Все на борьбу со словопреступностью!
Виктор Вольский
Первая поправка к Конституции США священна для либералов. Так они, во всяком случае, не перестают нас уверять: свобода слова неприкосновенна, каждый американец имеет полное право говорить абсолютно все, что ему приходит в голову, да здравствует свобода слова! Но при этом почему-то у меня в голове назойливо вертится замечательная фраза, на которую я наткнулся много лет назад в журнале «Коммунист», теоретическом органе ЦК КПСС:
«Коммунисты отделяют право наций на самоопределение от целесообразности применения этого права».
Так и в сегодняшней Америке здравомыслящие люди знают, что им следует исключительно бережно относиться к своей свободе слова, не расходовать ее по пустякам. Потому что говорить они и впрямь вольны все что угодно, но не безнаказанно: за длинный язык приходится платить. В сегодняшней Америке расплата за пользование Первой поправкой растет с каждым днем. Причем особенно в традиционной, многовековой твердыне свободомыслия – на университетских кампусах.
В 1559 году по приказу папы Павла IV католическая церковь ввела «Индекс запрещенных книг» (index librorum prohibitorum), предназначенный для борьбы с ересью и инакомыслием. 
В нацистской Германии публично сжигались на кострах книги еврейских писателей и литераторов-вольнодумцев. Крамольная литература была под запретом в СССР и в других коммунистических странах. А теперь многовековой опыт борцов за принудительное единомыслие рьяно перенимают американские поборники политкорректности, поставившие себе задачу изгнать из обихода все, что не укладывается в разрешенный ими словарь общения с представителями меньшинств. До публичных книжных костров еще не дошло, но можно не волноваться: все впереди.
Пухлый запретный индекс, за соблюдением которого неусыпно следит полиция слова, постоянно пополняется все новыми видами предосудительных фраз и выражений, оскорбляющих нежные чувства меньшинств, как утверждают их самоназначенные представители. Недавно на вооружение армии блюстителей политкорректности поступил новый вид злодеяния – «микроагрессия». Это очень тяжкое преступление, серьезно угрожающее здоровью его несчастных жертв, объясняет Ойян Пун, помощник профессора педагогики Университета им. Лойлы из Чикаго:
«Заявления, квалифицируемые как микроагрессия, могут показаться невинными, но они коварно, тихой сапой усугубляют страдания, испытываемые жертвами расизма, сексизма и других форм угнетения».
Чикагская педагогесса продолжает:
«По данным психологических исследований акты микроагрессии влекут за собой отрицательные последствия для здоровья, включая инфаркт миокарда, диабет и депрессию, толкают людей к употреблению наркотиков и алкоголя». (Вызывает ли микроагрессия фурункулез и воду в колене, пока не установлено.)
Тема эта очень сложная и запутанная. Темному американцу трудно понять, как оскорбительно для представителя меньшинства слышать такие вопиющие заявления, как например, «Америка – страна возможностей».
«Скажите это неграм, которые были обращены в рабство и насильно привезены в эту страну, – возмущается Ойян Пун. – Скажите это американским индейцам, которых согнали с их земель. Скажите это американцам японского происхождения, которых во время Второй мировой войны заточили в концлагеря… Тех, кто верит в эту сентенцию, она вдохновляет, но на людей, знающих реальность и историю Соединенных Штатов, эта фраза производит крайне тягостное впечатление». (Остается только гадать, каким образом эта, судя по ее имени, кореянка не только выжила в ужасной расистской Америке, но даже добилась в ней успеха.)
Список внесенных в новый индекс слов и выражений велик, и просто так, с налета, овладеть навыком распознавания словопреступлений (wordcrime), по аналогии с оруэлловскими «мыслепреступлениями» (thoughtcrime), практически невозможно. Но к счастью, радетели новой морали поспешили на выручку обывателю. 
Пионером в этой перспективной области выступил профессор психологии и педагогики Колумбийского университета Дералд Уинг Сью. Он опубликовал в альманахе American Phychology за 2007 год список «оскорбительных» лексических единиц, который положен в основу специальных учебных программ и семинарских занятий, организуемых для профессорско-преподавательского состава и административного персонала самых сознательных университетов, идущих в ногу с передовой мыслью.
С особым рвением теория нью-йоркского профессора была подхвачена Университетом Калифорнии (система штатных университетов, где обучается в общей сложности порядка 400 000 студентов), которым руководит Джанет Наполитано, бывший министр внутренней безопасности в этой кузнице прогрессивных кадров – администрации Обамы.
Вверенное ей учебное заведение предлагает семинары по микроагрессии, «чтобы люди знали, как могут восприниматься их слова в определенных контекстах», заявляет представительница отдела связей с печатью Университета Калифорнии Шелли Мерон. Она с негодованием отвергает предположение, будто дискуссии в университетских аудиториях подвергаются цензуре. Следует полагать, что она имеет в виду отсутствие предварительной цензуры. Т.е. любой студент или преподаватель может говорить, все, что ему вздумается, а вот насчет последствий — уж не взыщите.
Подчеркну еще раз, что рядовому обывателю можно даже не надеяться самостоятельно, без основательной подготовки, разобраться в том, что можно говорить, а что говорить не рекомендуется; что квалифицируется как микроагрессия, а что еще не попало в запретные списки. Нужны длительные упражнения под руководством специалистов, чтобы выработать в себе необходимую чуткость и интуицию. Судите сами.
Боже вас упаси спросить человека восточного или латиноамериканского типа «Откуда вы родом?» или «Где вы родились?», отпустить ему «сомнительный» комплимент вроде «Вы прекрасно говорите по-английски», или спросить, как сказать то-то или то-то на его родном языке. Вам кажется, что вы проявляете радушие и живой интерес, лестный для собеседника, а на самом деле это явный признак того, что вы осознанно или бессознательно считаете его чужаком, неполноценным американцем. Очень некрасиво!
Точно так же недопустимо похвалить его, сказав, что его земляки могут им гордиться, или попросить его помочь вам решить задачу по математике или по физике. Это значит, что вы выносите суждение о его уровне интеллекта на основании расовых признаков и, стало быть, в глубине души или пусть даже неосознанно вы убеждены, что «цветные» уступают белым по умственному развитию. Расизм чистой воды!
А как же насчет просьбы о помощи по части математики или физики? Это ведь явное признание превосходства «азиата». Или это тоже расизм? Да, представьте себе, расизм. Потому что такая просьба базируется на убеждении в том, что все азиаты обладают сильным интеллектом и особенно преуспевают в указанных науках. А любое суждение о недостатках или превосходстве той или иной расы недопустимо и подлежит гневному осуждению.
Или такая опасная фраза: «Америка – это плавильный котел». «Плавильный котел» – так называлась пьеса англоеврейского писателя Израэля Зангвилла. Казалось бы, гимн равноправию, что может быть похвальнее? Но нет, если хорошенько подумать с передовых позиций, то вскрывается зловещая оборотная сторона этого афоризма. Ибо, употребляя его, вы исподволь выражаете желание, чтобы «цветные» приобщались к доминантной белой культуре, растворялись в ней, жертвуя своей этнической самобытностью. Вы принижаете расовый и/или этнический опыт «цветного» собеседника, и вообще отрицаете его сущность как самодостаточного индивида, представителя своей расы. Позор!
О том же свидетельствует и такое возмутительное заявление, как «Существует только одна раса – человеческая, других я не признаю». Вам кажется, что, проявляя столь возвышенные чувства, вы подчеркиваете интернациональный характер своих воззрений и тем самым возвышаетесь в глазах «цветного» собеседника. А на самом деле вы лишь уязвили его и нанесли чувствительную рану его самолюбию. А может быть, даже толкнули его на путь, прямиком ведущий к болезни сердца или к сахарному диабету, как грозно предупреждает помощник профессора Ойян Пун.
На первый взгляд совершенно невинные выражения, вроде бы полностью лишенные расового подтекста, на поверку теряют свой нейтральный характер. Например, «Упорный труд – ключ к успеху»: если подумать, становится ясно, что это намек на то, что «цветные» ленивы и/или неспособны. Оскорбительны для «цветных» и попытки показать свое расположение к ним, например, фраза «Я не расист». Если не расист, тебе и в голову не придет думать о том, расист ты или нет. А уж попытки показать свое нейтральное отношение к расовому вопросу и вовсе не просто попахивают, а буквально разят расизмом.
Точно также взрывоопасны призывы к равноправию негров согласно учению покойного пророка гражданских прав Мартина Лютера Кинга-младшего. Джесси Джексон, который волюнтаристски произвел себя в верховного продолжателя дела Кинга, настаивает на том, что требование равноправия – это особенно коварная форма расизма, ибо подлинное равноправие негров на самом деле должно заключаться в предоставлении им всевозможных льгот. Высказываясь в пользу равноправия, вы на самом деле демонстрируете свое безучастное отношение к страданиям, которые в прошлом выпали на долю чернокожих американцев.
Вообще общение с представителями меньшинств – дело тонкое, требующее постоянной самоцензуры. Нельзя, например, сказать негру, латиносу или индейцу: «Что это вы как в рот воды набрали? Нам хотелось бы знать, что вы думаете по такому-то поводу». Почему нельзя? Потому что это воспринимается как намек на необходимость ассимилироваться, раствориться в доминантной белой культуре. В то же самое время расшумевшийся, скажем, в метро негр может обидеться, если вы попросите его вести себя потише: такая просьба равносильна осуждению особенностей его самобытной культуры.
Следует иметь в виду, что речь – отнюдь не единственное выражение микроагрессии. Не менее оскорбительны и жесты. Например, когда при виде приближающегося молодого негра или латиноса белая женщина инстинктивно сжимает в руках свою сумочку, а белый мужчина машинально проверяет, на месте ли бумажник. Тем самым они автоматически приписывают случайному прохожему преступные наклонности. В глазах белых цвет кожи подает сигнал: этот человек – уголовный элемент, он чужак, он опасен. А что уж говорить о владельце магазина, который по пятам следует за черным или коричневым посетителем, все своим видом показывая, что не ждет от него ничего хорошего! Он может, конечно, сослаться на печальную расовую статистику краж в его магазине, но с точки зрения блюстителя новой морали такое «расовое профилирование» – не оправдание.
Не менее предосудительно и пугливое поведение белого, который при виде группы юных черных громил спешит перейти на другую сторону улицы. Да, не исключено, что, проходя мимо него, эти молодые люди и впрямь могут вспомнить о веках угнетения со стороны белой расы и выместить на этом прохожем свою ярость благородную, но разве лучше, что он оскорбляет их своей подозрительностью? Мог бы и рискнуть из уважения к чувствам отдаленных потомков тех, кого эксплуатировали отдаленные предки его собратьев по цвету кожи. А может, и пронесет?
Столь же начеку должны быть и мужчины, сталкиваясь с женщинами. Галантно открывая дверь даме, отставший от жизни кавалер рискует получить гневную отповедь из уст объекта своей вежливости. С ее точки зрения, он демонстрирует таким образом свое пренебрежение к так называемому «слабому» полу и неверие в его конкурентоспособность. И уж совсем недопустимо адресоваться к даме старозаветным «миссис» (Mrs.), в котором заключено признание подчиненного положения женщины, трактуемой как собственность ее мужа. Поэтому феминистки придумали нейтральное обращение «миз» (Ms.). Правда, теоретики феминизма не продумали этот вопрос до надлежащей глубины. Ведь любая женщина обычно носит фамилию своего отца и стало быть, имплицитно признает себя его собственностью. Разве это не вопиющий признак «патриархального угнетения»?
Особенно оскорбительно звучит для ярых феминисток фраза «В нашей кадровой политике мы не придаем значения половой принадлежности претендента». Ирония ситуации здесь в том, что феминистки десятками лет добивались именно такого равноправия со стороны корпораций, а сейчас, одержав победу, отметают равноправие как проявление агрессивного сексизма. В их глазах это не более чем самообман, поощряемый капиталистами, чтобы замаскировать свое пренебрежительное отношение к женщинам.
Но как же работодателям убедить феминисток в своей беспристрастности? Единственный способ – ввести квоты для женщин по аналогии со льготами для негров, как требует Джесси Джексон. А это в свою очередь означает, что принципиальное неприятие квот – это микроагрессия. Впрочем, если вы принимаете на работу женщину и подчеркиваете, что она получает должность по гендерным признакам, а не профессиональных качествам, это тоже микроагрессия. Словом, куда ни кинь – всюду клин.
А ведь это только цветочки, за которыми, как следует из народной поговорки, обязательно должны последовать ягодки. Можно только гадать, какими галсами будет двигаться в дальнейшем корабль левой пропаганды, но не сомневайтесь: прогрессисты обязательно придумают что-нибудь новенькое. Словесные игры – их конек. Это фактически единственное, что они любят и умеют. Тем более что в кампании по искоренению словопреступлений заключен глубокий смысл.
Чем больше запретов, тем легче запугивать инакомыслящих и объезжать нейтральное население, приучать его бездумно и беспрекословно повиноваться приказам, причем чем они абсурднее, тем эффективнее дрессировка. Но еще более важно то, что обуздание свободы речи – залог обуздания свободы мысли. Изгони из языка определенные слова – и неизбежно будут отмирать выражаемые ими понятия. А контроль над мыслью есть заветная мечта поборников всех разновидностей тоталитаризма – от нацизма до коммунизма. Их идеал воплощен в серии лозунгов, выразивших суть господствующей идеологии тоталитарного государства в гениальной антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла: «Незнание – сила. Война – это мир. Ложь –– это правда». И главное: «Свобода – это рабство».
Июль 2015.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
