Еврейский Мир

Научившись передвигаться, моя полугодовалая внучка немедленно пустилась в путешествие. Она на четвереньках стремительно передвигалась по дому, вскарабкиваясь по ступеням на второй этаж и заглядывая в каждую комнату. При этом всё время оглядывалась назад — охраняю ли я её. Любопытство и страх, похоже, первые социальные чувства, пробудившиеся в ней.

Страх — верный страж, позволяющий нам приспособиться к миру: не хватать после первого неудачного опыта горячее, в целом очертить круг опасного.
Следующий этап жизни — преодоление страхов. Это необходимо, чтобы научиться ходить, плавать, ездить на велосипеде.
Всю жизнь человеку приходится управлять страхами, определять — когда опасаться, а когда необходимо страх превозмочь. Прекрасной практикой для развития этого навыка могут служить шахматы. Я спрашивал своего ученика, весьма боязливого человека: «Что рискованнее — пассивная стратегия в надежде не проиграть или отчаянная жертва с непредсказуемыми последствиями?» Оценив вероятности, поймём, что более рискованна первая стратегия. При ней куда меньше шансов выжить. И практически нет шансов победить.
Мы в жизни часто решаем подобные дилеммы. Мой добрый знакомый в начале 70-х, только окончив институт, успешно прошёл «по лезвию бритвы» между ГУЛАГом и эмиграцией. Он оказался в новой для себя стране, с иными языком и традициями, да ещё воевавшей. Пришлось пройти через войны, овладеть новыми знаниями и навыками. Сейчас этот мой знакомый — весьма состоятельный человек, решает другие проблемы: кому помогать, какие проекты в любимом им Израиле или в США субсидировать.
Сверстник моего знакомого, тоже инженер, остался жить и работать в России. Недавно он просил узнать своих американских родственников — сможет ли он, эмигрировав, получить в США какую-нибудь стариковскую медицинскую страховку. Кто из этих двоих рисковал больше? Жизнь показывает: безмерную отчаянность показал тот, кто решился остаться в России, жить с тем народом, подчиняться тамошнему начальству, есть тамошнюю еду, лечиться в тамошних больницах, остаться без средств на старости лет.
Конечно, разумное управление страхом не гарантирует успеха. В нашем мире существует немало ситуаций, в которых любая стратегия чревата бедой. Некто упрекал в безрассудстве рабби Акиву, нарушавшего строгий запрет римлян обучать людей Торе. Оказавшись без серьёзного повода в темнице и встретив там рабби Акиву, этот некто возгласил: «Велик рабби Акива! Он наказан за то, что приносил добро. Как горько мне погибать ни за что!»
Непреодолённые страхи разрушили общества двух стран, какое-то время шедших параллельными курсами, — Германии и СССР. Евангельский пастор Мартин Нимёллер в стихе описал, как это происходило в Германии: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».
Рабби Акива не боялся, потому что верил в свою истину. Герой стиха Нимёллера, похоже, не имел за душой ничего — он не был даже членом профсоюза. Такому человеку страх не преодолеть. Ход истории могли, но не решились изменить два человека, своей предыдущей жизнью доказавшие личную смелость. Заместитель командующего войсками Московского военного округа генерал-лейтенант Борис Фельдман где-то в конце 1936 или в начале 1937 года посетил своих боевых друзей — командующего Киевским военным округом маршала Иону Якира и начальника штаба Красной Армии маршала Михаила Тухачевского — и поделился с ними соображениями о предстоящем разгроме Сталиным офицерства.
Он уговаривал маршалов провести военный переворот. Такой шаг в случае успеха сохранил бы жизни для службы родине вскоре расстрелянным Сталиным, по оценке Троцкого, около 30 тысячам офицеров, а также многим миллионам соотечественников в предстоявшей войне. Почему маршалы не решились? Почему у них оказалось гражданского мужества меньше, чем у рабби Акивы?

Рабби знал, что борется за правду, он был полностью уверен в истинах своей веры. Что могли предложить народу маршалы, пролившие море крови для установления власти коммунистов? Идейно они были со Сталиным. А если начали осознавать, что служат ложным истинам, то могли почувствовать в душе справедливость надвигающегося возмездия за свершённое.
Человек, посмевший в ту пору вынести приговор сталинизму, вроде смелым не был. «Не превозмочь в дремучей жизни страха», — читаем мы у Осипа Мандельштама. И всё же он посмел написать: «Мы живём, под собою не чуя страны, // Наши речи за десять шагов не слышны, // А где хватит на полразговорца, // Там припомнят кремлёвского горца (в версии, легшей на стол Сталину: «Душегуба и мужикоборца»). Так что если бы Якира не расстреляли сразу после процесса и он встретил бы Мандельштама в лагере в Сучане, где, как пел Галич, поэт сходил с ума, то маршал мог бы произнести: «Велик Осип! Он погибает за то, что восстал против тирана! А я гибну напрасно!»
У поэта было за душой то, что преодолело страх. А у маршалов, похоже, не было. Это подводит нас к нынешней моральной катастрофе либерального мировосприятия европейского общества. Общество это — успешная реализация идеалов эпохи Просвещения, воплощение в жизнь девиза Французской революции: «Свобода. Равенство. Братство».
Свобода европейцев выражается сегодня в отмирании религии, религиозных ограничений, связанной с ними отменой сексуальных табу — пишут даже о легализации инцеста, доступна эвтаназия. Равенство обеспечивается перераспределением доходов, щедрыми социальными программами. Братство связано с угасанием в европейцах национальных чувств («Все люди — братья! Я обниму китайца», как пел Юз Алешковский в «Советской пасхальной»), стирании границ между государствами, широким доступом на континент эмигрантов.
Но, реализовав все свои идеалы, общество столкнулось со смертельными последствиями этого. Так, свобода от религиозной морали подорвала традицию брака и повинна в демографическом угасании коренных народов континента. Равенство нарушило социалистическими механизмами государственного регулирования и перераспределения доходов базовые законы экономики и уже поставило перед перспективой экономического коллапса ряд стран Южной Европы. Братство же привело в Европу многочисленных переселенцев из Африки и Азии. Переселенцы всей душой приняли идею перераспределения богатств, но не согласились отказаться от традиции больших семей и следования своей религии. А религией этой оказался ислам. Братство с мусульманами, стремительно заселяющими континент, требует от европейцев отказаться от их традиционных свобод, так как ислам не признаёт идей свободы мнений, слова, верований, совести. Вместо них он несёт идею «подчинения». Проблема оказалась неразрешимой: экономическое равенство взвалило непосильную ношу на лошадёнку экономики. А братство уничтожает свободу.
Ну отказаться от свободы совести европейцам оказалось легко. Они поддерживают всевозможные осуждения Израиля и готовы предать, как во времена Третьего рейха, евреев. Премьер-министр Франции Мануэль Вальс после недавней резни в кошерном супермаркете признал: «Антисемитские акты во Франции возросли до нетерпимой степени… они не вызвали возмущения нации, которое наши евреи-соотечественники могли бы ожидать». А исследующий эту проблему профессор Роберт Вистрич заключил, что антисемитизм во Франции «достиг продвинутой стадии болезни» и уже остановлен быть не может.

Свобода слова корчится в судорогах политической корректности и эксцессов вроде расстрела в Париже редколлегии сатирического «Шарли Эбдо». Изи Лейблер в статье «Надпись на стене» для JP предсказал: «Увы, ужас после убийства вскоре рассеется, и жизнь будет продолжаться, как прежде, до следующей атаки».
Замечательная английская журналистка Мелани Филиппс в статье «Резня в Париже и страх Запада» перечисляет примеры робости общества в стране, королём которой когда-то был Ричард Львиное Сердце. «Со времён иранского смертного приговора 1989 года Салману Рушди за его книгу свободная пресса об исламе не высказывается. Таким образом, Запад предоставил исламу “свободный пропуск”. В Англии люди, поддерживающие убийство Рушди, никогда не были привлечены к ответственности. Книга сжигалась на британских улицах, а истеблишмент отверг Рушди за оскорбление ислама». По поводу недавней резни в Париже: «СNN объяснило нам, что “Шарли Эбдо” провоцировал мусульман. The Financial Times на своём сайте пометила: “Шарли Эбдо” претендовал, провоцируя мусульман, на то, что продвигает свободу. А на самом деле просто вёл себя глупо». То есть — сами виноваты.
Филиппс видит ситуацию так: «Запад игнорирует проклятия в адрес евреев, раздающиеся по всему мусульманскому миру. Между тем эта ненависть питает исламских террористов, которые верят не только в то, что современная цивилизация и Запад должны быть разрушены, но и что евреи стоят за обоими этими понятиями… Ненависть к евреям — это не просто неприятная, но маргинальная аберрация, это не только угроза евреям и Израилю. Это физическая угроза пустить под откос всю цивилизацию… Европа смотрит в пропасть».
Автор не оставляет надежды: «Может, сейчас поворотный момент? Боюсь, что уже нет».
И всё же страх в нашем мире не всесилен. В 2005 году, за полгода до разрушения правительством Шарона Гуш-Катифа, мы с группой из нашей синагоги объезжали цветущие еврейские поселения Газы. Игровую площадку школы защищали от арабских снайперов стоявшие вертикально бетонные плиты. Учительница рассказывала, как год назад из гранатомёта был обстрелян школьный автобус, в котором она ехала.
– Нам повезло: основная группа детей находилась в первом автобусе, — вспоминала она. Но сама женщина, беременная в то время своим седьмым ребёнком, ехала во втором. Убило школьника, сидевшего рядом с ней, а её ранило. Во время нашего визита женщина была беременна восьмым ребёнком. Еврейское мужество — жить, заводить детей, несмотря на ненависть врагов.
Наши добрые знакомые — жена — учёный-биолог, муж — математик — обитают в красивом городке Маале-Адумим, по классификации ООН — в поселении. А их дочь, тоже учёная-биолог, с группой друзей поселилась в центре арабского района Лода. Это называется на израильском сленге «создали еврейское ядро». Сын других наших друзей живёт с семьёй в арабском районе Иерусалима. В Израиле немало спокойных, приятных для жизни мест. Но, если уступать арабам еврейскую землю, получится как в Европе. И эти молодые люди совершают подвиг в еврейском духе: живут и заводят детей.
У израильтян, в отличие от европейцев, есть нечто за душой. Поэтому они страх преодолевают. И владеют будущим.

Оцените пост

(голосовало: 9, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться