Ярослав Шимов РАДИО СВОБОДА
В 1717 году Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо», опубликовал памфлет под названием «Что делать, если нападут шведы?». Шведская угроза Англии тогда была чистой химерой, но памфлет, на самом деле посвященный в основном внутренним проблемам, публика раскупала активно, чего и добивался автор. Возможно, подобным принципом руководствовались и некоторые российские издания и веб-сайты, опубликовавшие в начале декабря информацию о том, что Финляндия отказалась от соблюдения Парижского мирного договора 1947 года и якобы хочет добиться пересмотра границы с Россией, установленной по итогам Второй мировой войны. Итак, что же делать, если нападут финны?
Поводом для беспокойства, проявленного в России, послужили слова Маркку Мантилы, директора департамента по связям с общественностью правительства Финляндии, о том, что эта страна не считает себя связанной военными ограничениями, предусмотренными рядом пунктов Парижского договора. Организация «Евразийский народный фронт» даже потребовала от финского правительства немедленно уволить главу пресс-службы. Маркку Мантила ответил в этой связи на вопросы Радио Свобода.
– Почему ваше заявление вызвало недовольство некоторых российских СМИ и представителей националистических движений? Что вы, собственно, сказали?
– Вообще это все очень старая история. Еще 25 лет назад Финляндия решила, что положения Парижского договора 1947 года утратили свое значение. Изменилась ситуация, уже не было тех, кто подписывал договор, объединялась Германия, сама Европа стала другой, и большая часть положений этого договора просто более не имела смысла. Сам этот вопрос я затронул в связи с тем, что в российской прессе, а затем и в некоторых СМИ у нас появились сообщения о том, что Финляндия не вправе покупать военную технику у Германии, потому что ряд пунктов Парижского договора нам это запрещает. Я посчитал такую интерпретацию странной, поскольку еще в 1990 году тогдашний президент и правительство Финляндии выступили с подробными разъяснениями своего подхода к Парижскому договору, и ни у кого это возражений не вызвало. Почему сейчас опять была поднята эта тема? Мне кажется, исключительно из пропагандистских соображений.
– Хорошо, если не буква, то дух Парижского договора и других послевоенных соглашений для Финляндии сохраняется? Я имею в виду, в частности, положение о том, что территория вашей страны никогда не будет использована как база для агрессии против соседних государств. Ведь тему Парижского договора в некоторых российских СМИ связали с якобы имеющимся у Финляндии намерением пересмотреть при случае нынешнюю российско-финскую границу. Это правда или фантазии?
– Это ложь. Это чепуха. Никто в Финляндии, ни я, ни какой-либо иной официальный представитель не говорил ничего о пересмотре границ. Единственное, что было сказано, – это то, что большая часть договора почти 70-летней давности в силу исторических обстоятельств утратила свое значение. Это просто исторический факт. И я совершенно не понимаю, как в России – или где угодно еще – могут выдумывать в этой связи что-то о пересмотре границ. Нет таких намерений у нас.
– Как вы считаете, влияют подобные споры на состояние российско-финских отношений? Что о них вообще сейчас можно сказать? Отразился ли на них украинский конфликт или тот факт, что Финляндия стала одним из объектов довольно агрессивной российской пропаганды?
– Пока что нет. Отношения достаточно хорошие, насколько я могу судить. Больших проблем между нашими странами нет. И в этом контексте я бы еще раз хотел сказать: не понимаю, зачем части российских массмедиа нужно публиковать информацию, которая ни на чем не основана и просто является лживой. Это заставляет задуматься над причинами, и мне в голову приходят лишь две вещи. Во-первых, тот факт, что свобода прессы в России ограничена, так что речь может идти об организованной медиакампании, а во-вторых, возможная недобросовестность отдельных журналистов.
– Мы не можем реагировать на все без исключения лживые утверждения, ошибки или неточности, которые появляются в российских СМИ. Но на самые вопиющие мы обращаем внимание. Посылаем протесты или требования опровержения. Объясняем, как обстоят дела в действительности. Но вынужден признать, что до сих пор это не имело большого эффекта. Например, мы часто контактировали с российскими СМИ по вопросу о правах детей из смешанных российско-финских семей, живущих в Финляндии: в России одно время много писали на эту тему, часто искажая факты. Но Финляндия – небольшая страна, а в России множество СМИ, так что у нас просто нет возможностей за всем уследить и постараться все исправить.
– Одна из тем, о которых часто пишет российская пресса применительно к Финляндии, – возможное намерение вашей страны в скором будущем вступить в НАТО. Что скажете об этом?
– У финского правительства нет намерения подавать заявку на прием в НАТО. Наше политическое руководство не раз заявляло, что мы не собираемся делать этот шаг по меньшей мере в предстоящие годы. Но если это когда-нибудь и случится, то лишь при поддержке ясного большинства населения страны. Сейчас только треть граждан поддерживает вступление в НАТО. Так что в настоящий момент эта тема для нас не актуальна, – говорит глава департамента по связям с общественностью правительства Финляндии Маркку Мантила.
СПРАВКА. Парижские мирные договоры (1947) устанавливали условия нормализации отношений между странами-победительницами во Второй мировой войне и бывшими союзниками нацистской Германии – Болгарией, Венгрией, Италией, Румынией и Финляндией. В отношении Финляндии договор предусматривал ряд военно-технических ограничений, в том числе запрет на закупки военной техники и вооружений из Германии. Договор также закреплял линию советско-финской границы по итогам Второй мировой войны, т. е. с учетом территориальных приобретений СССР (Карельский перешеек, некоторые другие районы Карелии и область Петсамо-Печенги). В сентябре 1990 года правительство Финляндии объявило о том, что в связи с геополитическими изменениями в Европе считает часть III Парижского договора, содержащую ограничения в военной сфере, утратившей значение. Страны, подписавшие договор, в том числе СССР, были уведомлены об этом.
Хотя нынешние публикации в российских СМИ на финскую тему не похожи на кампанию, организованную властями, они вписываются в общий контекст конфронтации между Россией и Западом. О том, почему Москва столь часто и так охотно портит отношения с соседними странами, в интервью Радио Свобода рассуждает аналитик Центра политических технологий Татьяна Становая.
– Похоже, Кремлю сейчас не составляет труда за пару дней рассориться с какой угодно страной – история с Турцией тому доказательство. По вашему мнению, за этим стоит какая-то стратегия или же Владимир Путин сам стал заложником жесткой линии, избранной им в 2014 году?
– Конфликт с Турцией – скорее исключительный случай, который никак не укладывался ни в стратегическую линию Кремля, ни в его долгосрочное видение отношений с Анкарой. До инцидента с самолетом Турция была в числе надежных партнеров. В данном случае проблема не в отсутствии стратегии, а в плохой аналитике и самонадеянности. Путин был глубоко убежден, что Анкара не посмеет предпринять какие-либо недружественные шаги в отношении России в ходе конфликта в Сирии. Многочисленные предупреждения Москва игнорировала, считая их частью публичной игры президента Эрдогана. Была неверная оценка роли Турции в регионе, значимости сирийской политики для Анкары, степени зависимости Турции от НАТО и США.
Тем не менее можно говорить и о стратегическом просчете. Главная проблема российской внешней политики – неадекватное понимание места России на геополитической карте мира. Эта политика зациклена на американской «вечной» угрозе. Поэтому отношения с другими странами воспринимаются сквозь призму российско-американского соперничества. А это мешает развитию связей на основе взаимного уважения. Москва не хочет понимать стремление ЕС к снижению энергозависимости от России, не признаёт ни право Украины на развитие собственной государственности по западному образцу, ни страхи стран Балтии перед российской экспансией. В свою очередь, у самого российского руководства все построено на страхе перед американской угрозой, включая и внутриполитические «оранжевые» фобии. Именно поэтому, казалось бы, такие надежные партнеры, как Турция, вдруг оказываются врагами: Россия просто посчитала, что Турция в этой ситуации должна зависеть от США, а значит, не пойдет на конфронтацию. Но Анкара поступила по-своему. Путину нужно учиться понимать мотивы своих партнеров.
– Российское общественное мнение при каждом новом конфликте активно «разогревается» официальной пропагандой. Это происходит так часто, что в социальных сетях появилась картинка, изображающая растерянного телезрителя, который произносит: «Так я не понимаю уже, кого ненавидеть – украинцев, турок или черногорцев?» Может ли понемногу произойти так, что Кремль, введя общество в подобную, как говорили в старину, ажитацию, окажется неспособен его успокоить, то есть нужно будет создавать новые и новые «образы врагов»? Чем это может обернуться?
– Чем больше врагов, тем меньше мы их боимся и верим в реальность угрозы, исходящей от них. Поэтому по мере того, как Кремль будет плодить врагов, население будет относиться к этому все менее серьезно, особенно если наблюдается схожесть пропагандистских штампов. Из всего же спектра врагов наиболее агрессивно российское население относится к США и Украине: тут уже сформированы устойчивые стереотипы. В то же время их нельзя назвать бесконечно устойчивыми. Снижение уровня жизни населения будет неизбежно вести к скрытой зависти к ценностям потребительского общества, изменению в пирамиде потребностей.
В то же время агрессивная конфронтационная риторика будет питать среду радикальных национал-патриотов, сторонников «русского мира», отпочкование которых от власти выглядит логичным следствием проводимой линии и ее практической ограниченности. Мы видим феномен Игоря Стрелкова. Не случаен и эпизод с исключением программы «Бесогон» Никиты Михалкова из эфира ВГТРК и обвинения Михалкова в адрес российского телевидения в чрезмерном либерализме. Поляризация и в российском обществе, и в элитах будет нарастать, особенно на фоне дефицита ресурсов.
– Мобилизационная стратегия, избранная властями, требует непрерывных или, по крайней мере, частых победных реляций, которые оправдывали бы политическую и пропагандистскую мобилизацию общества, экономические проблемы, связанные с санкциями, и т. п. Но, если судить по Сирии, с победами пока не густо, да и результаты украинского конфликта совсем не однозначны. Какие у Путина есть варианты выхода из этой спирали «вражды со всеми»?
– На мой взгляд, это изначально ложная установка. Россия при Путине находится не в роли условного агрессора (она так выглядит извне, но не внутри самой России), а в роли постоянно защищающегося. Россию то и дело кто-то атакует: то украинские фашисты, то Госдеп, то Турция. Везде предатели. А в такой ситуации работает совсем другая схема «подпитки» мобилизационной силы. Это потребность не в постоянных победах, а в постоянных нападениях на Россию. Как бы странно это ни звучало, но для продвижения своих интересов Путин нуждается в постоянных угрозах России. Украина угрожает транзиту российского газа, США грозит революцией и развалом России, НАТО – своим расширением. Побеждать тут не обязательно. Тут важно, чтобы кто-то постоянно воспроизводил угрозу. Это политика, основанная на спекуляции чувством несправедливости, а не жаждой завоевания мира. И это тоже объяснимо: Россия выбирает ту политику, для которой она располагает ресурсами. Падение мировых цен на нефть означает резкое сокращение ресурсов, а значит, мобилизовать население будет сложнее, – считает политолог Татьяна Становая.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 2,00 из 5)
Загрузка...
