Посвящается Наталье и Ицхаку Имас
и их не успевшему родиться ребенку,
погибшим от рук арабских террористов
на Хевронском нагорье
в канун Рош ха-Шана 2010 г.
Два года назад, в преддверии Новолетия, когда вся русскоязычная община Израиля пребывала в шоке после расстрела этих праведников, я перевела одну из притч рава Шломо Карлебаха, моего незабвенного Учителя, покинувшего этот мир уже почти 18 лет назад.
Как нам известно из истории мистицизма, точность предвидения праведника становится ясна окружающим лишь много лет спустя после его ухода с физического плана бытия. Лишь немногим дано вслушиваться в слова праведника, будучи уверенными в их точности и глубочайшей мудрости. Большинство современников, мыслящих категориями одной человеческой жизни, слишком погружены в сиюминутные заботы, проблемы и тревоги, что делает их, перефразируя пророка, глухими и незрячими. Лишь приучив себя мыслить категориями вечности, мы можем попытаться заглянуть в бездонный колодец хасидской мудрости, а иногда и глотнуть живительной влаги из него. Такой глоток возвращает нам истинный, внутренний слух и зрение и оживляет окаменевшее сердце. Притчами своими реб Шлоймеле учил именно этому. Но не только притчами.
На протяжении первых лет рядом с реб Шломо нам с моим покойным мужем, Авраамом Шифриным, то и дело приходилось наблюдать такую сцену: рав благословлял каждого, кто бросался ему навстречу, а иногда и сам подходил к кому-то, робко стоявшему в стороне, и, обнимая человека и заглядывая ему в глаза, говорил: «Ты — самый лучший, ты — самый светлый, ты — самый сладкий, самый святой…» Не требовалось особых физиогномических способностей, чтобы увидеть, что зачастую эти слова были обращены к людям, мягко говоря, не очень их заслуживающим. И нас это очень смущало. С одной стороны, не могло быть и речи о том, чтобы заподозрить Учителя в лицемерии, в неискренности; с другой — он не мог не видеть того очевидного, что видели мы. «В чем же дело?» — недоумевали мы.
И лишь много позже мы поняли, что он обладал способностью, доступной лишь праведникам: видеть в каждом человеке искру Б-жественную, заложенную в нем Творцом, видеть через наслоения грехов и слабостей человеческих то, о чем человек и сам уже давно забыл — что он создан по Образу своего Творца и носит в себе Его частичку. Видя внутри каждого этот сверкающий бриллиант, реб Шломо сообщал ему об этом, напоминая грешному, грязному, падшему, проклинаемому и проклятому, что и он в глубине души своей чист, прекрасен и свят, что и он может подняться и раскаяться и протянуть руки к Отцу своему Небесному.
Нужно было видеть, как светлели лица у людей, которым, наверное, до этого давно уже никто не говорил ни одного доброго слова! А тут их сказал не просто кто-то, а праведник, заглянувший в душу! И человек, словно очнувшись от летаргического сна, начинал с этой минуты путь к себе, к своей душе, к Б-гу. Никто не знает, сколько заблудших и потерянных душ вернул и спас таким образом реб Шломо. Никто не знает…
В память об этом в дни, когда Небеса открыты для нашего раскаяния и Отец наш Небесный ждет от нас этого шага, я дарю своим читателям еще одну притчу из первой главы книги «Ламед-вав») Lamed Vav, a collection of the favorite stories of Rabbi Shlomo Carlebach), в которой Злотана Барбара Мидло собрала в 36 главах любимые притчи нашего Учителя.
Но никто не знает
Знаете, это на самом деле очень грустно. Все говорят, что ищут правду. Но узнают ли они настоящий эмет, столкнувшись с ним лицом к лицу?
Сегодня все врачи в мире ищут средство для борьбы с раком. Представьте себе, что ведущий специалист по лечению рака получает письмо. Простой эскимос с Аляски пишет: «Я обыкновенный эскимос и зарабатываю себе на жизнь ловлей китов. Я обнаружил, что определенная часть кита может быть использована для лечения рака. И я хотел бы приехать на очередное собрание Международной ассоциации онкологов, чтобы сообщить вам о своем открытии».
Как вы думаете, что бы случилось? Вы думаете, все эти важные врачи, со всеми их научными степенями и званиями, пригласили бы на свое заседание простого эскимоса, который, наверное, даже и школы не окончил? Ну и что с того, что его открытие могло бы спасти миллионы человеческих жизней?..
Теперь представьте себе, что высокопоставленный чиновник ООН получает письмо от страшного убийцы, который говорит: «Я нашел способ принести мир во весь мир!» Конечно, его бы немедленно пригласили для выступления перед Международной конвенцией любителей мира. И если бы кто-то набрался наглости выступить с жалобой: «Но ведь этот человек массовый убийца!» — такого жалобщика немедленно заглушили бы криками: «Как ты смеешь судить этого человека так строго? Он говорит о мире! А кто же знает больше о том, как принести мир во весь мир, чем убийца?»
Давайте взглянем правде в глаза. Люди зачастую не могут отличить добро от зла. Единственное, что они безошибочно замечают, это соответствие галстука рубашке…
Лет пятьдесят-сто тому назад одним из величайших раввинов Восточной Европы был Ор а-Меир, что в переводе означает «сияющий свет». Он был одним из крупнейших учеников святого провидца из Люблина. Чтобы вы могли себе представить степень его чувствительности, вот вам один пример.
Однажды он был в дальней поездке и остановился переночевать в придорожной гостинице — корчме (реб Шломо произносил это как «кречма»). Корчмарь немедленно узнал ребе и предоставил ему лучшую комнату, с самой хорошей кроватью и большими настенными часами. Но Ор а-Меир не мог спать и всю ночь провел, расхаживая по комнате из угла в угол. И его тяжелые шаги, эхом откликавшиеся по всей убогой деревянной избушке, в которой располагалась корчма, не давали уснуть и корчмарю. Поэтому в конце концов бедолага постучал в дверь Ор а-Меира, чтобы выяснить, что происходит.
– Святой Учитель, я невольно услышал, что вы еще не спите. Что случилось? Что-то не в порядке в комнате, может быть, кровать неудобная?
– Нет, все здесь прекрасно. Но позволь спросить тебя: эти часы здесь — не могли ли они когда-то принадлежать святому провидцу из Люблина?
– Да, действительно, так оно и было. Сын святого провидца однажды останавливался здесь, и я принял от него эти часы в залог оплаты. Но как вы узнали? И какое отношение это имеет к тому, что вы не спите?
Ор а-Меир ответил:
– Да будет тебе известно, что есть два вида часов. Большинство часов отмечают проходящее время. Когда такие часы отстукивают час, они словно говорят: «Еще час прошел, тебе осталось жить на час меньше». И если ты понимаешь это послание, ты думаешь: «Ой вэй, зачем мне это надо?» И ты идешь спать, чтобы не думать о том, что тебе говорят часы.
Но эти часы — о, это совсем другое дело! С каждым тиканьем они говорят: «Одной секундой ближе, одной минутой ближе, одним часом ближе к приходу Мессии». В мире имеются лишь одни часы, которые отмечают время таким образом — это часы святого люблинского провидца. И как только я узнал их и услышал их послание, я так взволновался — какой уж тут сон может быть?
* * *
Однажды святой Ор а-Меир понял, что никогда в жизни не был в одном близлежащем городке. И каким-то образом он знал, что должен туда поехать немедленно. Он велел своему вознице запрячь повозку, и они отправились.
Путешествие было недолгим, и когда они въехали в городок, ребе начал оглядываться вокруг, словно высматривая кого-то. Вдруг он заметил человека, стоявшего у дороги, опершись на дерево. Он приказал вознице:
– Остановись здесь, я хочу поговорить с этим человеком.
Следует отметить, что новость о прибытии Ор а-Меира опередила самого ребе, и все знатные люди города, услышав о его визите, высыпали ему навстречу с приветствиями. Они увидели, что повозка въехала в город, и поспешили навстречу. А когда они увидели, где она притормозила, они побежали еще быстрее.
– Святейший ребе, — вскричали они, приближаясь к повозке, — святейший учитель, мы здесь, чтобы приветствовать вас в нашем скромном городке. Позвольте проводить вас в наш зал для приемов и предложить вам поесть и попить. Затем, может быть, мы могли бы…
– Очень благодарен, — перебил их Ор а-Меир, — я буду с вами через минутку. Я тут должен кое-что сделать.
И он снова повернулся к человеку, стоявшему на краю дороги.
Знатные горожане переглянулись с неловкостью.
– Ребе, — сказали они, — простите нас за вмешательство, но на самом деле вам не следует разговаривать с этим человеком. У него очень скверная репутация. Это мамаш недостойно вас иметь с ним что-либо общее. Пожалуйста, пойдемте с нами…
– Но я хочу с ним поговорить, — снова перебил их Ор а-Меир. — И знаете ли, на самом деле это вас совершенно не касается.
И он снова повернулся к иделе:
– Пожалуйста, друг мой, поднимись ко мне в повозку. Нам нужно кое-что обсудить.
Теперь главы города уж и вовсе расстроились.
– Ребе, — запротестовали они, — мы не можем поверить своим глазам. Вы себя унижаете уже тем, что вас увидят с таким человеком. Мы вынуждены действительно настоятельно просить…
На сей раз Ор а-Меир их попросту проигнорировал. Он повернулся к еврею, который успел влезть в его повозку и сесть рядом с ним, и спросил:
– Мой дорогой друг, есть ли у тебя дети?
– Да, у меня есть сын двадцати лет и четырнадцатилетняя дочь.
– Великолепно! Твоя дочь как раз подходящего возраста. Знаешь, у меня есть пятнадцатилетний сын, и я думаю, что наши дети должны пожениться!
Главы города не могли поверить собственным ушам. Ребе даже не спросил этого человека, как его зовут. Он не знает ни его возраста, ни где он живет, ни на что он живет. Ничего! И он уже устраивает с ним шидух для своего сына?! Они поняли, что им следует поднять голос, и они заговорили:
– Ребе, мы не намеревались подслушивать, но мы невольно услышали… Вы знаете, все это происходит слишком быстро. Вы ничего не знаете об этом человеке. Пожалуйста, выслушайте нас: его дочь не на том уровне, чтобы войти в такую святую семью, как ваша!
Но Ор а-Меир был полон решимости.
– Я знаю, что я делаю. У меня хороший нюх на людей, и я доверяю своему суждению!
И все-таки приветственный комитет не отставал от него. Они были настолько оскорблены тем, что он проигнорировал их советы, что в конце концов Ор а-Меир предложил компромисс:
– Хорошо, довольно! Я скажу вам, что я намерен сделать. Давайте проведем маленький эксперимент. Приведите ко мне двадцать детей. Если им понравится этот человек, то мой сын женится на его дочери. Если же не понравится, то обещаю, что больше не буду иметь с ним ничего общего.
И городские головы согласились — ведь общеизвестно, что дети являются, безусловно, лучшими судьями для оценки характера человека.
Итак, на следующий день все важные люди города — главный раввин, мэр, президент синагоги — проводили Ор а-Меира и странного иделе в комнату в городской ратуше. В молчании они ждали несколько минут. Затем дверь распахнулась, и двадцать ребятишек с криками и смехом вбежали в комнату. И как вы думаете, к кому они побежали? Не к важным господам, которых они знали всю жизнь. И даже не к святому Ор а-Меиру. Они побежали прямиком к иделе.
Ор а-Меир громко расхохотался.
– Гевалт! — закричал он. — Я так и знал! Видите, я был прав. Ну все, я выполнил наше соглашение, теперь вы должны сделать то же самое. Никаких споров больше. Мой сын женится на дочери этого человека, и это окончательно!
* * *
Теперь настало время рассказать, что святой реб Барух Ашер, мамаш один из величайших раввинов, раньше жил в этом самом городке. И его вдова, его ребецин, все еще жила там в их домике. Всякий знал, что для р. Баруха Ашера каждый еврей был цадиком, святым человеком. Он приветствовал каждого — от величайшего раввина до самого последнего простого еврея — одинаково. «Святой учитель», — говорил он. Или святой водонос, или святой портной. Ни один еврей не был слишком низким или слишком грешным, чтобы р. Барух не оказал ему честь.
Однажды к р. Баруху Ашеру пришла группа раввинов. Какой-то вор крал у всех жителей городка, и они хотели, чтобы ребе его проклял. Они знали, что р. Барух обладал большой силой и мог сделать так, чтобы этот воришка мамаш исчез.
– Я не могу поверить, что вы действительно это говорите! — вскричал р. Барух, когда он изложили ему свой план. — Вы что, в самом деле ожидаете, что я прокляну святого Мойшеле?
– Но ребе, — воскликнули раввины, — мы все знаем, что Мойшеле ни капельки не святой. Он вор!
Р. Барух смотрел на них целую долгую минуту. Затем он сказал:
– Идемте со мной!
Он повернулся и повел их за собой вниз по узким ступеням в свой подвал. Там он указал на бочку, наполненную, как казалось, дождевой водой.
– Видите вы это? — требовательно спросил он. — Это слезы, которые я пролил, умоляя Всевышнего, чтобы я никогда не видел зла в другом человеческом существе. И вы хотите, чтобы эти слезы — мои молитвы за все эти годы — оказались напрасными, потому что вас раздражает обычный вор?
Перед тем как уехать домой, чтобы приступить к приготовлениям к свадьбе своего сына, Ор а-Меир отправился засвидетельствовать свое почтение ребецн р. Баруха Ашера. Она встретила его очень тепло:
– Ребе, я так счастлива вас видеть. Позвольте пожелать вам мазл тов. Я слышала, что ваш сын женится. И я слышала о том, сколько волнений вы тут причинили. Это точно то, что предсказал мой святой муж. Послушайте, я расскажу вам историю. Много лет назад люди начали говорить об этом человеке, дочь которого вы избрали для своего сына. Некоторые люди решили, что он им не нравится, и они начали рассказывать о нем всякие небылицы и что он якобы делал ужасные вещи. Они мамаш предали его позору. Дошло до того, что однажды они даже привязали его к телеге и протащили по улицам города, чтобы все издевались над ним и плевали в него, и обзывали его всякими словами.
Мой муж сидел в это время у окна и видел все, что произошло. Он повернулся ко мне, и глаза его были полны слез. Он сказал: «Этот человек совершенно невиновен, и его обвиняют напрасно. Он действительно святой человек, но никто этого не знает… Однажды, когда меня уже не будет на этом свете, большой раввин приедет в наш городок. Ребе увидит этого человека и выберет его дочь в жены своему сыну. И это будет для тебя знак, что все, что я говорю сегодня, правда: этот иделе чист и всегда был чистейшим из чистых, святейшим из святых…»
* * *
В Талмуде говорится, что Б-г может простить нам все грехи в мире, за исключением одного — если мы плохо говорим о другом человеке. Самая страшная авейра (преступление), которую мы можем совершить, — это унизить другого человека.
Вы знаете, Б-г сотворил каждого человека, наделил его потенциальными возможностями и дал ему определенное задание, определенную жизнь. И Б-г посеял в каждом человеке — в самой глубине его — искру Своей собственной Святости.
Как же мы можем набраться наглости, хуцпы, влезать туда, где даже Б-г трепещет? Ибо, как учит Ибн Эзра, когда мы унижаем человека, мы не просто раним его чувства. Мы мамаш разрываем его душу…
Элеонора ШИФРИН