Триумф
1
Ави медленно побрел к церкви Вознесения и поднялся на колокольню. Ему надо было как командиру разведотделения бригады окинуть пространство будущей битвы за Вечный город. И вот она вся перед ним — Святая земля, такая маленькая и такая великая. На западе горит и блещет бесконечной золотой полосой Средиземное море. На востоке зеркальною гладью сверкает Мёртвое море и темнеет зеленью Иорданская долина. Их разделяет печальная серая пустыня Иудейских гор. И голубым пологом раскинулось над Святой землёй небо, безоблачное, бесконечное, ясное небо Святой земли… И зубчатый силуэт Иерусалима. А за его величественными стенами — затерявшаяся в огромном мире, усталая и тоскующая по евреям, крошечная искорка святой жизни — Храмовая гора.
2
7 июня в пять часов утра заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев связался по телефону с полковником Мотой Гуром и приказал ему взять Старый город.
– На нас уже оказывают давление, чтобы мы прекратили военные действия. Мы дошли до Суэцкого канала. С египтянами мы разделались. С сирийцами и иорданцами — тоже. Старый город не должен оставаться в руках противника, — сказал он.
Из дневника Ави Бен-Цви: «В солнечных лучах раннего утра перед нами выросли башни и минареты Иерусалима. Прожив всю жизнь в Израиле, я никогда не видел прежде Иерусалим. Это было фантастическое чувство — думать, что после всех этих лет запустения и позора Иерусалим снова станет нашим. Но взять его было непросто. Арабы удерживали стену вокруг Старого города, и мы не могли продолжать продвижение. Едва солдаты переходили в атаку, их тут же косил огонь противника. Мы начали обстрел мусульманского квартала Старого города, который примыкал к городской стене и мешал нам прорваться через Львиные ворота. Огонь продолжался минут десять и был чрезвычайно эффективным. Все наши танки и безоткатные орудия открыли огонь; мы обстреливали всю стену, но, конечно, ни разу не целились и не попали в святые места. Вся стена содрогалась, из нее выпало несколько камней, но все снаряды падали правее Львиных ворот. Автоматные и пулеметные очереди, грохот танков, отчаянные крики команд, стоны раненых — всё смешалось в моей голове. Мы начали медленное продвижение по склону горы к старому кладбищу».
Внезапно Ави увидел Моту Гура. Полковник подозвал его.
– Вот что, Ави, — сказал он, стараясь перекрыть грохот боя, и Ави понял его только по ситуации и жестам, — у меня ранило водителя. Живо ко мне!
Ави побежал к бронетранспортеру. Было жарко. Казалось, что плавится каска. Казалось, что на них сейчас обрушатся древние стены Иерусалима. И сквозь все эти шумы и марево огня прорезались слова полковника, простые слова, обращенные к десантникам 55-й бригады.
– Солдаты! — кричал Мота в мегафон. — Солдаты, мы направляемся к Старому городу. Помните, евреи почти две тысячи лет мечтали об этом. Кто первым ворвется в Старый город, тот войдет в историю!
И тогда без приказа, не укрываясь от огня, ведущегося со стен Иерусалима, волна наступающих в едином порыве выплеснулась на площадь перед Львиными воротами. Убедившись, что подходят танки, Гур вскочил в свой колесный бронетранспортер на место стрелка, Ави бросился на водительское место и сжал руль.
– Вперед! — закричал Гур.
Бронетранспортер сорвался с места. Танки и десантники остались позади, впереди — Львиные ворота и чья-то объятая пламенем машина поперек ворот.
Ави мчался прямо на горящую машину. Отшвырнув её в сторону и раздробив несколько упавших на него сверху камней, бронетранспортер промчался вперед по Виа Долороса и свернул влево. Здесь им преградил дорогу мотоцикл. Он наверняка был заминирован, но Гур, как лев в нападении, зарычал: «Вперед!» И Ави пронесся мимо.
Вот он — разоренный и разграбленный Еврейский квартал! В дальнем от ворот углу Еврейского квартала монументом вечности возвышалась Западная Стена разрушенного римлянами Храма… Котель… Великая Стена… Стена Плача… Невозможно описать все чувства, одолевавшие десантников в тот миг, когда они осознали, где находятся. Никто из них не мог поверить, что в это солнечное утро они — простые молодые парни, перепачканные сажей и кровью, — осуществляют многовековую мечту евреев о возвращении их святыни. Десантники заняли Храмовую гору и рассыпались по широкой, на четыре стороны открытой её вершине, чтобы подавить последние очаги сопротивления.
3
Десантникам пришлось преодолевать ожесточенное сопротивление, рукопашные схватки шли за каждый дом. Но вот уже выстрелы арабов звучали всё реже и реже. Последними замолчали иорданские снайперы на Башне Давида. И наступила великая тишина.
В 10 часов утра 7 июня 1967 года по армейской радиосвязи прозвучал голос полковника Моты Гура: «Храмовая гора в наших руках! (Hар hа-байт бе-ядейну!) Я повторяю: Храмовая гора в наших руках! Прекратить огонь! Защищать каждое здание от разрушения! Ничего не трогайте, помните, мы на Святом месте!» Десантники водрузили израильский флаг над Куполом Скалы (Куббат ас-Сахра).
В 10:15 командующий Центральным фронтом генерал Узи Наркис, главный раввин Армии обороны Израиля бригадный генерал Шломо Горен, генерал Хаим Бар-Лев подошли к Стене Плача. Шломо Горен дунул в шофар, после чего заговорил (и голос его дрожал):
– Мы вышли к Западной Стене. Господи, это ведь Западная Стена, я касаюсь камней Западной Стены!
Десантники вслед за раввином произнесли:
– Благословен Господь, Царь Вселенной, который привел нас к этому дню!
Они, мучительно сдерживая слезы, начали читать «Кадиш» по своим павшим товарищам (97 десантников погибли, 400 получили ранения). И камни Западной Стены после 19 лет молчания, впервые услышали священные слова на древнееврейском языке.
У Стены Плача появился министр обороны Моше Даян. Он написал на клочке бумаги пять слов: «Да царит мир во всём Израиле», — и положил записку между камнями Стены.
Стоя у Стены, Даян сказал:
– Мы вернулись к самой святой из наших святынь, чтобы никогда не разлучаться с ней.
И генерал Узи Наркис добавил:
– Иерусалим захватывался 37 раз за свою историю. Сегодня мы освободили город ещё раз. Надеюсь, что уже навсегда.
Сразу же после взятия Стены десантники приступили к разрушению марокканского квартала Муграби, облепившего своими уродливыми домами и лачугами почти всю Святую Стену. Сперва они обнаружили прилепленную к Стене отвратительно пахнущую уборную. Ребята пришли в ярость и буквально разнесли её. Вскоре к солдатам присоединились жители Западного Иерусалима, сперва их было не более двух десятков, но с каждым часом толпа, разрушавшая квартал, всё росла и росла, никто уже не мог её остановить. Стихийный снос марокканского квартала у Стены Плача, которым никто не руководил, кроме ярости толпы, не прекращался ни днем, ни ночью. Все знали, что эта историческая возможность второй раз уже может не повториться. Ровно через семь дней, на праздник Шавуот, в день Дарования Торы, всё было завершено. Жалкая узкая мостовая в десяток метров длиной, выделенная евреям иорданскими властями для молитв перед Стеной, превратилась в колоссальную площадь. Это был триумф. Никогда не забудет Ави восторженные, счастливые лица тех, кто молился в тот день у Стены.
4
Ави брел по улочкам Старого города, бесцельно, бездумно… Улочки эти были выложены большими плоскими камнями, которые тысячи лет шлифовались до блеска подошвами пешеходов. Лабиринт узеньких улочек, где могли с трудом разминуться двое прохожих, путаница каменных лестниц и террас, придавал этому городу удивительное своеобразие. В Иерусалиме для него воплотились вся красота и всё благородство мира. Все тут бурлило, жило особой восхитительной, яростной жизнью. Под властью Иордании Иерусалим выглядел как город мертвых. На улицах были люди, но они казались безжизненными, пустыми внутри — механические фигуры, шагающие, пока не кончится завод. Сейчас всё изменилось. Старый Иерусалим, сонный, неподвижный, почти безмолвный, умирающий, ушел в прошлое. Иерусалим не только ожил, он и стал символом жизни.
Заметки на полях
Восточный Иерусалим. В результате Войны за независимость 1948–1949 годов Иерусалим был разделен на две части — западную, которая осталась под властью Израиля, и восточную (включая Старый город и Храмовую гору), которая отошла к Иордании. Почти все синагоги, иешивы и общественно-благотворительные учреждения в Старом городе были разрушены, еврейское кладбище на склонах Масличной горы — осквернено. Почти на 20 лет евреи лишились возможности молиться у Стены Плача. 7 июня 1967 года две части Иерусалима были воссоединены. Площадь Иерусалима увеличилась почти в три раза.
Львиные ворота (Шаар ха-Арайот, араб. Баб эль-Гор) в своём современном виде были построены в 1538–1539 годах по приказу султана Османской империи Сулеймана Великолепного. Возле конька ворот находятся четыре фигуры леопардов, которых часто путают со львами. Они были помещены туда Сулейманом Великолепным в ознаменование победы османцев над мамлюками в 1517 году. К югу от Львиных ворот находится древняя Башня Давида (Мигдаль Давид). Львиные ворота ведут к Храмовой горе и Стене Плача.
Фотографии Иерусалима, которые мы здесь приводим, сделал 7 июня 1967 года десантник 55-й бригады Йоси Шеми, страстный фотограф-любитель. В 1969 году он попал на Мертвом море в засаду к палестинским террористам, был ранен в голову и потерял глаз, но не согнулся перед подлой палестинской пулей, а продолжил жить полноценной жизнью. Стал телеоператором, женился, имеет сына. Он сказал в беседе с корреспондентом The Times of Israel: «Мне кажется, что слова “Храмовая гора в наших руках” — это самые великие слова, произнесенные когда-либо на иврите».
Мота Гур родился 6 мая 1930 года в Иерусалиме в семье выходцев из Российской империи. В 1948–1949 годах воевал в Негеве и на Синае. Во время Шестидневной войны бригада под его командованием освободила восточную часть Иерусалима. В 1969 году Гур был назначен командующим Северным военным округом. В январе 1974 года был назначен начальником Генерального штаба. После выхода в отставку занимался политикой и литературой. Бои за воссоединение Иерусалима он описал в книгах «Шаар ха-Арайот» («Львиные ворота», 1972) и «Хар ха-Баит бе-ядейну» («Храмовая гора в наших руках», 1973). Написал ещё две приключенческие книги. Узнав, что тяжело болен, Мота Гур покончил с собой выстрелом из пистолета 16 июля 1995 года.
Трагедия
1
Зиад Камаль Хасан родился в 1952 году в городе Тайбе, расположенном в самом центре Израиля. Ещё подростком он связался с уголовниками, неоднократно арестовывался израильской полицией за торговлю наркотиками, кражи со взломом и вооруженные ограбления. В шестнадцать лет был помещен в особую исправительную колонию для несовершеннолетних преступников. По освобождении из колонии перебрался в Ливан и там сколотил банду, специализирующуюся на вооруженных ограблениях и контрабанде героина, но неожиданно примкнул к Народно-демократическому фронту освобождения Палестины, самой кровавой палестинской террористической организации того времени. Трудно поверить в то, что неисправимый уголовник мог увлечься национально-освободительным словоблудием палестинцев. Скорее всего, на его решение повлияла возможность подучиться мастерству убийств под присмотром опытных головорезов. После годичной учебы на специальной базе новые хозяева дали ему подпольную кличку Рахим и поручили сформировать мобильную террористическую группу из числа бывших уголовников, проходивших с ним подготовку в лагере. Рахим выбрал двух уголовников — 19-летнего Ахмада Салаха родом из Восточного Иерусалима и 27-летнего Али Ахмада, жителя Хайфы. Руководители «Фронта» одобрили создание такой группы, прекрасно понимая, что бывшие израильские преступники отлично ориентировались на местности, умели уходить от преследования, а также могли рассчитывать на поддержку местной арабской криминальной среды.
В воскресенье, 13 мая 1974 года, в 22:00 Рахим вместе с двумя своими подельниками пересек ливано-израильскую границу и укрылся в близлежащем лесу. Когда мимо их логова проехал микроавтобус, в котором возвращались с работы арабские женщины, бандиты неожиданно — без всякой цели и повода — открыли по автобусу беспорядочную стрельбу. Одну из женщин убили на месте, а водитель был ранен, но не растерялся и вывел автобус из-под обстрела. Тут же по тревоге были подняты подразделения израильской полиции и армии. На дорогах выставили заслоны, в воздух подняли вертолеты. Горные массивы в районе прорыва террористов методично прочесывались армейскими подразделениями и местными жителями, евреями и арабами.
Целый день бандиты прятались в горах, а в 3:30 утра направились в сторону поселения Маалот. Выйдя на окраину города, террористы увидели одинокий дом, где жила молодая семья. Бандиты взломали замок и вошли внутрь дома. На шум выбежала хозяйка, тридцатилетняя Фортуна Коэн, с четырехлетним сыном на руках. Увидела перед собой троих арабов. Впереди — низкорослый, коренастый… В манере держаться чувствовалось что-то зловещее, хищное. На смуглом лице выделялись змеиные глаза — бегающие, подозрительные, жестокие. Он напоминал убийцу из плохого американского фильма. Второй смахивал на шимпанзе, огромный, с низким лбом, с бусинками маленьких глаз на плоском лице и сильными волосатыми руками. Третий — длинный, тощий, жердь с руками и ногами — стоял, не шевелясь, глядя прямо перед собой, и, казалось, плохо понимал, что происходит вокруг. Отвратительный символ смерти с незаконченной картины Босха. Коренастый сказал добродушно: «Здравствуй, госпожа!» По его лицу заскользила отвратительная улыбка.
Александр Цывин
Продолжение тут
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...
