Известная опять стала «неизвестной»

эпиграф

Подпольщицу Машу Брускину, казненную оккупантами в 1941 году, в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны снова «заталкивают» в безликие.

Михаил Нордштейн, главный редактор минской газеты «Авив»

Фотография казни минской подпольщицы Маши Брускиной впервые была опубликована в газете «Комсомольская правда» еще в 1944 году. Она фигурировала и на Нюрнбергском процессе в 1946 году. Этот снимок использовал и кинорежиссер Михаил Ромм при съёмках фильма «Обыкновенный фашизм».

При советской власти имя героической девушки находилось под строгим запретом.

Напомню читателям о том, что происходило 74 года назад, 26 октября 1941 года, когда гитлеровские каратели устроили первую на оккупированной территории СССР публичную казнь активных участников патриотического подполья в Минске. Это была акция устрашения. Оккупанты рассчитывали таким образом напугать население города, парализовать их волю к активному сопротивлению. Одним из казненных героев была Маша Брускина — семнадцатилетняя школьница 28-й средней школы города Минска.

Маша, оказавшись в оккупированном нацистами Минске, активно включилась в зарождающееся в городе антифашистское движение. Обесцветив волосы и скрыв, что она еврейка, по поддельному документу, оформленному на фамилию своей матери, Бусаковой, Маша в начале июля 1941 года смогла устроиться на работу медицинской сестрой в лазарете для раненых советских военнопленных. Десятиклассница помогала командирам и красноармейцам после их выздоровления бежать, а затем переправлять их в партизанский отряд. Юная подпольщица собирала для них гражданскую одежду, доставала бланки «аусвайсов».

Подпольная группа А. Труса, в которую входила Маша Брускина, за короткое время переправила в лес к партизанам 48 человек.

Маша Брускина проявляла необыкновенную храбрость и силу воли. Не ведая страха, она готова была выполнить любое задание подполья.

Один из спасенных девушкой, техник-интендант 2-го ранга Борис Рудзянко, оказался предателем. Он выдал подпольную группу.

14 октября Машу Брускину арестовали. Несмотря на жестокие истязания гестаповцами, она упорно молчала и никого из соратников по подполью не выдала. В записке к своей маме, находившейся в Минском гетто (она погибла во время массового погрома в ноябре 1941 года), Маша просила передать ей её лучшее платье, самую красивую кофточку и туфли. «Хочу быть в хорошем виде…» — писала она маме, зная уже точно о том, что её ждет.

Главный подвиг Маша Брускина совершила 26 октября 1941 года, во время своего последнего пути по родному городу, по улице Володарского, от ворот тюрьмы до эшафота. Под барабанный бой усиленный конвой 2-го литовского полицейского батальона, которым командовал майор Антонас Имкумкулявичус, вёл Машу Брускину и её боевых друзей — Кирилла Труса и Володю (Владлена) Щербацевича. Красивая, статная девушка в зелёном платье и светлой кофточке шла по улице с гордо поднятой головой. Всем своим видом она демонстрировала беспримерное мужество и стойкость. На груди у неё висел фанерный щит с надписью на немецком и русском языках: «Мы — партизаны, стрелявшие по германским войскам». У проходной дрожжевого завода «Красная заря» палачи повесили героев-подпольщиков.

Фотографии юной подпольщицы, идущей навстречу смерти, а затем казненной, обошли весь мир. Они помещены во всех энциклопедиях, школьных учебниках, музейных экспозициях многих стран. И только в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны на протяжении многих десятилетий висели снимки, запечатлевшие казнь минских подпольщиков. Фамилии двух жертв были указаны — Кирилл Трус и Володя Щербацевич (они посмертно были награждены орденами Отечественной войны), а вместо имени и фамилии белорусской еврейки Маши Брускиной под снимком написано «Неизвестная».

Между тем еще в далеком 1968 году корреспондент газеты «Вечерний Минск» Владимир Фрейдин, кинодраматург Лев Аркадьев и сотрудница радиостанции «Юность» Ада Дегтярь провели тщательное расследование. Они собрали свидетельства людей, которые знали Машу, её сотрудников по подпольной работе, школьных друзей, соседей, видевших её с петлей на шее. Они изучили архивные материалы. Вся совокупность фактов не вызывала сомнений в том, что девушка, изображенная на фотографиях, Маша Брускина. Её узнали отец — Борис Брускин, дядя — известный скульптор, действительный член Академии художеств СССР Заир Азгур, бывший директор 28-й школы Минска Натан Стельман. Авторитетное заключение дал один из виднейших специалистов по криминалистике подполковник Шакур Кунафин.

Неоспоримый факт того, что узники гетто хорошо знали о героической смерти Маши Брускиной, подтверждает один из лидеров антифашистского подполья Гирш Смоляр в своих мемуарах «Минское гетто», книге, изданной в 2002 году.

Убедительное исследование провел также профессор университета Хопкинса в Балтиморе Дэниел Вейс, который считает, что свидетельства, указывающие на Машу Брускину, настолько очевидны, что вопрос о личности девушки, изображенной на фотографии, не подлежит сомнению и обсуждению. Он писал: «Я чувствовал сопротивление с их (белорусских историков — Д. М.) стороны. Это поразительно, они не хотели принимать мою версию».

Коммунистическая власть в Советском Союзе не была заинтересована в признании факта: эта героическая девушка — еврейка. Выполняя указания «высоких» инстанций, кандидаты исторических наук А. Литвин, заведующий отделом истории Великой Отечественной войны Института истории Академии наук, и М. Шумейко, старший научный сотрудник Института истории партии при ЦК КПБ, писали: «Как историки отметим, что версия о Маше Брускиной (кстати, поспешно растиражированная в ряде изданий) построена на предположениях, а не на достоверных фактах, и поэтому не может быть принята» («Звязда», 14 апреля 1988 года). И в дальнейшем А. Литвин, став доктором исторических наук, продолжал усердствовать в непризнании юной героини Маши Брускиной. В главе «Неизвестная», помещенной в книге «Оккупация Беларуси 1941–1944 гг.: вопросы сопротивления и коллаборационизм», изданной в 2000 году, он пишет: «Источниковая база Минского партийного подполья, богатая воспоминаниями о деятельности подпольщиков в гетто, написанная по горячим следам событий, не содержит каких-либо сведений о повешении из гетто (если предположить, что это была Маша Брускина) в октябре 1941 года».

Неужели автору была незнакома книга, подготовленная Комитетом по архивам и делопроизводству Республики Беларусь и Национальным архивом Республики Беларусь «Мiнскае антыфашисцкае падполле», изданная в 1995 году, в которой помещен «список особ, которые проходят по документам Национального архива в связи с деятельностью Минского подполья»? На 135-й странице этой книги указано: «Брускина Мария Борисовна. Погибла».

Антисемитизм автора оказался выше исторической правды. Нацистские каратели лишили Машу Брускину жизни, а белорусские историки — имени.

Лев Аркадьев, первый описавший героический подвиг Маши Брускиной, подчеркивал: «Так идут не на казнь, так уходят в бессмертие».

Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне в 1997 году посмертно наградил славную дочь еврейского народа Машу Брускину медалью Сопротивления с формулировкой: «Присуждено посмертно в память о её мужественной борьбе со злом нацизма и стойкостью в момент последних испытаний. Мы будем помнить и чтить её».

В Израиле, в селении Кфар-ха-Ярон установлен памятник Маше Брускиной. В Иерусалиме её именем названа улица.

Многолетними усилиями еврейской общественности в 2008 году власть в Беларуси все-таки публично признала героизм и мужество Маши Брускиной. В июле на мемориальной доске, расположенной на здании дрожжевого завода, по решению Минского горисполкома было написано: «Здесь 26 октября 1941 года фашисты казнили советских патриотов К. И. Труса, В. И. Щербацевича и М. Б. Брускину».

В октябре, выступая на митинге у мемориала «Яма», юную героиню признал президент Республики Беларусь Александр Лукашенко. Однако сотрудники Института истории Академии наук Беларуси продолжали настаивать на своём. Под их давлением коллеги из Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны убрали из подписи к фотографии казни героев Минского подполья имена и двух других — К. Труса и В. Щербацевича. Под ней сделали новую подпись: «Эпизоды публичной казни 26 октября 1941 года».

Один из активных борцов за признание подвига минской подпольщицы Маши Брускиной Михаил Нордштейн недавно посетил Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны, переехавший в новое, специально для него построенное здание. Его прежде всего заинтересовали фотографии казни Маши Брускиной и её соратников по подполью, сделанные недрогнувшей рукой нациста. О своих впечатлениях он поделился на страницах газеты «Народная воля».

«На стенде о Минском подполье, — пишет Нордштейн, — есть снимки той казни. Только лиц казненных уже не рассмотреть. А где же та ключевая фотография, обошедшая мир, на которой подпольщиков ведут на казнь и в центре которой Маша Брускина? Уж там-то лица, особенно Маши, видны отчетливо. Именно под той фотографией десятилетиями стояла позорная подпись: “неизвестная”. Фотографию изъяли. Нечего привлекать к ней внимание! Ну что ж, понятно… Машу Брускину, несмотря на все куда как убедительные доказательства, снова заталкивают в “неизвестные”… Лучше подальше от этой “неудобной правды”».

Вроде ушло то время, когда власти предержащие в Советском Союзе не давали возможности даже прикоснуться к теме Холокоста или о вкладе евреев-подпольщиков и партизан в общую борьбу с гитлеровскими оккупантами. В суверенной и современной Беларуси исчезла политика государственного антисемитизма. Не сомневаюсь в том, что правда о Маше Брускиной восторжествует и справедливость будет восстановлена. Сотрудники музея вернут имя бесстрашной еврейки Маши Брускиной.

Давид Мельцер, доктор исторических наук, Нью-Йорк