«Земная слава — как дым,
не этого я просила.
Любовникам всем моим
Я счастие приносила».
Анна Ахматова
У аптекарши Розы был любовник. Об этом знало все Краснополье, за исключением ее мужа — заготовителя райзаготконторы Хаима-Лейба. И это никого не удивляло. Разве можно было представить стройную, рыжеволосую красавицу с миндалевидными глазами, всегда ухоженную и нарядную рядом с маленьким неказистым человеком в латаной-перелатаной рубашке, засмальцованной фуфайке, в больших галифе и кирзовых сапогах, и не имеющую любовника? Надо сказать, что работа заготовителя не предполагала иной одежды, ибо была связана с ежедневными поездками по деревням и возней во всем том, что продавал вокруг народ: от ненужных грязных тряпок, которые назывались утильсырьем, до вполне аппетитных телят, мясо которых пополняло закрома страны. Все это покупалось за наличные деньги, и большие суммы проходили через руки заготовителей, привлекая к их работе бесконечное внимание всех карающих органов. Как ни старались заготовители быть самыми неприметными в поселке, все равно их считали богачами, и менялись они в райзаготконторе почти ежегодно: кто уходил по собственному желанию, а кто отправлялся в места не столь отдаленные с полной конфискацией имущества. И только Хаим-Лейб спокойно выполнял свой долг, несмотря на умопомрачительные для Краснополья наряды Розы и постоянно обновляющиеся сережки в ее ушах. Ибо все знали, что это подарки любовника! Только никто в Краснополье не знал, кто же ее любовник. Даже лучшая подруга Розы Белла разводила руками. Конечно, все знали, что это кто-то «большой» в области, ибо всегда, возвращаясь с поездок в Могилев, куда Роза ездила регулярно два раза в месяц за товаром, она появлялась на работе в обновках.
Где-то в душе многие жалели Хаима-Лейба и пытались открыть ему глаза на поведение жены, но Хаим-Лейб решительно становился на её защиту, доказывая всем, а иногда кулаками, что его Розочка безгрешна — как ангел. И даже заверения, что это он дает Розочке деньги на обновки, несмотря на его копеечную зарплату, должны были бы вызвать заинтересованность компетентных органов, но они не обращали на эти самооговоры Хаима никакого внимания: чего не скажешь, защищая честь жены! Даже приводящий в ужас все местное торговое население поселка ревизор из области Казимир Францевич, пересадивший большую половину краснопольской торговой элиты, к Хаиму-Лейбу проявлял мужскую солидарность и сочувствие. Говорили, что ему в молодости тоже изменяла жена, и он даже пытался покончить жизнь самоубийством. Кстати, стал из-за этого безжалостным и неподкупным.
— Может, это счастье — не верить в измену, — говорил он, когда начинали разговор о Хаиме, — ибо в каждом из нас живет Отелло! Маленький или большой, но Отелло! — при этом он вспоминал всегда какую-нибудь жуткую историю из своей практики, когда любовники ради своей страсти забирались в государственный карман. После потрясающего рассказа Казимир Францевич задумчиво смотрел на собеседника и, подводя итог своего разговора, добавлял: «Я вам скажу, что не мешало бы проверить сходится ли дебит и кредит в хозяйстве поклонника Розалии Ефимовны, если он, конечно, работает в сфере нашей компетенции!»
Но где он работает, никто не знал. Хотя однажды новый прокурор, которого перевели из Осипович в Краснополье за донжуанские похождения, попытался узнать это. Его влекло не любопытство, а страсть к прекрасной аптекарше, которая на двусмысленные намеки прокурора ответила неожиданно решительным отказом.
— У нее в любовниках большой человек из области, — заметил прокурору его помощник, выслушав рассказ шефа о любовной неудаче.
— Я думаю, обыкновенный магазинщик, — хмыкнул прокурор, — и мы упечем его лет так на десять в Сибирь.
И в очередную поездку Розы в область вслед за ней, по просьбе прокурора, милиция отправила внештатного агента Пиню, который в обычной жизни работал часовым мастером в Доме быта и у милиции числился под кличкой «Победа». Занимался он мелкими доносами на парикмахеров и фотографов, а однажды заложил самого директора Дома быта, который бесплатно сшил кожаные галифе в своем ателье.
Поняв ответственность задания и следуя инструкциям прокурора, Пиня решил не выпускать Розу ни на минуту из поля своего зрения, но, оказавшись в Могилеве, он растерялся и потерял объект наблюдения в первые минуты. Надо сказать, что он старался выполнить задание. Роза от автовокзала пошла в Дом Советов — огромнейшее здание в центре города, и Пиня следовал за ней буквально до лифта и даже, несмотря на то, что, первый раз в жизни видел лифт, геройски вскочил в него вслед за Розой, но… был буквально выдавлен из него толпой, спешивших по своим отделам людей на первой же остановке, а Роза поехала дальше, даже не помахав земляку на прощание ручкой. Целых два часа Пиня блуждал по просторному зданию в поисках выхода. В конце концов какой-то милиционер усадил его в лифт, привез к центральному входу и даже рассказал, как найти дорогу к автовокзалу. Это, конечно, Пиня не мог рассказать пославшим его представителям органов, и он придумал историю, в которой Розу, якобы, встречали на бронированном автомобиле, а его, Пиню, пытавшегося прорваться к машине, держали двое неизвестных с удостоверениями сотрудников Госбезопасности!
После такого донесения у прокурора пропали все желания относительно Розы, а Пине было приказано строго-настрого никому не сообщать об увиденном. Но Пиня не мог молчать, и придуманная им история стала обрастать новыми подробностями, подымая любовника Розы до невиданных высот.
И надо сказать, в страшные времена, когда «дело врачей» докатилось до Краснополья, и стали арестовывать и отстранять от работы всех евреев, связанных с медициной, Розу не тронули, несмотря на то, что она заведовала аптекой, и, как тогда говорили, непосредственно была связана с «отравляющими веществами». Местные власти не захотели связываться с высшим начальством, помня о донесении агента «Победа».
У нас дома о Розе никогда не говорили. Бабушка однажды при мне резко остановила соседку, принесшую очередную историю про аптекаршу:
— Не надо заглядывать в чужой горшок: можно ошпариться. Тебе не нравится ее манделах, так не бросай их в свой суп, она не для тебя их готовила!
Розина история меня, как и бабушку, тоже не интересовала, но жизнь иногда устраивает невозможные повороты, и я неожиданно прикоснулся к Розиной тайне…
После школы, я уехал в Могилев учиться, начал писать рассказы, стал печататься. И как-то после публикации в Москве, неожиданной и приятной для меня, случайно встретился с таким же начинающим литератором, как и я. Он поздравил меня с рассказом и тут же предложил отметить успех в только что открывшемся кафе «Дубрава», успевшем прославиться драниками и мочанкой. Надо сказать, что знакомство у нас было шапочное. Был он очень скользким человеком, и мы среди литераторов звали его Михасем Вышлом, ибо главным кредо его поведения было правило — «как бы чего не вышло». Но не отметить свою публикацию в московском журнале было бы несправедливо. И, купив в магазине водку, мы направились в кафе. Но не успели переступить порог, как мой знакомый резко изменился в лице, поспешно развернулся и сказал, что надо отсюда уходить:
— Пойдем в столовую на Первомайской.
— Почему? — удивился я, ничего не соображая.
— Секретарь обкома по идеологии сидит, — прошептал он, наклоняясь чуть ли не к самому моему уху. — Увидит, что поэты пьют, — припомнит… Нам это надо?
Я в жизни никогда не видел секретарей обкомов, и меня обуяло любопытство. И возникло желание остаться в кафе: ведь это был мой праздник, а не его. И вообще, мочанка — мое любимое блюдо!
— Где он сидит? — спросил я.
— У правого окна, с дамой, — прошептал «Вышло» и отвернулся.
Я обернулся и увидел… Розу. Она была той дамой, с которой сидел так испугавший «Вышло» секретарь обкома. Секретаря обкома я не разглядел — я видел только Розу. Роза почувствовала мой взгляд и подняла глаза. Узнав меня, она неожиданно подмигнула мне, как разведчица из шпионского фильма… У меня пропало желание оставаться в кафе, и мы пошли в столовую.
Я никому не рассказал об этой встрече. Даже дома. Спустя какое-то время я переехал в Молодечно, потом в Бобруйск. Постепенно краснопольцы стали разъезжаться по миру. Уехал в Америку и я.
Однажды в Балтиморе у знакомых на бар-мицве я совершенно случайно встретил Хаима-Лейба и Розу. Ее я узнал сразу. Конечно, бывшая краснопольская красавица превратилась в ухоженную старушку. А вот Хаима я узнал не сразу. Узнать его было почти невозможно: округлился, глаза спрятаны под черные очки, и, главное, он был в черном костюме-тройке, модной рубашке с бабочкой. Сама элегантность! Совсем не похожий на того самого краснопольского заготовителя. Заговорили. Оказывается, они приехали в Америку раньше меня. Жили сначала в Питтсбурге. Потом перебрались в Чикаго. И вот приехали к знакомым на торжество. Когда-то вместе с ними отдыхали во Флориде… Беседа, как это всегда у иммигрантов, о прошлом. И тут, неожиданно для меня, Хаим стал рассказывать историю про Розиного любовника. Поведав гостям о ее перипетиях и тогдашних краснопольских делах, Хаим, интригующе посмотрел на гостей и, как картежник неожиданно выбрасывающий на стол козырную карту, ошеломил слушателей неожиданной развязкой:
— И что вы думаете? Вы думаете, у Розы был любовник? Так я вам скажу, что вы ошибаетесь! Даже больше: всю эту историю придумал я сам. Когда мы поженились, я Розе сказал, что в силу моей профессии, я могу дать ей деньги, но пользоваться ими мы не сможем! Не мне вам говорить какие были времена! Одни беды! Моего предшественника Яна Кричевца за новую крышу, которой он заменил старую, отправили в тюрьму на пять лет с конфискацией имущества, а Двойру-Цыпу, коммунистку со стажем за серебряные сережки с работы сняли. Конечно, такая жизнь не могла обрадовать мою Розу. Она таяла на глазах, как пломбир в солнечный день. И что, вы думаете, я придумал? Никогда не догадаетесь. Проснулся среди ночи и говорю: «Мы их обманем!» Вы понимаете, кого я имел в виду под словом «их»? Советскую власть. Меня в жар бросило от моих собственных слов. Придумаем любовника! Все что на тебе, как будто от него. Мои деньги — его имя! И мы начали крутить им мозги. О Розочкином любовнике говорило все Краснополье и все близлежащие деревни. И, кажется, даже Могилев. Меня считали шлимазлом. У меня денег было немного больше, чем у них, и при этом Розочка одевалась лучше жены секретаря райкома! Хаим-Лейб гордо расправил плечи и повернулся к жене:
— Розочка, покажи кольцо, которое у тебя с того еще времени! Чистый бриллиант! За такое кольцо давали «двадцать лет без права переписки». Одно на все Краснополье! И сейчас — на все Чикаго! Я думаю, у жены нашего президента такого нет!
Роза покрутила в воздухе пальчиком с кольцом и с нежностью посмотрела на мужа.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
