В Нью-Йорке практически постоянно проводятся выставки под открытым небом. Вот и в эти предзимние дни у нас в городе представлено около десятка подобных художественных экспозиций.
Я расскажу о двух из них.
Первая расположилась на овальной поляне манхэттенского Мэдисон-сквер парка, где ровной шеренгой по стойке смирно замерли пять высоких абстрактных скульптур, созданных нью-йоркским мастером Мэлом Кендриком.
Скульптор сотворил свою «великолепную пятерку», заливая слоями в вырезанные им пластиковые полистиреновые формы подкрашенный черный и белый бетон.
Угловатые, массивные, трехметровые «полосатики», в разных направлениях пронизанные большими округлыми отверстиями, издали показались мне пасущимися на зеленой лужайке странными неведомыми животными.
Возможно, такое впечатление сложилось у меня потому, что ближайшим ко мне «травоядным» оказалась скульптура, очень похожая на шахматного коня. Чуть позже это впечатление развеялось, но сначала было именно таким. Странной казалась только расцветка этой шахматной фигуры. Видимо, для того чтобы сбить игроков с толку, автор покрасил своего коня не в какой-то один определенный черный или белый цвет, а сделал из него настоящую полосатую зебру. Поди разберись, чей это конь. Какие-то крапленые шахматы, где пропустив чужую фигуру в свой лагерь, можно потом заявить, что она принадлежит не противнику, а совсем наоборот. Хотя сам автор, объясняя полосатость своей скульптурной группы, ссылается на внешний вид некоторых итальянских готических соборов, отделанных черным и белым камнем. Но на соборы эти его произведения совсем не похожи.
Вблизи некоторые из них показались мне странными станками непонятного предназначения, вывезенными на поляну из механического цеха какого-то металлообрабатывающего завода. Правда, в одном из «станков» угадывалось скорее некое подобие паровоза отца и сына Черепановых, который я видел в Нижнетагильским музее истории техники. Только у того труба была длиннее.
Присмотревшись повнимательнее, я решил, что это творение Мэла Кендрика все же больше смахивает не на первый российский паровоз, а на бочонок чачи, какие привозили нам когда-то с Кавказа. Дубовая барилка, обычно используемая для приготовления, хранения и транспортировки вина, водки, коньяка и других крепких напитков, покоилась на высокой подставке с большим отверстием по центру.
Наконец, в самой дальней от меня скульптуре я углядел некое подобие гильотины, приготовленной к отсечению очередной головы. Причем лезвие ее тяжелого ножа затупилось и даже слегка обломалось, видимо, из-за частого употребления этой машины.
Вокруг скульптур толпились довольно много людей, бегали и играли дети. Устроители выставки, как и сам автор, несомненно, радовались такому обстоятельству, так как их призыв явно был услышан. Дело в том, что на крупноячеистом проволочном заборчике, огораживающем выставочную поляну, висела табличка, приглашающая посетителей парка всячески «общаться» с каменными великанами, но только не вскарабкиваться на них. Желающих забраться внутрь причудливых изваяний, которым без отбойного молотка невозможно было причинить какой-нибудь вред, было хоть отбавляй, особенно среди детей.
А внутри полости под «бочонком со спиртным» уютно устроилась откушать развеселая парочка. При этом молодой человек был так увлечен поглощением пищи, что не заметил, как джинсы сползли у него дальше некуда. Может, и правда — испарения чачи, а скорее текилы или чего-нибудь подобного ударили ему в голову.
Оглядев окрашенные под зебру скульптуры со всех сторон, я вспомнил про черные и белые полосы в жизни, когда периоды удачи, везения, осуществления планов и надежд сменяются депрессией, невзгодами и тяжелым разочарованием. Однако на бетонных монстрах все полосы были одинаковой ширины.
В жизни же, о чем каждый может, я думаю, судить по собственному опыту, белые и черные полосы почти никогда не бывают равной ширины или протяженности. Многое зависит от общего восприятия жизни тем или иным человеком, от склада его характера и темперамента. У пессимистов черные полосы длиннее, а у оптимистов белые встречаются чаще. В нашем не очень справедливом мире существуют и такие везунчики, у которых даже черные полосы жизни сделаны из шоколада. А у подавляющего большинства людей, по моему мнению, особенно во времена нашей совковой жизни, вообще никогда не было ни черных, ни белых полос, вся жизнь — сплошная серость, иногда чуть потемнее, иногда — посветлее. Может быть, я ошибаюсь, но ничего с собой не могу поделать из-за соответствующего, не очень веселого, скорее пессимистического, внутреннего настроя, от которого никак не могу избавиться.
Серия работ Мэла Кендрика, выставленная в Мэдисон-сквер парке, свидетельствует об определенных изменениях в творчестве этого художника, который с середины 70-х годов успешно работал с такими материалами, как бронза, полимерные смолы и особенно дерево.
Кендрик родился в Бостоне, обучался в нескольких художественных учебных заведениях. В 1971 году он поступил в нью-йоркский Хантер колледж. В нашем городе он и сейчас живет и работает. Его произведения экспонируются в Чикагском музее искусств, Бруклинском музее, а также в Метрополитен-музее в Манхэттене, музее Американского искусства Уитни и некоторых других.
Автором второй выставки под открытым небом является коренной житель Нью-Йорка и бывший боксер-профессионал Паоло Корвино. Его скульптурная композиция, представленная на Хаммаршельд-плаза, что находится недалеко от здания ООН в Манхэттене, представляет собой девять ярко и разноцветно раскрашенных, абсолютно подобных друг другу по форме, алюминиевых абстрактных геометрических фигур.
Они имеют достаточно простую конфигурациию, и с первого взгляда показались мне похожими на застывшие в воздухе стебли водорослей, сохранивших свою волнообразную форму с того момента, как были извлечены из вечно колеблющейся водной стихии. А может, это были просто увеличенные в размерах девять обломков коралловых стебельков: три красных, три черных, два желтых и один серебристо-серый. Все одинаковой высоты, но с извивами, направленными, если брать их попарно, в разные стороны. Никаких других ассоциаций, аналогий, сравнений, связей хоть с чем-нибудь, с какими-либо представлениями у меня не возникло. Ни особых чувств, ни настроения у меня эта композиция не вызвала. Несколько ярких полосок на фоне серого асфальта. Цветовые пятна как напоминание об ушедшем лете. Возможно, и этого не так уж мало.
Корвино родился в Нью-Йорке, вырос в Бронксе, учился в школе визуальных искусств, потом в Национальной академии прикладных искусств в Нью-Йорке, в Йельском университете, а затем в Италии, Франции и Англии. За 50 лет творческой работы он испробовал много художественных стилей: от реализма до концептуализма и беспредметного абстракционизма. Его работы находятся в постоянной экспозиции многих музеев, а в 1994 году он стал первым американским художником, получившим возможность провести свою персональную выставку в России, в Эрмитаже.
borisrubin.com
Опубликовал: Борис Рубин
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
