Я участвовал в десяти Всемирных шахматных олимпиадах — один раз играл за советскую команду и девять раз — за американскую.
Олимпиады — соревнования особые. Съезжаются около двух тысяч шахматистов со всего света — от чемпионов мира до представителей Папуа — Новой Гвинеи, не вполне уверенных, в какую игру они играют. Много выходцев из покойного СССР, выступающих за самые разные команды планеты, правда, всё же не за Папуа. Мне кажется, уроженцы СССР заняли в шахматах то место, что шерпы в альпинизме. Те чуть не босиком затаскивают на Эверест вещи героям-восходителям. Малоизвестные же мастера — выходцы из СССР возглавляют команды высоколобых профессионалов самых развитых стран.
В начале октября 1998 года шахматисты потянулись в столицу Калмыкии Элисту, место шахматной олимпиады. После долгого перелёта из Америки и недолгого пребывания в Москве я добрался до Внукова, откуда чартерный рейс должен был доставить участников в город олимпиады. Промаявшись в сильно запаршивевшем за постсоветские годы Внукове, мы набились в старенький Ту-154 и через пару часов благополучно достигли Калмыкии.
В элистинском аэропорту, ожидая чемодан, я разглядывал прибывающую чартерами из нескольких сборных точек на земном шаре пёструю публику — шахматистов разных цветов и фасонов. Необычнее всех мне показалась женская команда Ирана. Чёрные балахоны, скрывавшие девушек, оставляли место фантазии. Неожиданно персиянки крайне оживились. Одна из них увидела меня. Она показала на меня остальным. Девушки смеялись, переговаривались и, видно, были чрезвычайно рады возможности лицезреть меня. Позже, в один из игровых дней, персиянки в полном составе подошли ко мне и попросили разрешения со мной сфотографироваться. Мысль о шахматной славе, о виденных ими в шахматном журнале моих партиях я серьёзно не рассматривал. На олимпиаде было немало известных шахматистов. Девушки из других стран особого интереса к моей персоне не проявляли. Да и читают ли персиянки шахматные журналы?
Придирчиво всмотревшись в своё отображение в зеркале, я, скорее всего, понял восторг девушек из Ирана. Со своей давно не стриженной седой бородой я походил на аятоллу Хомейни. Понимаю, какой радостью было для персиянок обзавестись на память такой фотографией.
Наконец после долгого ожидания в аэропорту нас доставили к месту проживания. Элиста, пыльный пятиэтажный затрапезный, хрущёвской архитектуры городок, завершалась специально построенной к олимпиаде новостройкой, названной почему-то по-английски — City-Chess . Выглядел этот City-Chess по-западному и состоял из коттеджей. Впрочем, самые уважаемые команды, а американская в эту категорию входила, расселили в просторных квартирах замыкавших город пятиэтажек. Квартиры эти были уютнее, чем красивые, но не такие удобные коттеджи. В подъездах пятиэтажек размещались посты здешнего КГБ, охранявшие нас.
После долгой дороги, протрясшись в автобусе по жаркому городу, я сразу пошел в душ. Потом старательно вытерся хилым вафельным полотенчиком с голубыми узорами, висевшим на спинке моей кровати.
Подошло время ужина. Мои друзья по команде, а мужские команды состояли из шести игроков и капитана — у нас это был гроссмейстер Ларри Кристиансен, здоровенный, с примесью индейской крови, — решили ехать в центр города в ресторан. По старой советской памяти я опасался ресторана в провинциальном российском городке. Тем более что холодильник на кухне нашей квартиры был набит всякой всячиной.
Одиночество моей трапезы развеял парень с поста охраны, поднявшийся в нашу квартиру. Конечно, мне было интересно послушать его истории о житье в Элисте.
– Вы знаете, про Калмыкию написано у Пушкина, — торжественно сообщил мне гэбэшник.
– Да, конечно, — подхватил я. — В «Путешествии в Арзрум». Он писал о калмыцком чае: «Не думаю, чтобы другая народная кухня могла произвести что-нибудь гаже».
– Нет-нет, — запротестовал гэбэшник, — у него сказано: «…и друг степей — калмык».
– И это тоже, — согласился я.
Ужин был закончен. Я отправлялся спать.
– Боря, — вдруг фамильярно, перейдя на «ты», обратился ко мне охранник, — я тут дежурю всю ночь. Если тебе чего понадобится, зови меня.
Я удивился, поскольку привык считать, что не обладаю сексапилом для геев. Недоумение моё разрешилось на следующее утро. За чисткой зубов я обнаружил в зеркале, что моя голова выкрашена в голубой цвет. Проклятое вафельное полотенце! Его голубой узор, утратив чёткость, переместился на мою лысину. Это могло быть воспринято как намёк… К счастью, краска сошла с моей головы так же легко, как и с полотенца. Напуганные моим рассказом друзья по команде немедленно отрядили капитана в универсальный магазин, и тот приобрёл для всех нас самые дорогие махровые полотенца нейтрального жёлтого цвета.
На следующее утро после прибытия мы отправились в City-Chess посмотреть на Дворец шахмат, в котором через два дня должна была открыться олимпиада. Выяснилось, что смотреть было, в сущности, не на что. На месте дворца возвышались леса. Тогда же мы узнали, что начало олимпиады откладывается на два дня, чтобы дать время строителям завершить работы. Но какое там завершить! Если за год они построили это, то завершение могло занять ещё год.
В следующие дни я имел возможность вспомнить подзабытое советское слово «штурмовщина». Как я узнал, мэр Москвы Лужков прислал своих строителей, и те за четыре дня совершили чудо. Дворец был достроен.
Я не очень понимал тогда, какая корысть была Лужкову спасать олимпиаду. Много лет спустя, блуждая по Интернету, я случайно обнаружил, что немедленно после олимпиады брат могущественной жены могущественного московского мэра занял пост премьер-министра Калмыкии. Не столь уж загадочны династические игры.
Ещё раз отдам должное строителям. Дворец уж точно простоял до конца олимпиады. Конечно, не обошлось без проблем. На третий день перестал работать лифт. Ну если в здании четыре этажа — это не страшно. Серьёзнее то, что, когда лидировавшие команды запихали на решающие матчи в большой зал в центре дворца и воздух сквозь щели, которыми были богаты наружные стены, до этого зала не добирался, стало очевидно: не работает кондиционер. Кислород в зале быстро убывал, а на азоте могли держаться лишь самые сильные. В последний день игры рухнул в обморок лидер грузинской команды верзила Зураб Азмайпарашвили. Зураб достоин восхищения: приведённый в чувство, он не только сумел завершить партию, но и выиграл её.
Вольное расписание плюс дополнительные дни для строителей давали возможность посмотреть жизнь вокруг, что не всегда удаётся во время напряжённых индивидуальных турниров. Для меня самым ярким впечатлением пребывания в Калмыкии стали прогулки по степи, которая начиналась сразу за оградой City-Chess. Разноцветные осенние травы, нагретые жарким октябрьским солнцем, распространяли дурманившие ароматы. Я осознал, что гуляю по Великой степи, простирающейся от Тихого океана до Карпат и играющей центральную роль в теориях Льва Гумилёва. За вершиной, к которой поднималась тропинка, казалось, можно увидеть становища половцев с танцами половецких девушек под музыку из оперы Бородина или город таинственных хазар. Я взобрался на вершину. За ней простиралась такая же степь. И так, наверное, до самого Тихого океана.
Чтобы из City-Chess выйти в степь, нужно было обогнуть пруд. Этот пруд вызывал тревогу. В нём, мне рассказали, было обнаружено тело убитой за четыре месяца до олимпиады оппозиционной журналистки Ларисы Юдиной. В ту пору убийства журналистов в России были ещё не столь распространены, и это убийство имело резонанс. Оно бросало тень на власти, на президента Калмыкии, а также Всемирной шахматной федерации — Кирсана Илюмжинова. Ходили призывы о необходимости перенести олимпиаду из Калмыкии. Как обычно бывает в таких случаях, призывы эти постепенно утихли.
Я следил по прессе за расследованием убийства Ларисы Юдиной. Уже после олимпиады установили, что в нём участвовал бывший помощник президента Калмыкии Илюмжинова Васькин. Всё же бывший помощник — не сам президент. Или это не так?
Илюмжинов — фигура феерическая. После краха коммунизма вундеркинд Кирсан стремительно стал несметно богат, правда, не знаю с чего. Если он не раскопал в степи сокровища Тамерлана или другого великого грабителя, то можно предположить самые прибыльные занятия Востока: торговлю наркотиками, оружием или нефтью. География первенств мира, которым он находил спонсоров, наводит на такие мысли: в 1996 году это должен был быть Багдад, в 2000 году — Тегеран, в 2004 году — ливийский Триполи.
Некоторые значительные соревнования, как, например, эту олимпиаду, Кирсан организовал в родной Элисте. Размах её со строительством City-Chess, естественно, напомнил проект Остапа Бендера — Межпланетный шахматный конгресс в Васюках (случайная перекличка с фамилией убийцы Юдиной — Васькин). Илюмжинов охотно поддержал шутки о Нью-Васюках и установил в City-Chess памятник великому комбинатору.
Занятное чтение — интервью Илюмжинова. Из них мы можем узнать о его проектах введения в Калмыкии многожёнства, о постройке им костёла, поскольку в его республике завёлся единственный католик (Интересно, что делает этот католик в одиночестве в костёле?), о дружбе Илюмжинова со знаменитой слепой болгарской прорицательницей Вангой. Но самое интересное, конечно, это рассказы Кирсана о его общении на межпланетном корабле с инопланетянами. Об этом общении делал встревоженный запрос президенту России депутат Думы Лебедев — сын Жириновского: не раскрыл ли Илюмжинов инопланетянам какие-нибудь российские тайны? Депутат Лебедев и его папаша могут спать спокойно: даже если Кирсан и рассказал инопланетянам какие-то российские секреты, те наверняка ему не поверили. Очень уж Кирсан похож на великого комбинатора.
В освобождённые штурмовщиной по достройке Дворца шахмат дни Илюмжинов принимал в своей резиденции президента республики команды наиболее уважаемых стран. Каждому участнику этих команд президент вручал мешок с подарками. В мешке находились четыре бутылки водки «Кирсан», часы «Кирсан», что-то ещё, названное «Кирсан». Отправившись на встречу пешком, я опоздал и попал только на прощальное пожимание рук. Всё же я спросил президента, кто этот представительный мужчина, изображённый в национальном костюме на картине, висящей в его кабинете. «Как же, — удивился моему невежеству Кирсан, подводя меня к полотну, — это же Чингисхан! А в углу картины символы племён, составлявших его дружину. Там есть и символ калмыков».
И Илюмжинов стал изучать крючочки в правом нижнем углу полотна, чтобы показать мне символ калмыков. Но, который из крючочков символизировал калмыков, Кирсан так и не определил. Крючочки выглядели так одинаково…
Большим развлечением для элистинцев замышлялось представление открытия олимпиады на местном стадионе. Казалось, к стадиону тянулся в тот вечер весь город.
Стояли первые дни праздника Суккот. Соблюдающие закон евреи в эти дни не путешествуют, и, как на встречу с Илюмжиновым, на открытие олимпиады я отправился не в автобусе с игроками, а пешком.
Ко мне подошла группа школьников, класса восьмого, тоже направлявшихся на стадион. Прочитав бирку с моим именем и с названием страны, которую я представляю, болтавшуюся на шнурке у меня на груди, школьники выпустили вперёд аккуратную девочку, наверное, отличницу, и она заговорила со мной по-английски, демонстрируя неплохое произношение. Завязалась беседа. Ребята сопровождали меня и советовали девочке, о чём меня ещё спросить.
Когда у отличницы заканчивались слова, дети устраивали консилиум. Если никто не мог припомнить нужного слова, помощь оказывал я. Дети подозрительно косились, откуда я знаю, какое слово они ищут. Но беседа с американцем так захватила их, что они на время отмели подозрения в нечестной игре с моей стороны.
Совершенно не помню, что было в представлении на стадионе. Кажется, там был какой-то верблюд…
Борис Гулько. Путешествие с пересадками. Три книги воспоминаний
397 страниц, включая фотографии. Очерки о чемпионах мира от Ботвинника до Каспарова и других великих шахматистах.
Стоимость 26 долларов, включая пересылку по США и Канаде.Борис Гулько и Генна Сосонко. Юрий Разуваев
Очерки о гроссмейстере и педагоге, а также о шахматной жизни в СССР. 159 страниц, включая фотографии.
Limited edition. Стоимость 15 долларов, включая пересылку по США и Канаде.Заказать книги можно у автора: gmgulko@gmail.com.
Книги продаются также на Amazon и Amazon Europe.