— Юра, начиналось все в Уфе, Башкирской ССР?
— Да, «ДДТ» родилась в Уфе. 80-й год…
— Мда, вы уже ветеран, классик советского, русского рока?
— Нет, слава Б-гу, ничего такого нет. До сих пор что-то мешает быть вот таким толстокожим, сытым. Что-то мешает смотреться в свое отражение. В свою морду эпохи. Слава Б-гу, песни пишутся, хочется что-то делать, играть, дышать полной грудью.
— Около 20 лет назад профессиональный художник Юрий Шевчук занялся музыкой. Казалось бы, за эти годы о живописи можно было бы и позабыть. Но первое, что я от вас услышал, когда вы пришли: «Какой вид отсюда интересный, вот здесь бы картину написать!» Неужели до сих пор рисуете?
— Да, конечно. Любовь к живописи осталась. Много друзей-художников в Нью-Йорке. Я надеюсь с ними встретиться.
— Во многом вы формировались как музыкант под влиянием Хэндрикса, «Дорс», прекрасной группы «Блад, свит энд тиарс» — «Кровь, пот и слезы». Это действительно отправные точки? То, чему подражали, на чем учились?
— Не только это, конечно.
— Что еще? «Чикаго»?
— Безусловно. Джимми Хэндрикс, Моррисон, «Битлз», но и классическая музыка. Вы же помните то время, время, когда по радио, по телевидению звучали одни марши… И вдруг какой-то новый, неизведанный звук гитары с фузом! Совершенно ни на что непохожий. И мы пошли за этим звуком, как те детки за флейтистом, который их увел из города. И вот мне кажется, так наше поколение и ушло. Правда, до сих пор прийти никуда не может, но ушли-то мы точно вслед за этим совершенно необыкновенным звуком. Я помню, в первый раз его услышал в детстве. Ни на что не похожий, но вместе с тем аккумулирующий в себе энергию времени, современности. Не фальшивый, не ложный, не пафосный, а настоящий. Почему-то всегда чувствуешь, может быть, не отдавая себе отчета, что это и есть истина, это и есть настоящее, это и есть современное. Поэтому рок-музыка. Но с другой стороны, дяденьки во дворах пели Высоцкого, Галича, Окуджаву. А с третьей стороны — мама с Пушкиным, которого она мне всегда читала. А еще классическая музыка и джаз. И папина любимая песня «Я люблю тебя жизнь». Все формировало эту странную музыку под названием «российский рок-н-ролл».
— Юра, я не хочу никого обидеть из советских, а ныне российских рок-музыкантов, но надо сказать, что среди них не так уж много людей, которые могут похвастаться широким кругозором, образованием, эрудицией. Вы называете сейчас Высоцкого, Галича, музыкантов, поэтов, которые оказали на вас влияние. Но я, знаю, что этим не ограничивается. Верно, что на вас очень сильное впечатление произвел Оруэлл?
— Так же, как на всех очкариков. На все мое поколение.
— А это нормально: такой интеллигентный мальчик, который вдруг занялся рок-н-роллом? Такой немножко «не оттуда»…
— Ну не совсем интеллигентный. Были дворы, улицы. Уфа — очень сложный город. Мы принадлежали какому-то шишкарю, как их тогда называли. Сколько драк было! Когда ты живешь в таком небольшом городе, есть доля интеллектуального и есть доля суровой действительности жизни. И это тоже меня формировало.
— Юра, сколько можно держать в песнях социальную тематику? Не ушла ли, не устарела ли стилистика гражданской позиции в песне?
— Ничего подобного, ничего не ушло! Почему? Просто, может быть, в какой-то момент, когда действительно существовало рок-движение, рок-клубы, мы были «за», а не «против». Больше было социального, но социального плакатного, не глубокого. А сейчас для меня социальное — это, допустим, Пушкин «Борис Годунов»». Но для того чтобы на таком высокохудожественном уровне, «народ безмолвствует», говорить о власти, о происходящем в стране, нужно быть безумно талантливым. Нужно быть очень глубоким человеком. На таком уровне социальном я хочу говорить. Может быть, я планку для себя поднял слишком высоко… Поэтому в какой-то момент у меня не писалось таких песен. Я искал другой язык, более, может быть, высокий, чтобы говорить об этом. Говорить не плакатно, не поверхностно…
— Будет очень дилетантским такое определение: Шевчук на сегодняшний день — это Высоцкий с рок-музыкой? Да, есть коллектив, совершенно особая музыкальная стилистика, другой жанр, но по надрыву, по посылу…
— Шевчук: Да, еще и по подаче, может быть… Владимир Семенович — это совершенно другое, конечно. И другой язык, и все-таки это повыше будет. Я о себе не такого хорошего мнения. Я к себе достаточно иронично отношусь. А Владимира Семеновича считаю одним из своих учителей: он меня многому научил, хотя я его лично не знал. Он меня научил точному отношению к жизни, научил не быть ханжой, научил тому, что нет каких-то отвратительных злодеев и прекрасных добряков, а в каждом человеке много чего намешано. Он пытался вообще всех понять. И это в песнях его есть. А с другой стороны — настоящий, истинный, не пошлый, а очень искренний, замечательный патриотизм, любовь к стране без пафоса, без каких-то громких ударов по груди. Он очень многому научил. А еще — безумная любовь к жизни. Я когда-то говорил, что иногда художнику достаточно съесть маленький кусочек. Отломить его от жизни и потом переваривать до самой смерти, высасывать оттуда свое творчество. Вот Высоцкий жизнь пожирал просто огромными кусками! И переваривал ее, и выплевывал, и на самом деле выдавал на-гора такие вещи, которые на века. Один из моих учителей, безусловно. Удивительный человек.
— Кто все-таки может похвастаться первым рок-н-роллом в Советском Союзе? Шевчук или Градский?
— Мне кажется, что рок-н-ролл — это не спорт. Кто на первом месте, кто на втором…
— Но любят говорить, что Градский — отец русского рока.
— По-моему, он сам это очень любит говорить… Не знаю, кто там отец. Был у нас один отец — Иосиф Сталин. Хватит уже.
— Ладно, принимаю как ответ, и мы уходим от этой темы… Тяжело было начинать? «Урфин Джюс», по-моему, это 85-й год?
— 84-й.
— Шевчука особенно не жаловали, несмотря на то, что уже близились 90-е годы. Расскажите о том замечательном эпизоде, когда полтора миллиона экземпляров вашей пластинки были распроданы в мгновение ока, и как вы за полтора миллиона экземпляров получили 15 долларов гонорара.
— Да даже не 15! Тогда только-только как бы ветерок такой подул… Как Башлачев пел: «Вдоль бетонных стен ветерки степные». Нам предложил тогда директор фирмы «Мелодия», по-моему, фамилия у него была Голубовский, диск записать. Но, говорит, денег я вам не могу заплатить. Но нам так хотелось! Представьте: 7-8 лет подполья, так хотелось пластинку! Как любому поэту хочется иметь свою книжку, потому что это дальнейшая судьба жизни…
— Юра, я хочу попробовать понять одну вещь… Вот Шевчук, он такой «очарованный странник»? Он конъюнктурой вообще не занимается? Вот у меня об этом душа болит, я об этом и пою! Я не думаю о публике, о ее реакции, о гонорарах, я — порядочный художник! Так?
— Ну, как я себя могу хвалить? На самом деле я не знаю… Мне очень интересно, мне просто интересна жизнь, мне интересен российский человек, как он сейчас себя чувствует, живет. Как он себя ведет в окопе, или на крыше, или в джакузи, мне это очень интересно. И я не занимаюсь никаким бизнесом, как многие мои коллеги, потому что понимаю, что нельзя тратить силы на хреновину. Если Господь дал дар петь песни, я это действительно, наверно, умею делать, я не должен ничем другим заниматься.
— Какая странная история: Шевчук — одна из самых ярких личностей российского шоу-бизнеса, а философия его ближе к бардам, которым, в общем, как бы наплевать на все, а главное выйти с гитарой и сказать то, что думаешь…
— Я много выступаю один, с гитарой. Вот у меня в прошлом году в Нью-Йорке были именно такие концерты. И не только в Нью-Йорке. И знаете, я приглашен в этом году на Грушинский фестиваль. Там в прошлом году было 300 тысяч человек. Как один мой приятель сказал: «Собирается соль России». То есть все босяки, хрипуны с гитарами. Я, конечно же, приеду в следующем году туда и спою. Главное не то, что я спою, а то, что я услышу. Вот эту соль России. С авторской песней я много очень связываю. И во времена подполья, я ведь первый раз услышал Гребенщикова, Цоя, Башлачева, Кинчева на «квартирниках», потому что не было концертных площадок. Выбиралась кухня побольше, шла шапка по кругу, чтобы доехать до другого города, и пелись песни.
— Существует феномен Шевчука. На собственной шкуре убедился. Мой сын уехал из Москвы, из России, когда ему было 8 лет. Он жил в Израиле, практически вырос там. Пять или шесть лет назад он со своими друзьями-израильтянами ходил на концерт Шевчука в Тель-Авиве. Не так давно здесь, в Америке, он опять был на концерте Шевчука. Сегодня ему уже 20. Я не знаю другого исполнителя из России, к которому молодежь, которая выросла за границей, ломится на концерты. В чем дело? Наплевать им на русский рок…
— Я понимаю… Правда, очень много молодежи у нас на концертах. Четвертое поколение уже пришло к нам. Меня это очень радует, значит, я еще не стал таким дерьмом, значит, еще не заврался. Потому что молодежь всегда очень чувствительна к правде, на искренность и на многое другое. И это меня радует очень. Значит, у нас еще не так все плохо.
— Если обратиться к нынешней российской эстраде, то честно придется сказать, что это катастрофа. Не правда ли?
— Что касается эстрады, то я в ней не очень разбираюсь. Я не большой любитель и поклонник эстрадной музыки, хотя прекрасно понимаю, что надо подо что-то кушать в многочисленных ресторанах и казино, подо что-то играть в карты. Но, с другой стороны, то, что касается рок-музыки или авторской песни, очень много появилось молодежи, молодых исполнителей, парней с гитарами, у которых также болит, как и у нас с вами, и которым я очень рад. Каждый день где-то по 3-4 кассеты прослушиваю.
— Молодых ребят?
— Да, приносят. Или раз в неделю обязательно с кем-нибудь разговариваю, с каким-нибудь босяком из Нижнего Новгорода. Пришел в Питер один, с гитарой. Здрасьте, я вот пришел. Я говорю: здрасьте, проходите. А что вы читаете? Каких поэтов вы любите? Пушкина. Уже неплохо. Мандельштама знаете? Мандельштама? Слыхал. А что, это нужно? Вообще-то, если вы песни пишете, то нужно. А зачем? Я Цоя знаю, я знаю «ДДТ», Гребенщикова, хватит. Я говорю, не хватит. Ну и начинаешь, как бы вспоминать, как ты работал учителем в школе. С другой стороны, парни очень искренние. В стране что происходит? Льется эта патока и мармелад с экранов телевизоров, радио, вся эта попса бесконечная, весь этот цинизм оголтелый, все эти мальчики и девочки, все эти многочисленные певицы с кличками восточноевропейских овчарок и так далее, и так далее. Безумие просто! Молодежь ищет выхода, она уже не смотрит в ящик, она не слушает радио, она сочиняет песни. И это мне нравится очень.
— Юра, вы каких поэтов любите?
— Но я всю поэзию люблю.
— Тогда вам будет очень просто. Мы всегда программу заканчиваем стихами, а у нас передача уже подходит к концу. Поэтому на ваш выбор.
— Стихи у меня вообще-то в последнее время пишутся. Уже вышел сборник.
— Вот и прочтите оттуда. Короткое стихотворение, четверостишье… На ваш выбор.
— Соскочивши с дороги,
Упавши на полном ходу,
Все для драки готово.
С землею спиною к спине
Я смотрел на настигшее время.
И в смертном бреду
прошептал твое имя
И мир обратился во мне.
Что-то было, не помню еще
И глаза, голоса, чьи-то рвали дома,
Кто-то вешал и бил фонари.
Над Москвою горели
непроданные небеса.
Мы смотрели на них,
Задыхаясь от этой зари.
Так тревожно любить,
Вороженно и не спеша.
Твои руки, пальцы, врачи
Раздевали грехи.
В нашей длинной стране дураки
Умирают спеша,
Чтобы снова родившись,
Писать неземные стихи.
Я пронес твое имя,
назвал берега всех дорог
Верным словом «любовь»
с запятыми
И прощай, и прости.
В остальных облаках
Косит прошлое ревностный Б-г,
Подрезая людей, чтобы они
продолжали расти…
Печатается в сокращении
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
