По еврейским законам ответственность за обучение детей Торе лежит целиком на отце. И, несмотря на занятость работой и делами общины, я каждый день учил детей тому, что нужно: Хумашу, Гемаре, молитвам и так далее. Потом Бенцион подрос и помогал мне немного учить сестер. Когда по приезде в Израиль Хава пошла в «Бейт-Яаков» (так называется система религиозных школ для девочек), учеба в школе вполне соответствовала ее домашней подготовке. Новым для нее было изучение Пророков: дома мы ими не занимались, а Хумаш, пожалуй, разбирали даже серьезнее. В субботу мы ведь учились все вместе, на уровне старших детей, а разница между моими старшими и младшими – двенадцать-четырнадцать лет.
«Когда Бенчик, сын Зильберов, приехал в Ташкент, ему было десять лет. Наши ребята часто встречали его с отцом на улице, и всегда реб Ицхак что-то ему рассказывал, чему-то учил, чтобы время в пути не пропадало зря. И Хавочке, и Малке, средней и младшей дочерям, когда им было годика по три, он уже потихонечку рассказывал «пара–шаги а–шавуа». По его детям видно, как много в них вложено.
Как-то Зильберы пришли к нам на шаббат, и вдруг ударил мороз. Зная, как у них хо221554987лодно в домишке, родители их не отпустили. Зильберы прожили у нас до весны. Помню, Соралэ, старшая дочь Зильберов, заболела. Реб Ицхак ушел на рассвете и вернулся к вечеру. Он вбежал на террасу и спросил: «Как себя чувствует Соралэ?» Как будто с рассвета и до вечера бежал с этим вопросом.
Наверно, так оно и было. Дела не отложишь, но мысли его были о семье».
Из рассказа
Софы Лернер
Я часто брал детей на прогулки: в парк, в зоосад, в цирк. Дети развлекались, а я читал Гемару.
В Ташкенте ведут себя просто. Ко мне подходили совершенно не знакомые люди, привлеченные необычным шрифтом моих книг, и без церемоний спрашивали, что я читаю. (Кстати, так я познакомился с нынешним израильским писателем, а тогда – ташкентским спортсменом Ильей Люксембургом, который стал потом нашим другом: он подошел ко мне в трамвае именно с таким вопросом). Я объяснял, что это книги на древнееврейском языке. В Ташкенте это было не так уж опасно, вряд ли прохожие побежали бы доносить, поэтому я говорил правду. А главное: я находил необходимым так учиться – и учился.
Дети были маленькие и стеснялись, что я привлекаю к себе внимание. Чтобы избавить их от страхов, я, гуляя с ними, начинал в шутку изображать пьяного. Они в ужасе шептали:
– Папа, что ты делаешь? На тебя же смотрят! А я отвечал:
– Ну и что, пусть смотрят…
Дети были очень чувствительны, их надо было закалять, чтобы они не боялись «общественного мнения». Им, возможно, предстояло это и в будущем.
Я был мастер собирать миньян. Когда не хватало десятого, я выходил на улицу и спрашивал всех подряд:
– Вы еврей? Если да, пойдемте, пожалуйста, будете десятым в миньяне. Представляете себе?
Однажды я искал десятого – нигде нет. Мне подсказали, что неподалеку на фабрике работает нарядчиком еврей. Я вошел на фабрику, нашел этого еврея. Вокруг стоят рабочие, он каждого направляет на работу. Я подхожу.
– Простите, пожалуйста, у нас миньян, не хватает десятого. Прошу вас, пойдемте со мной хотя бы на двадцать минут.
Он сказал:
– Хорошо, я пойду, только вот кончу с рабочими, – и пошел со мной.
Детям не раз случалось это видеть. Хава говорит, ей было не очень-то приятно стоять рядом со мной, когда я спрашивал: «Вы еврей или нет»?
Открыто ходить в синагогу и в Ташкенте все же было небезопасно. В «официальной» синагоге лежал «Крокодил», много номеров, и мы, дети, всегда могли сделать вид, что зашли не молиться, а почитать журналы.
Было несколько «незаконных» синагог, куда родители брали меня с собой по праздникам.
Мы помогали родителям готовиться к праздникам. Перед Песах сами проверяли, нет ли хамеца среди наших игрушек. Помню, однажды мы решили, что отлично проверили мешок с игрушками, а в середине праздника вывернули его – и на пол шлепнулось полбуханки зачерствевшего старого хлеба, попавшего туда, как видно, давным-давно!
Перед Седером мама доверяла мне приготовление харосета, специального пасхального блюда: я чистила и терла яблоки, колола орехи. Чтобы переключить на что-нибудь безопасное мою кипучую энергию, мне давали гранат и просили пересчитать зернышки. Бенцион сказал, что есть выражение: «полон мицвот, как гранат». Так, может, их шестьсот тринадцать, по числу заповедей? Я считала очень добросовестно, но их всегда почему-то оказывалось больше или меньше…
Накануне субботы, когда мама пекла халы, она давала нам по кусочку теста, и мы пекли свои маленькие халы, а когда играли, то лепили халы из глины.
Еще у нас была игра – «ходить, как папа»…
Из рассказа Хавы
«Этого человека можно было видеть в любом конце города. Но никогда – идущим спокойно. Вечно – бегущим… Он не доверял никакому транспорту, ему всегда казалось, что он поспеет быстрее, чем любой автобус».
Из рассказа
Софы Трегер
Из книги «Чтобы ты остался евреем»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
Спасибо, что печатаете воспоминания Рава Ицхака (зихроно цадик левраха).
Евреям, рассеянным по разным континентам, с затуманенным, каждый своей идеологией, взглядом, связанным устоявшимся (за какие-то жалкие десятилетия — по сравнению с тысячелетней памятью праотцов) образом жизни и привычкой не думать — вообщем НАМ, большей части современных \»детей Израиля\» — просто необходимо прочитать книгу Рава Зильбера. Не только чтобы вспомнить — кто ты такой, не только чтобы не забывать — что ты должен делать, но и чтобы жить так — как живет настоящий еврей.
Как Рав Ицхак.