Еврейский Мир

(Продолжение)

«Я цель имел во всей книге («Двести лет вместе»), во всех книгах показать: что можно из человека сделать»

А. И. Солженицын «Потемщики света не ищут» («Литературная газета» и «Комсомольская правда», 22 октября 2003).

Согласимся: показал. На личном примере показал, «что можно из человека сделать», превратив 70-страничного «Первенца» в тысячестраничный двухтомный фолиант «русской научной евреелогии». «Если обходить болевые точки – нечего браться за книгу о совместно пройденных испытаниях», – приводил я уже эти слова Солженицына. Он точно выбрал «болевые точки»: евреи в большевиках, евреи на фронте, евреи в ГУЛАГе, евреи в искусстве и извратил суть каждой, что неудивительно:

«Каждый пишет, как он слышит,

Каждый слышит, как он дышит.

Как он дышит, так и пишет,

Не стараясь угодить…»

Булат Окуджава

Ещё в «Первенце» в нескольких абзацах изложил он своё представление об участии евреев в Отечественной войне: «Я видел евреев на фронте. Знал среди них бесстрашных. Не хоронил ни одного» (выделено мной – С. Д.). Да и как хоронить, если «евреев не убивало! Все возвратились живы!!» (Борис Слуцкий). Через 35 лет во втором томе «Двести лет вместе» выделенных выше слов уже нет. Клевета строится иначе. Достойный отпор ей дал Валерий Каджая в статье «Как воевали евреи: по Солженицыну и в действительности» («Еврейские новости», N№ 26, 22 января 2003 г.) и Марк Дейч в статье «Поклон от потёмщика» («В новом свете», 28 ноября – 4 декабря 2003 г.). Оперируя большим числовым материалом, они продемонстрировали всю лживость солженицынского утверждения, что на передовой в первом эшелоне «евреи могли бы стоять гуще».

Остановлюсь на одной детали. В «Первенце» Солженицын сам обвиняет евреев: «(у них был) расслабляющий расчёт: страна здесь не наша, кроме нас – много Иванов, им всё равно воевать, они и за нас повоюют с фрицами, а нам лучше сохранить свою выдающуюся по талантам нацию…» За минувшие 35 лет «притекло интересное свидетельство» (выделено мной – С. Д.), позволившее ему озвучить в «Двести лет вместе» ту же мысль уже еврейским голосом – голосом юноши Шулима Даина, погибшего позднее под Сталинградом. В самом начале войны он якобы сказал своему другу Иону Дегину: «Сцепились насмерть два фашистских чудовища, и что нам в этом участвовать». Не упустил Александр Исаевич «притекшее свидетельство» нежелания евреев воевать, хотя, надо полагать, прекрасно понимал, что не мог юноша, видимо, комсомолец, назвать вслух СССР фашистским чудовищем, что бы он в душе нидумал; впрочем, он и думать так тогда не мог.

Не упущу и я возможности сказать об упомянутом Солженицыным Ионе Дегине, известном киевском хирурге-ортопеде, профессоре, поэте и прозаике, уже много лет живущем в Израиле. Шестнадцатилетним мальчишкой ушёл он на фронт, его первый бой был на 11-й день войны. Начав в пехоте, он прошёл затем войну лейтенантом-танкистом, неоднократно был ранен. Вот одно из его стихотворений. Оно написано в декабре 1944 года. Публикуя его много лет спустя и не зная ничего об авторе, Евгений Евтушенко написал: «Из планшета неизвестного лейтенанта»:

«Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки –

Нам ещё наступать предстоит».

Не в глазах ли этого лейтенанта-танкиста прочитали Вы, Александр Исаевич, «немое нераскаянное (еврейское) высокомерие, которое сподвигло Вас на злобный антисемитский памфлет? Впрочем, из второго эшелона, где располагался КП Вашей батареи звуковой разведки, Вы не могли его видеть: он прошел всю войну в первом эшелоне. Тогда, может быть, Вас «достали» вот эти его стихи, написанные в1962 году?

«РАЗГОВОР С МОЕЙ СТАРОЙ ФОТОГРАФИЕЙ»

Смотришь надменно? Ладно, я выпил.

Мне сладостно головокружение.

Швырнул к чертям победителя вымпел,

Поняв, что сижу в окружении.

Выпил и сбросил обиды тонны.

И легче идти. И не думать – к цели ли.

Эмблемы танков на лейтенантских погонах

Дула мне в душу нацелили.

Думаешь, что ты честней и смелей,

Если ордена на офицерском кителе?

А знаешь, что значит боль костылей,

Тем более – «врачи-отравители»?

А что ты знаешь о подлецах

Из нового фашистского воинства,

Которое, прости, не с того конца

Судит о людских достоинствах?

Верный наивный вояка, вольно!

Другие мы. Истина ближе нам.

Прости меня, мальчик, очень больно

Быть без причины обиженным.

Но стыдно признаться: осталось что-то

У меня, у прожженного, тертого,

От тебя, лейтенанта, от того, что на фото

Осени сорок четвертого».

1962 г.

ЕВРЕИ В ГУЛАГЕ

Этой теме посвящена 20-я глава второго тома, куда Солженицын почти полностью включил 11-й раздел «Первенца». Он пишет, что пришёл в лагерь интернационалистом. Кто в это поверит, зная, что в лагерь он попал с фронта в конце войны «с тягостным ощущением, что наши евреи могли провести ту войну самоотверженнее». Оказавшись в лагере, он тотчас же осознал, что у него, увы, «общая» нация. «Если у тебя удачная нация – ты счастливчик, ты обеспечен, ты выжил! – читаем в 20-й главе. – Если общая нация – не обижайся». Однако он обиделся, и его прежняя обида на евреев ещё пуще усилилась. «… В лагере, где я сидел, … евреям, насколько обобщать можно, жилось легче, чем остальным». «В таком лагере (где попадаются евреи, подобные Бершадеру – С. Д.) теряешь всю светлость и твёрдость прежних интернациональных убеждений», – писал он ещё в «Первенце». И поэтому с первых же дней пошёл Солженицын в «придурки», потом попал в «шарагу», а из неё снова в лагерь в Экибастуз. «Из 8 лет заключения, – напоминает в «Открытом письме Солженицыну» (VESTNIK, N№ 15, July 23, 2003) Семён Бадаш, его товарищ по Экибастузскому лагерю, – 7 лет Вы ни разу не брали в руки ни пилы, ни лопаты, ни молотка, ни кайла». Упаси меня Б-г поставить это в вину любому зэку: «Нам ли судить задним числом тех, кто боролся на каторге за свою жизнь, – говорит Аркадий Ваксберг («Моя жизнь в жизни», т. 1, М., Терра Спорт, 2000), – если, конечно, борясь, он при этом не обрекал на муки никого другого». Мы все жили в «большой зоне», отгороженные от остального мира «железным занавесом». «Мы… жили в искалеченном обществе, состоявшем сплошь из придурков, – пишет Семён Резник («Вместе или врозь»). – … Мы все придуривались – кто больше, кто меньше; одни нехотя и с отвращением, другие с энтузиазмом, но все жили во лжи». Он приводит стихи Е. Евтушенко:

«Сосед учёный Галилея

Был Галилея не глупее:

Он знал, что вертится Земля,

Но у него была семья».

Вспоминаются слова Аркадия Гайдара из приводимого А. Н. Яковлевым («Сумерки») доноса на него: «Тревожит меня мысль – я очень изоврался». Однако дело в том, что, будучи сам почти весь лагерный срок в придурках, Солженицын без какого-либо намёка на самокритику пишет о них с ненавистью, особенно о придурках-евреях. «В рядах придурков Беломорканала преизбыточны были евреи, но не катали они тачек и не умирали под ними. И не в одном БелБатлаге можно было увидеть высоких лагерных начальников-евреев». 13 месяцев провёл на «общих», катая тачку, выдающийся генетик, еврей Владимир Павлович Эфроимсон. По словам Солженицына, он вызывал всеобщее презрение: «Да он просто выродок еврейского народа; разве настоящий еврей будет тачку катать?» Смеялись над ним и евреи-придурки (да и досадовали, что «выделяется в укор им»). «Национальность, – поясняет Солженицын, – едва ли не главный признак, по которому зэки отбирались в спасительный корпус придурков… отменно сгущёны евреи, грузины, армяне» (выделено мной – С. Д.).

А вот что писал Семён Бадаш в уже упомянутом «Открытом письме Солженицыну»: «Ампутацию моего текста (С. Бадаш – автор книги «Колыма ты моя, Колыма», Нью-Йорк, «Эффект», 1986 – С. Д.) Вы проделали для того, чтобы подтвердить конкретным примером Вашу главную мысль: будто в ГУЛАГе евреи захватывали придурочные должности и туда же пристраивали «своих»… Более того, перечислив упоминавшиеся мною фамилии работавших в больнице зэков, Вы, ничего не зная об этих людях и их долагерных профессиях, всех их тоже записали прилипалами-евреями. Всё это ложь… все работавшие в больнице зэки имели прямое отношение к медицинской профессии, и из восьми четверо не были евреями. Вы оболгали всех этих порядочных и честных людей, при том, что сами все Ваши лагерные годы были постоянным «придурком»… (выделено мной – С. Д.). Придётся мне напомнить, что из пяти тысяч зэков в Экибастузе евреев было немного, и все они вкалывали на тяжёлых общих работах: Семён Бадаш, Семён Немеровский, Владимир Шер, Александр Гуревич, Борис Корнфельд, Лев Гросман, американский еврей Бендер, Матвей Адаскин и другие… Ни одного еврея на должности бригадиров не было… Зато русских бригадиров было густо: Саша Солженицын, Саша Золотухин, Дмитрий Панин (Сологдин в романе Солженицына «В круге первом» – С. Д.), Михаил Генералов, Черногоров, Белоусов – других память не удержала» (выделено мной – С. Д.).

Продолжение следует

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться