Еврейский Мир

Тяжесть утраты иногда вдруг ощущается в самой простой ситуации. До болез­ни отца моя старшая дочка ездила в Артек.Она была отличница, но главное — в ЦК комсомола Грузии любили моего отца. Дочка возвращалась в восторге. Однажды младшая дочь вдруг с горечью сказала:

— Дедушка умер. Кто меня пошлет в Артек?..

Тогда я поклялся, что она поедет в Артек.

Вспоминаю одну историю, приведенную в Талмуде. Умер великий знаток Торы. Ученики собрались проводить его в последний путь. После похорон была трапеза. Вдруг возник спор. Никто не знал, как поступать в простой, казалось бы, ситуации. И тогда ученики разразились рыданием: «Горе нам! — плакали они. — Учитель умер. И мы никогда не научимся!»

Как же я мог почтить память любимого человека? Продолжить его дело, упо­добиться ему во всех делах.

Он был прекрасным отцом. Постараться быть таким же. Он был журналистом. А почему бы и мне не стать? Подумаешь, за сорок! Ненавидел писать сочинения. В жизни не написал ни одного письма, а если даже пытался, одно предложение занимало две страницы. Зато как приятно вновь увидеть фамилию «Левин» на пер­вой странице газеты «Вечерний Тбилиси». Кажется, будто отец жив.

Я поделился своей идеей с Владимиром Аркадьевичем. Он сделал вид, что это ему очень интересно. Переписывал приносимые мной материалы. А ведь есть столько молодых и перспективных девочек и мальчиков! Они мечтают стать писа­телями. И у них такие влиятельные папы. Давала ли наша совместная работа что-нибудь Владимиру Аркадьевичу? Наверно, да. Он находил во мне черты отца. У меня обнаружилось умение брать интервью. Кроме того, появился свой круг зна­комств. И в Артек моя младшая дочка поехала.

Через несколько лет я остыл к журналистике. Пришли инфаркты. Началось увлечение иудаизмом. В день отъезда я пришел к Владимиру Аркадьевичу попро­щаться. Как же я ему благодарен — одному из своих учителей. Самое дорогое для меня — его оценка моего труда:

-Марат, я прочел книгу на одном дыхании. Мне очень понравилось. Но как ты мог?

-Что — как я мог?

-Почему ты не пошел в Крестовый монастырь?

-А почему я должен был туда пойти?

-Ну, ведь там могила Шота Руставели.

-У меня сейчас другие интересы.

-А что, иудаизм отличается чем-то от православия?

-Да, немножко!

-Жаль, какой интересный материал.

Я вспомнил. Не так давно я был скорее специалистом по православию, чем по иудаизму. Мою шутку, что в Грузии христианство приняли в I веке до н.э., некото­рые воспринимали всерьез. Один из моих учеников по шахматам уже много лет тому назад был преподавателем духовной семинарии. Правда, зарплаты ему, как и мне, не хватало. Я подрабатывал шахматами, а он — ремонтом лифтов. Лифты в Тбилиси сейчас не работают. Зато церкви — на каждом шагу. Мой бывший ученик возглавляет одну из самых крупных.

Я представил себя в Иерусалиме, в кипе, берущим интервью у отца-настоятеля. Мне стало приятно и смешно. Значит, я для Владимира Аркадьевича по-пре­жнему в когорте тбилисских журналистов.

В период работы в газете я вел рубрику «Известные грузинские деятели в Мос­кве». Мне приходилось брать интервью в Большом театре, в Академии медицинс­ких наук СССР, в госпитале Бурденко, в театре Образцова и т.д. Я подумал: «А что если перечитать Руставели? Найти ассоциации с трудами еврейских мудрецов… Сделать выводы, чтоб всем было приятно». Но вдруг вспомнились события 40-лет­ней давности. В 1966 г. в Грузии отмечали 800-летие Шота Руставели. Я смотрел по телевидению трансляцию празднований. Среди прочих выступал вьетнамс­кий делегат. Радужно улыбаясь, он читал по бумажке:»В борьбе с американскими захватчиками нам помогают светлые образы литературных героев Рус-та-ве-ли: Ти-на-тин и Ав-тан-дил». Поистине, когда у человека нет своих ценностей, он в не состоянии уважительно относиться к чужим. Поэтому пусть тему Руставели осве­щает кто-то другой.