Одесский дворик. Фото: kino-teatr.ru
«И когда дома сносили, мы с тобой, мой друг, шутили: не беда»
Песня «Городок»
Двор моего детства находился в трёх шагах от Дерибасовской и Греческой площади.
— Ой, я дура! — причитает тётя Дуся из двенадцатой квартиры, сокрушаясь, что уступила соседям сарай.
— Я цыганский барон, я имел много жён, — распевается Гарик с первого этажа. Если бы барон знал, сколько жён было у Гарика, его хватил бы апоплексический удар! Худощавый парень демонстративно плещется у колонки. Это Жорик, он вернулся из армии. Так наступало утро в доме моей юности…
В глубине двора слышен стук молотка, пахнет свежей стружкой — дядя Ваня мастерит швабры. На следующий день прохожу мимо магазина на углу Дерибасовской и Карла Маркса.
— Кому пол мытый? — неуклюже рекламирует товар сосед.
Игры с водой — излюбленное развлечение детей той поры. Бабушка Павлова из пятой квартиры наблюдает за порядком: «Отойди от крана!» гаркает она каждые десять минут.
Солнце поднялось выше, близится полдень. Неутомимая соседка Гаркуша в белоснежной косынке копошится на грядках.
— Света, брось мне ключи от машины! — кричит жене Аркадий, акцентируя последнее слово. В те годы автомобиль был предметом зависти. Светлана — отличная портниха, и у неё гора заказов. Большим успехом у дам пользуются юбки с запАхом. Этот фасон в Одессе ( и не только в Одессе) называют «мужчинам некогда».
Наша квартира считается малокоммуальной: одна соседка, с которой нас сближает общий коридор и туалет. Мура — пожилая, женщина с непростым характером. В прошлом активистка и общественница. Вечерами слышно, как она громко говорит сама с собой: «Пусть вы член партии с довоенным стажем, но вы неправы!» Искалеченные коммунистической идеологией люди…
В доме есть достопримечательность — общественный туалет! Он пользуется популярностью. Каждого забредшего во двор чужака с растерянным взглядом инструктируют догадливые соседи: «В конец и налево».
Время идёт, и дети возвращаются из школы.
— Цыц, бо дулю дам, — раздаётся звонкий голос. Во двор вошла Жанна — смуглая и задиристая девчонка.
Скромные радости детства и убогий советский быт казались нормой, ведь другого мы не знали. Это «прекрасное далеко», где солнце яркое, хлеб ароматный, а родители молодые. Если что и вызывает ностальгию, то это открытость и доброжелательность людей.
Звучит солёная шутка — тётя Слава ведёт вечный бой с дворовыми сплетницами. Злые языки говорят, что в годы войны молодая и красивая соседка весело проводила время с румынскими оккупантами. Она осталась в памяти приземистой, суровой дамой с вечной папиросой в руке. Ко мне Слава относится хорошо.
— Миша, я вашу семью очень уважаю, — говорит она. — Мне нравится твоя мама, мне нравится твой папа, но папа нравится больше, я ведь не гермафродит! Её сын, мой тёзка, военный музыкант не доживёт до сорока пяти лет. Его привезут в цинковом гробу из далёкого афганского гарнизона. Соседи выйдут проститься, и убитая горем мать будет смотреть в одну, только ей известную точку.
— Маріэ, звідки вітер віє? — приветствует Роман Маркович молодую соседку. Маша смущённо улыбается.
Дядя Шура — наш сосед по лестничной клетке — знатный рыбак. В сезон целыми днями пропадает на море. Его долговязую фигуру часто можно наблюдать на пирсе Ланжерона.
— Рома — солнышко моё еврейское,— кричит он Роману Марковичу, — заходи в гости, я рыбки пожарил.
Одесса всегда была многонациональным городом, и мой двор — тому подтверждение. Среди жильцов дома: русские, украинцы, болгары, евреи, гагаузы, греки, поляки и даже одна бабушка-шведка. Конфликты между соседями случаются нередко — по пустякам и бытовым вопросам. Интересно, что никто не позволяет себе оскорблений на национальной почве, кроме совсем уж опустившихся типов…
Я помню середину 70-х, первые письма из Вены, Рима, Нетании, Нью-Йорка. Лёва, делая страшные глаза, шепчет: « Мои документы — сами понимаете где…». Соседку по лестничной клетке Милу увезли в Америку ещё школьницей. Она приезжала в Одессу из далёкого Лос-Анджелеса в 1989 году.
— Неужели я тут жила? — удивлённо спрашивала Мила.
— Даже не сомневайся, жила, — отвечал я. — И целовалась не по-детски.
Постепенно исчезают знакомые лица, а в опустевшие квартиры въезжают новые жильцы. Один из таких новосёлов — отставной офицер Левченко.
— Сынок, посмотри на мои руки, — пьяно улыбается он. — Мне шестьдесят четыре года, я хрен работал!
Незаметно наступает вечер, из летнего кинотеатра «Комсомолец» доносятся приглушённые звуки фильма.
Уже за полночь слышен громкий еврейский шёпот с соседней веранды: « Мама, мы никому не мешаем». Это Давид, который каждое лето приезжает с семьёй из Ленинграда.
Прошли годы, детство давно закончилось, но двор сохранился. Только жильцов там почти не осталось: часть дома превратилась в подсобные помещения торгового центра, другой флигель снесли. Но я навсегда запомнил его просторным, вымощенным плитами из вулканического камня, увитым виноградом, солнечным и самым лучшим.
Михаил ГИТЕЛЬМАН. Израиль
Об авторе:
Живет и работает в Израиле 22 года. Публикуется в израильских, российских, украинских и канадских СМИ, а также в литературных альманахах.
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
