Спасаясь от мести Эйсава, Яаков покидает Беэр-Шеву и отправляется в Харан к родне своей матери. По дороге он «задерживается» на 14 лет в иешиве Шема и Эвера. Закончив учебу, Яаков продолжает путь и прибывает к горе Мориа, месту будущего Храма. Он ложится спать на камни и видит пророческий сон: ангелы восходят и спускаются по лестнице, соединяющей небо и землю. Б-г обещает дать Яакову всю Эрец Исраэль, произвести от него великий народ и быть ему защитой. Проснувшись, Яаков дает обет построить жертвенник в этом святом месте и выделять Б-гу десятую часть от всех своих приобретений. В Харане Яаков встречает свою двоюродную сестру Рахель. Не имея денег для сватовства, он договаривается с отцом Рахели, своим дядей Лаваном отработать пастухом семь лет за право жениться на ней. Однако по окончании этого срока Лаван обманывает Яакова: дает ему в жены старшую дочь Лею. Яаков трудится на Лавана еще семь лет за Рахель. Лея рожает четырех сыновей, будущих основателей колен Израиля: Реувена, Шимона, Леви и Иегуду. Рахель переживает свое бесплодие и дает Яакову служанку Бильгу, которая рожает Дана и Нафтали. У Зильпы, служанки Леи, рождаются Дан и Ашер, а сама Лея производит на свет Иссахара, Звулуна и дочь Дину. Наконец, у самой Рахели рождается ее первенец Йосеф. Яаков хочет уйти с семьей от Лавана, но тот не отпускает племянника, присутствие которого обеспечило ему процветание. Он заключает с Яаковом выгодное для себя трудовое соглашение. Однако в этот раз обман не удался: в стадах Яакова резко увеличивается приплод коз и овец. Чувствуя растущую зависть и вражду со стороны Лавана и его сыновей, Яаков тайно покидает их дом вместе с семьей и скотом. Разгневанный тесть бросается в погоню, но, получив грозное предостережение от Б-га, не решается атаковать Яакова. Заключив с Лаваном «пакт о ненападении», Яаков переходит границу Эрец Исраэль и идет навстречу грозно поджидающему его брату Эйсаву.
«И сказал им Яаков: «Братья мои, откуда вы?… Ведь день еще велик, не время собираться скоту — напоите овец и идите, пасите» (29:4, 7).
Слово «брат» употребляется в переносном значении гораздо чаще, чем для обозначения родства. Так обращались друг к другу в известной песне моряки героического крейсера «Варяг»: «Не думали, братцы, мы с вами вчера, что нынче умрем под волнами». Девиз строителей коммунизма гласил: «Человек человеку — друг, товарищ и брат». «Братские страны социализма» поддерживали свой союз на советских штыках. Западные хиппи тепло приветствовали друг друга при встрече: «Хэлло, мой святой брат!» Причем такого обращения удостаивались даже женщины. Степень родственных отношений при этом совершенно не учитывалась. Даже теперь в наш век индивидуализма и взаимного отчуждения встреченный на улице незнакомец может запросто назвать вас «братцем» или «братком».
Ничего нового в таком обращении нет. Судя по приведенному эпизоду из сегодняшнего раздела, оно было распространено еще в раннебиблейскую эпоху. Придя в чужой город, Яаков обратился к местным пастухам: «Братья мои!». Причем эта реплика никого не удивила. Но почему он выбрал именно такую форму обращения?
Ничто не дается так трудно, как конструктивная критика. Большинство людей замыкаются в своей раковине, как моллюск, едва услышав критическое замечание в свой адрес. Если мне советуют что-то исправить или улучшить, значит, меня уличают в халатности или некомпетентности. А так ли уж чисты намерения этого самозваного критика? Может быть, он вовсе не печется о пользе дела, а просто хочет дискредитировать, унизить меня.
Приветливо обратившись к пастухам со словами «братья мои», Яаков первым делом выяснил, откуда они и знают ли они семью Лавана, а затем дал им дельный совет: «Послушайте, ведь день еще велик, не время собираться скоту — напоите овец и идите, пасите».
Но кто просил Яакова вмешиваться в чужие дела, указывать, как им надо обращаться со скотом? Его совет кажется верхом нахальства. Пастухи могли бы с полным правом огрызнуться: «А ты кто такой? Тебя не спросили».
Однако их реакция оказалась совсем иной. Они не только не рассердились, а наоборот, стали вежливо оправдываться: «Не можем мы (напоить овец), пока не соберутся все стада и не отвалят этот камень от устья колодца…».
Что же так расположило их к Яакову? Почему его непрошенная критика не вызвала протеста? Все дело в личном обаянии Яакова. Назвав пастухов «братьями», он как будто обдал их теплой волной симпатии и любви. Пастухи почувствовали, что этот незнакомец искренне желает помочь им, как своим братьям. Поэтому они и не подумали обижаться, охотно вступили с ним в беседу и ответили на его вопросы. Когда же Яаков в одиночку снял тяжелый камень с устья источника, они окончательно поверили в его благие намерения.
Яаков преподал нам очень важный урок. Если мы хотим, чтобы наш критический совет был услышан и принят, надо, прежде всего, убедить собеседника в своей искренней доброжелательности. Услышав в нашем голосе нотки «братской» любви, человек не заподозрит нас в лицемерии. Слова «брат мой» прозвучат без всякой фальши.
Лекарство
для души
«И увидела Рахель, что не родила Яакову, и позавидовала Рахель сестре своей, и сказала Яакову: «Дай мне детей, а не то я умру!» (30:1).
Что означает это странное требование: «Дай мне детей»? Раши объясняет: Рахель винила Яакова в том, что он не молился за нее, как это делал его отец Ицхак для своей жены Ривки.
Один еврей вернулся к религиозным корням, сделал «тшуву» после поездки в Гималаи. Он несколько лет увлекался буддизмом пока к собственному удивлению не открыл для себя красоту и глубину духовного наследия своего народа. Еврейский образ жизни увлек его. Он не мог дождаться очередного шаббата, чтобы погрузиться в его светлую, блаженную атмосферу. Рациональная строгость законов кашрута соответствовала его врожденному стремлению к разумному самоконтролю.
Но один аспект иудаизма оставался для него проблематичным: молитва. «Как я могу вкладывать душу в молитву, если я твержу одни и те же слова? — спрашивал этот еврей. — Можно ли установить таким образом личный контакт с Б-гом?» Ему мешала также жесткая регламентация молитв по времени: «Зачем вообще нужен график молитв? Неужели вы думаете, что мое сердце будет раскрываться по команде?»
Прежде чем ответить на эти вопросы, надо определиться в терминах. Что означает «молиться»? Ответ скрыт в самой грамматической форме этого слова. «Молиться» — это возвратный глагол, так же, как и в иврите — «леитпалель». Возвратная форма подразумевает, что обозначаемый глаголом процесс взаимен. Когда мы молимся, мы не только воздействуем, но и сами становимся объектом воздействия. Отметим также, что корень «леитпалель» — «пилель» — имеет значение «судить».
Но какая связь между молитвой и судом? Давайте рассмотрим функцию еврейского судьи. Судья берет противоречащие друг другу свидетельства, конфликтующие мнения и вводит в эту спорную, неясную ситуацию нужную дозу Б-жественной правды, добыв ее из Торы. Эта правда проникает в самое ядро спора и создает новое единство, новую гармонию на более высоком уровне.
Точно так же, когда мы молимся, мы как будто делаем инъекцию
Б-жественной правды в свое мятущееся сердце так, что эта правда проникает во все артерии, успокаивая душу и проясняя наш взгляд на мир. Молитва «возвратна», потому что она подводит нас вплотную к исконной гармонии, присущей нашему бытию. Другими словами, «тфила» — это не выброс эмоций, а впрыскивание Б-жественной энергии. Это лекарство, прописанное для наших душ лучшими психотерапевтами — еврейскими мудрецами, знатоками Священного писания.
Сказанное вовсе не означает, что в иудаизме нет места душевной исповеди. Наоборот, еврейская молитва очень ей способствует. Но тогда это будет не «тфила», а «тхина».
Что касается «тфилы», она представляет собой лечебное средство для души. Поэтому ее, как и любое другое лекарство, надо принимать в предписанное время и в точно установленных дозах. Лишь тогда молитва-»тфила» принесет пользу.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
