Нас заметили

Когда разведчики, посланные Моше осмотреть землю ханаанскую, вернулись в стан, они с ужасом рассказывали о том, что земля та населена великанами, которые настолько могучи, что на разведчиков внимания не обращали. «Кузнечиками были мы в их глазах, и такими же были мы в своих глазах!» Только один из них, Иошуа бен Нун, смог найти в ситуации хорошую сторону. «Так ведь благодаря этому мы смогли беспрепятственно собрать информацию и вернуться в стан целыми и невредимыми!»

Этот мидраш (только с точностью до наоборот — сейчас поймете, почему) вспомнился мне в среду 10 июля, когда я принял участие в восхождении на Храмовую гору, организованном обществом «Место встречи». Общество возглавляется моими друзьями, Меиром и Аней Антопольскими.

Это было второе в моей жизни участие в таком священодействии. В первый раз я поднимался на Храмовую гору три года назад, точнее 31 августа 2010. Дату эту помню так хорошо, потому что, спустившись, мы встретили Ицака Имаса, человека, смыслом жизни которого стала борьба за то, чтобы как можно больше евреев смогло и захотело приходить туда, где находится их главная святыня. Мой друг сфотографировал Ицхака, и снимок этот оказался последним в жизни «сталкера Храмовой горы» — вечером того же дня, подъезжая к Хеврону Ицхак и Тали Имасы были расстреляны из встречной машины.

На дорогах Иудеи и Самарии в те дни, как и всегда, было жарко, а вот здесь, на Храмовой горе, было тихо. Нашу небольшую группку сопровождал улыбчивый полицейский. Толпы встречных арабов смотрели сквозь нас. «Кузнечиками были мы в их глазах…»

Теперь же, миновав очередь возмущающихся мне в спину иностранцев, я поднимаюсь на пропускной пункт, где уже толпится наша группа в ожидании меня, опоздавшего, и с удивлением вижу, что там собралось не меньше пятидесяти человек (впоследствии уточнилось — пятьдесят два), и что русскоязычные паломники под командой Меира составляют около трети этой группы. И еще одна вещь вызывает мое уже даже не удивление, а изумление. Восхождение было объявлено как детское, и, действительно, козявок здесь уйма, причем решительно всех возрастов, но они какие-то неправильные козявки —два десятка израильских ребятишек вместе — это же должен быть такой гвалт, что стоящую рядом Стену плача должна была бы постичь участь ее иерихонской коллеги! Но нет — дети ведут себя до неприличия тихо.

Мои раздумья прерывает вопрос одного из охранников: «Тфилин, таллит есть?» «Конечно, есть, — отвечаю. — Я потом пойду к Котелю молится». «Тогда вон отсюда!» — вежливо заявляет полицейский. «А где я могу их оставить?» — спрашиваю. «Ничего не знаю, це ахуца!» Еще двое стражей порядка присоединяются к мнению предыдущего оратора, и лишь один показывает на шкаф, стоящий перед пропускным пунктом — «Вон туда положи…» Я снова выхожу к иностранцам, которые, судя по взглядам, мысленно на всех языках матерят этих евреев, которые проходят вне очереди, и прячу в уже основательно набитый шкаф свои предеты культа. «И сумку туда же!», — орет один из полицейских с какой-то беззаветной яростью.

Я втискиваю сумку между чьими-то пакетами и вновь предстаю пред аргусами.

«На Храмовой горе не молиться! Не есть! Не пить!» — рычит полицейский, глядя на меня с такой ненавистью, будто я уже совершил все эти страшные преступления. Три года назад ничего подобного не было. Все было мягче, спокойнее. Но вот, наконец, инструктаж окончен, и я присоединяюcь к истомившимся своим. Мы двигаемся ввысь,и нас плотным кольцом окружают менты. Операция «Восхождение» началась! Шагаем, теряясь в догадках обычный это конвой или почетный. То бишь, охраняет ли он нас или от нас. И, соответственно, кто мы — зэки или ВИП-фигуры.

Мы выходим на уже знакомую мне по прошлому разу большую площадку между стеной и главными мечетями. Площадка очень большая — целое поле. Сегодня на этом поле группами сидят арабы и арабки. При нашем появлении они начинают что-то энергично скандировать.

«Аллах акбар» тут часто прослушивается, — говорит Меир, — а вот «итбах эль ихуд» я пока не слышал. Вообще эти ребята уже год как здесь собираются в то время, которое отведено евреям. Евреи могут пониматься только с восьми до девяти утра — время, когда у арабов нет молитв. Говорят, этим, что здесь, хорошо платят.

Его слова тонут в реве со всех сторон. Некоторые господа и дамы — последние все в хиджабах — в экстазе вскакивают с мест и кричат в нашу сторону что-то очень приятное. Но в нашу сторону никто не движется.

— А раньше подскакивали к нам и визжали нам прямо в лицо. Полиция это прекратила.

Значит, нас полиция охраняет. Но только ли нас? Словно в ответ на это, полицейские начинают подгонять нас, приговаривая, «Быстрее, работАй! Быстрее, хевре!» Почему-то по ассоциации вспомнилось, как в семидесятых в Москве на кремации одного из наших родственником (у нас, нерелигиозных, все умершие родственники кремировались) распорядитель в форме торопил нас окриками «Веселее, товарищи, веселее!»

Так что от нас Храмовую гору тоже охраняют, следят за тем, чтобы мы не слишком на ней задерживались. К тому же среди наших стражей имеются и арабы. Один в прямо смысле дышит в спину, другой скачет перед нами по парапету, на каждым шагу нас фотографируя. Очевидно, на добрую память.

Не выдержав, спрашиваю:

Меир, а что они так суетятся?

Так ведь нас теперь много приходит. Вот они и нервничают.

И арабы и полиция?

Ну да…

Арабы это ясное дело. Ну, а полиция? Конечно же она не сочувствует арабам. Просто больно хлопотно, когда привыкли, что приходят горстки, а тут вдруг стали приходить толпы.

Уследить за такой оравой невозможно, — комментирует Меир. — Да и никто не пытаются. Главное, сидуры не вынимать и не кричать «Шма Исраэль». А что ты там шепчешь, это уже никого не волнует.

Это действительно нечто новое. Ведь совсем недавно Фейглина загребли за то, что он на Храмовой горе шевелил губами. Только вот действительно ли совсем

никого не волнует, молимся мы или нет? Минут через десять мы оказываемся напротив Святая Святых, и Меир призывает всех сосредоточиться и здесь, у эпицентра встречи Неба и земли, помолиться за весь мир, за еврейский народ и за нас. Глядя на арку, за которой вырастает незримый Ковчег Завета, я прошу Вс-вышнего, чтобы он привел на землю Машиаха, чтобы он сорвал планы раздела нашей земли, раздела Иерусалима, выселения евреев из их домов, чтобы он отвел от нас ядерный удар и угрозу большой войны… Дальше идут личные просьбы.

А араб в штатском прыгает вокруг меня, смотрит, как я шевелю губами, как кланяюсь, как поднимаю глаза к небу. Смотрит с возмущением, но ничего не говорит.

Мы продолжаем обход. Проходим мимо ворот Шушан, «Сузских» ворот или, как арабы их называют «Врата Милосердия»). Поскольку имеется предсказания,что, когда в назначенный час через них войдет Машиах, арабы их еще в XVI веке заботливо замуровали, а чтобы и пророк Элиягу, являющийся коэном, не прошел и не возвестил о приходе машиаха, разместили перед воротами кладбище. Ох, боюсь, когда труба пропоет, не поможет им этот нопасаран!

Проходим вдоль стен, в основании которых лежат прямоугольные каменные глыбы времен Ирода (Гордуса). Обходим со всех сторон мечеть под названием Купол Скалы с ее уродливой позолоченной лысиной и стенами, украшенными изумительной тонкой росписью, которой находиться бы где-нибудь в другом месте, никого не трогать и починять примус.

Наша юная поросль (восхождение все-таки детское) с достоинством, по-взрослому оглядывает все вокруг, очевидно не сомневаясь, что это их будущие владения, а для кое-кого из них и будущее место работы. Поглядывает на нас с некоторым сожалением, мы, мол, точно доживем, а вот вам — дай-то Б-г!

Подобное высокомерие во взорах будущих несомненных победителей вызывает у арабов особую ярость, но — увы! — бессильную.

Они ничего не могут с нами поделать, — комментирует Меир. — Потому и злятся.

Эта ключевая фраза точно определяет разницу между тем, что есть сейчас и тем, что было три года назад. Нас заметили. Сбывается мечта Ицхака и Тали Имасов — да отмстит Г-сподь их кровь и да будет благословенна память праведников! Мы перестали быть пренебрежимой величиной. Мы больше не кузнечики.

P.S. Очерк был написан вечером 10 июля, а 11-го радиостанция «Голос Израиля» сообщила, что полиция закрыла Храмовую гору в связи со стычками между еврейским и арабским населением. Согласно сообщению, «Конфликт начался после того, как при входе на Храмовую гору был задержан араб, отказавшийся предъявить документы. После этого мусульмане стали бросать из мечети пластиковые стулья в сторону группы молящихся евреев. Полиция предупреждает, что будет немедленно и жестко реагировать на любые нарушения порядка в Старом городе».

Автор: Александр Казарновский
Статья впервые опубликована в газете «Новости Недели» (Израиль) от 18.07.2013