — твитнул в тот же день Райш, — но я не хочу, чтобы Интернет контролировал какой-то олигарх!». Занятно, что до сих пор карлик не замечал того, что агентство «Блумберг» контролирует олигарх Блумберг, а «Вашингтон пост» — олигарх Безос.
Карлик на этом не остановился и продолжал стучать по клавишам (или диктовать секретарше, потому что не мог до них дотянуться). «Мы наблюдаем враждебное поглощение «Твитера» самым богатым человеком в мире, который регулярно затыкает критикам рты, — бесновался Райш. — Вот как выглядит олигархия!»
«Враждебное поглощение «Твиттера» Маском не имеет отношения к свободе, — продолжал бородатый гном. — Речь идет о власти: его власти над тем, что могут сказать люди, особенно насчет его самого. Ни у одного олигарха не должно быть столько власти над нашей демократией!».
Выше я объяснил, что означает термин «наша демократия» на языке карликового народца. Демократы привыкли к монопольной власти над средствами общения между людьми и уверены, что Маск хочет купить себе такую же монополию, какой сейчас обладают они. Другие побуждения не приходят им в голову, потому что они судят по себе.