Еврейский Мир

Владимир Янкелевич

 

Представим себе старого актера. Вот он сидит в последний раз в своей гримерной. Снимает грим. Что видит он в зеркале? Кто он на самом деле? Он сыграл так много ролей, что успел забыть, как выглядит без грима. Есть ли у него свое лицо? Хамелеон может менять окраску. Но тогда какого же цвета хамелеон? Зеленый? Серый? Должен же у него быть свой цвет!

Раввин Адин Штайнзальц

Мысли эти живут во мне давно, с самого детства в толерантно-интернациональном в то время Баку. Я и тогда, в детстве, знал, что мы евреи и чем-то отличаемся от окружающих. Только вот чем? С прямыми антисемитскими действиями мне в детстве сталкиваться практически не приходилось.

Разве что фон в школе… Изучали всяких египтян, скифов, римлян и ассирийцев. Подробно изучали великого русского писателя, великого русского поэта, затем великого русского полководца и великого русского мореплавателя или ученого…

И этим можно было гордиться, чувствовать себя частью великой общности, великого народа. Евреев просто не существовало в школьной науке. И чувствовали мы себя не наследниками великой общей истории и судьбы, а примкнувшими, присоседившимися, «прочими», как нас называли, заполняя школьный журнал по национальному составу учеников.

Все время хотелось крикнуть, как Маугли, «Мы с тобой одной крови – ты и я». И оттуда шло преувеличенное стремление быть не хуже, а лучше во всем, в хорошем и плохом. Если контрольная по математике, то ты первый, и если прогулять уроки, вместо школы пойти в кино, то и там не из последних. И часто приходилось слышать, не реагируя, — он хороший парень, хоть и еврей. Возможно, нужно было реагировать, возможно, но это детство. Хочется быть с сотоварищи.

Потом «суета сует» закрутила, и эти мысли отошли куда-то. Но история с памятником Мандельштаму во Владивостоке напомнила, вернула.

Мой добрый знакомый Валерий Ненаживин, художник и скульптор, на свои средства сделал фундаментальную скульптуру-памятник Осипу Эмильевичу. Что повлияло – не знаю, может то, что Валерий, большой ценитель и знаток творчества Мандельштама, как-то ощущал свою сопричастность к судьбе поэта, закончившего жизнь в ГУЛАГе, во владивостокском пересыльном лагере, неподалеку от мастерской Ненаживина.

Памятник он с помощью городской администрации установил в том месте, где некогда стояли лагерные бараки.

А потом началась совсем другая история. Член союза писателей России, приморский поэт Борис Васильевич Лапузин, опубликовал во владивостокской газете статью, основной мыслью которой было, что с какой это стати ставят памятник еврею, в то время, как русским писателям еще не всем поставили памятники. Да и самому Лапузину еще не поставили. Потом таких выступлений стало больше.

И через несколько дней, ночью, кто-то кувалдами отбил у памятника кисти рук. Хотели отбить голову, следы ударов кувалды были видны хорошо, но высоко было, да и внутри арматура была, так что ограничились кистями рук да грязными граффити. Памятник Ненаживин восстановил, но его разбили опять, и он обратился за помощью ко мне, тогдашнему председателю еврейской общины Владивостока, а я, в свою очередь, к всевозможным спонсорам, оказывающим поддержку общине. Ответ был у всех одинаковый: Мандельштам не еврей, он крестился, вот пусть на это церковь или союз писателей деньги выделяет. Наша же забота – евреи и еврейские организации. А нееврейские организации считали, что это еврейская проблема…

Этот мандельштамовский кризис разрешался довольно долго и сложно. Даже Иосиф Бродский помогал из своего далека. В конце концов многострадальный памятник поставили на внутренней территории университета, вроде все довольны.

Но для меня эта история стало точкой возврата к теме о бегущих от своего еврейства, или, быть может, не нашедших его. От «тех» ушел Осип Эмильевич, а к «этим» так и не пришел! Вот и Блок в своем дневнике сделал запись про Мандельштама, который «хоть и артист, но жид».

Много их, очень много, ушедших, да так и оставшихся в пути. И все разные, и причины у всех совершенно разные, для каждого из них важные и значимые. Но это не попытка вырваться из гетто, его уже не было, это что-то совсем другое.

Возможно, ответ нужно искать в словах Осипа Мандельштама:

«кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незнакомый утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором смутно догадывался и бежал, всегда бежал».

И вот еще, послушайте:

«Крепкий румяный русский год катился по календарю с крашеными яйцами, елками, стальными финляндскими коньками, декабрем, вейками и дачей. А тут же путался призрак — новый год в сентябре и невеселые странные праздники, терзавшие слух дикими именами: Рош-Гашана и Иом-Кипур».

Или его тезис из статьи «Слово и культура»:

«…теперь всякий культурный человек — христианин…».

Ну ушел от еврейства, но что нового в том? Ведь практически вся история евреев наполнена историями отпадения евреев от еврейства. Не просто так Моше разбил скрижали! Все же вопрос не давал покоя. Как-то незаметно я начал обращать внимание на детали, которые раньше не замечал.

Вот, к примеру, бесконечно почитаемый мной Александр Галич, крещенный, как и многие москвичи и ленинградцы Александром Менем. Есть у него стихотворение «Ночь перед Рождеством». Я не претендую на разбор этого стихотворения, но на некоторые особенности хотелось обратить внимание.

«Только потому, что так положено,/Я прошу прощенья у людей». Откуда это? Откуда положенность просить прощенье у людей в канун нового года, даже за те обиды, которые нанес неумышленно и даже о них не знаешь?

А это легко узнаваемый еврейский обычай (религиозное требование) в месяц, предшествующий Новому году – Рош-А-Шана, очиститься от грехов, совершенных в отношении всех людей, явно или не явно, так как суд всевышнего в Рош-А-Шана судит по делам твоим.

Откуда у Галича это? От Александра Меня или из детства? Но только вот «Все снежком январским припорошено,/Стали ночи долгие лютей». Да, но если это в Рош-А Шана, то праздник осенью, где-то в сентябре.

А может я вообще не прав, есть какой-то православный обычай, которого я не знаю? Но дальше: «Я надену чистое исподнее,/Семь свечей расставлю на столе». Почему семь? Семисвечник? Это точно, не христианство. Но свечи (кроме шаббатних) евреи зажигают на Хануку, которая действительно в то время, когда в России все снежком припорошено, вот только свечей не семь, а восемь плюс одна. А семисвечник тоже есть, вот он, на гербе Израиля, но только его не зажигают в праздник. Все как-то перепутано. И не еврейская традиция, и не христианская, где-то между.

Конечно, Александр Галич не бежал от своего еврейства. «Пепел Клааса стучится в сердце» — достаточно прочитать его «Кадиш». Но «вновь я печально и строго/С утра выхожу за порог-/На поиски доброго бога», и на этой дороге ему встретился Мень, а не раввин. Но все же, мог же он попытаться сначала понять, за что его и мои предки так крепко держались, узнать, разобраться, а уже потом делать выбор? Что поделаешь, то, что есть.

Осознанный выбор взрослых людей нужно уважать. Но осознанный ли? Как-то мне одна новообращенная дама сказала: — Я пошла в церковь, поставила свечку, и теперь Б-г должен…. Я попросил ее: — Ты уж прости долги старому, но гордись, ты единственный человек на земле, которому задолжал Б-г!

Какой уж тут осознанный выбор, я думаю, так, вместе со всеми, чтобы не выделяться.

«Евреи — старый народ. Долог наш путь, а в пути, бывает, подхватишь какую-нибудь заразу. Таков тяжелый недуг: еврейская самоненависть. На протяжении истории им страдали немногие, но во все времена случались люди, заболевшие этой болезнь» — писала Дина Рубина.

А может не столько самоненависть, сколько мимикрия, стремление слиться с окружающей обстановкой? Но мы все из этой обстановки, значит дело не в ней, вернее не только в ней, а еще и в чем-то другом.

В ответ на внешнее давление один надевает маску иной культуры, языка, религии, (помните «Русское поле», слова Инны Гофф, музыка Ян Френкеля, исполняет Иосиф Кобзон), а другой уходит в отказники – «Отпусти народ мой!».

Не так давно Израиль посетили такие российские литературные «звезды», «урожденные евреи», искренне гордящихся тем, что у них с Израилем – ничего общего. Это Людмила Улицкая, Дмитрий Быков, Александр Кабаков, Мария Арбатова и др.

Так Людмила Улицкая, как написано на одном из сайтов, «со свойственной ей прямотой заявила восторженно внимавшей публике, что «хотя она и еврейка, но по вере – православная христианка», что «ей морально тяжело в Израиле», а Кабаков на каждом шагу говорил о своем истовом христианстве, по поводу и без повода крестился…

Дмитрий Быков сообщил, что, по его мнению, «Израиль – историческая ошибка», а Арбатова охарактеризовала Израиль в целом как «бесперспективный проект»…

Об этом писал на страницах московской «Еврейской газеты» историк и социолог д-р Алек Эпштейн:

«Именно такова, — пишет он, — природа отторжения Израиля М. Арбатовой и ряда других современных российских литераторов и интеллектуалов еврейского происхождения: их никто насильно не вел в Антисионистский комитет советской общественности, подобная позиция – их сегодняшний свободный выбор». И далее журналист подчеркивает: «Свободный выбор национального самоотречения, отчуждения от проекта возрождения национальной государственности народа, к которому принадлежат и они сами».

Значит все-таки самоненависть? Скорее то, что покидая группу дискриминируемую и слабую и присоединяясь к привилегированным и сильным, выкрест официально и публично избавляется от того признака, который в данное время и в данном месте служит маркером принадлежности к дискриминируемой группе. В России крещение, как и принятие буддизма или, например, ислама, от еврейства избавить не могло.

Нужно было избавиться от других знаков, от имени и отчества в первую очередь, да и фамилию желательно поправить. А если фамилии не Рабинович, а Арбатова, Кабаков, Улицкая, Быков то тут нужен иной маркер – подойдут и заявления типа «бесперспективный проект»…

И душа мечется в поисках оправдания. Кто же говорит себе: я трус, я малодушен, я отступник! Как жить с таким сознанием! Не лучше ли сказать себе: я скроен, я вылеплен по-другому, я создан для иных звуков, иных миров, и родство свое, с украденным его первородством, не ставлю ни в грош. Аркадий Львов как-то сказал по этому поводу:

«Заставь еврея петь гимны, — и лучшего гимнюка не придумаешь».

Но это все дела галутные. Здесь, в Израиле, проблемы другие и, казалось, что это осталась там, далеко, в России. Но это только казалось. Сколько талантливых людей приехало в Израиль!!!

У них была своя работа, в которой они достигли немалых успехов, особенно в развитии русской культуры, но что в их работе принадлежало им, а что другому народу, который никогда их своими не считал и своей культуры им на откуп не давал? Если духовная жизнь еврея была заемной, чужой, то что же свое, неизменное?

В галуте еврей столетиями подражал приютившей его нации, и преуспел в этом (помните: «Мы — немцы Моисеева закона!»), а здесь, в Израиле?

Этот – копия португальца, а тот – копия грузина, вот бухарец, а вот марокканец, копия тех или этих, в зависимости откуда приехали… Тогда кто же объект подражания? И появляется подражание, как пишет Адин Штайнзальц, «абстрактному гою.

Но такового не существует! Поэтому подсознательно избирается модель, которую в хасидизме называют «гоем, который живет в еврее». И этот объект подражания дал нам таких евреев, которые «более неевреи, чем самый чистокровный нееврей».

«А где же свидетели? — шепнул в другое ухо Коровьев (из «Мастера и Маргариты» Булгакова) — Я вас спрашиваю, где они?»

Недалеко: недавно некий израильский «публицист» написал в комментариях на мою статью «Один на один с Ираном»: «Кстати, очень многие израильские политики и генералы говорят, что для Израиля главная проблема — не Иран, а наши ультраортодоксы». Понятно, что каждый находит то, что ищет, и выдергивает слова из контекста в угоду своей цели, но направление мысли очевидно.

Вот и выливается стремление изжить в себе «хаос иудейский», неприятие своего еврейства, обида на всех, за то, что «пришлось приехать к ним», всевозможными левыми выходками, борьбой против своего народа уже в форме леворадикальных организаций здесь, на израильской почве. А то, что это еще и оплачивается, делает эту борьбу более комфортной и приятной.

«Евреи, как известно, народ-богоборец. При условии, что Бог есть. Если же Бога нет, то всю священную ярость еврей обрушивает на собственный народ. Как скорпион, жалит самого себя в голову»

— пишет Дина Рубина по этому поводу.

Действия их разнообразны и многочисленны, описаны в печати. Чего стоит, например, стенания «Бецелем» по поводу «палестинки, убитой израильтянами слезоточивым газом повышенной концентрации»! Ну, оказалось впоследствии, что она и не была на демонстрации вовсе, а умерла от рака – велика важность! Главное засветиться вместе с палестинцами против Израиля и евреев! При чем здесь правда? Эту ложь радостно подхватили прочие израильские коллеги по антисионизму, «Анархисты против стены», «Еш дин», «Гуш шалом», «Врачи за права человека-Израиль», сотрудничающий с «Еш дин» адвокат Мишель Сфард, «Аль хак» и «Нарушая молчание».

И непонятный либерализм – никто за ложь не был привлечен к ответственности.

А вот еще конкретный результат деятельности этих организаций — 200 солдат ЦАХАЛа на мушке у террористов.

Но ведь если так болит их правозащитное сердце, то почему оно болит только однонаправлено? Вот, например, за заложника Гилада Шалита болит как-то не очень. Трудно понять их одностороннюю правозащитность, возможно это все та же борьба с «хаосом иудейским» в своей душе?

Но можно ли уйти от себя? От того, что записано где-то глубоко, в генах? Когда жизнь идет своим чередом – стоит ли задумываться. Но обязательно наступает время, когда приходится снимать грим. Что это за лицо в зеркале? Кто этот старый еврей? И тогда настает время сказать: простите меня, я шел извилистым путем, но я вернулся!