КОТЕЛОК
Симке в какой-то мере повезло. Кто-то из новых друзей-приятелей представил его самому модному в городе мастеру Маргарите Ивановне. У Риты, тридцатидвухлетней милой и изящной женщины, в то время был роман с кумиром футбольных болельщиков, хавбеком местного «Динамо» Женей Котелковым. Женька-котелок был рыжим с таким же коком, как у Симки. Время, когда Евгений восседал «на приёме» у мастерицы, для всех других жаждущих стать красивыми в очереди останавливалось. Рита, воркуя, как голубка, обхаживала любимую голову более часа. Здесь ничего нельзя было поделать — любовь зла.., но это — любовь.
На Симку ложились лишь отсветы высокого чувства, когда Рита, вздрагивая от томных воспоминаний, риторически вопрошала работающих рядом коллег:
— Правда же, этот парень похож на Женю Котелкова?
Симка польщённо помалкивал, радуясь хотя бы тому, что по признаку высочайшего сходства он всё же выделен из толпы.
Клиентом Маргариты Ивановны был ещё один городской кумир из спортивной элиты — на этот раз волейболист Костя Малахов. Высокий, с развёрнутой грудью, стройный, светлоглазый и русоволосый Котик был пределом вожделений девушек и женщин от шестнадцати до тридцати. А Костя был однолюб. С раннего юношества он был безнадёжно влюблён в городскую красавицу Ванду старше его лет на восемь. В жизни Ванды случилась любовная драма, подробности которой не знал никто. Симка часто встречал эту необычайно красивую, высокую, темноволосую, смуглую с серыми внимательными глазами, идеальными чертами лица женщину. Гуляла она всегда в одиночестве, и никакому ферту и в голову бы не пришло попытаться разделить досуг этой дамы.
Будучи, вероятно, достойным человеком и женщиной высокой морали, Ванда в течение нескольких лет решительно отклоняла все поползновения юного Константина. Надо отдать должное настойчивости и искренности чувств молодого человека, устоявшего за эти годы от бесчисленных соблазнов и искушений…
Котя добился своего и стал мужем неприступной красавицы Ванды. Ходили они всегда вдвоём, держась за руки, напоминая библейских Адама и Еву.
Увы, счастье влюблённых оказалось недолгим. Ванда тяжело и безнадёжно заболела. Последние месяцы гордая шляхетка не выходила из дому, чтобы не видели затронутой болезнью красоты. Костя был рядом с ней до последней минуты и один много лет после её ухода.
А городские обыватели запомнили местную знаменитость Ванду такой, какой она тогда была — тридцатилетней красавицей, величественной и недоступной.
ПОТОМОК АЛЕКСАНДРА
КОРЕЙКО
Зиновий Ефремович Ройтер был из числа тех клиентов, кто в очереди не засиживался. Внешностью этот пятидесятилетний господин-товарищ напоминал Юлиуса, которого читатель, конечно, запомнил: тот же профессорский лик, те же роговые очки, «золотая рота» зубов. К этому следует добавить элегантную европейскую (с базы Облпотребсоюза!) одежду и полную раскрепощённость в манерах.
Ройтер служил мелким клерком в управлении снабжения и сбыта Совнархоза, но это никого не вводило в заблуждение. Среди еврейской прослойки населения города (а она в то время насчитывала тысяч сорок дальних родственников царей Давида и Соломона) он был знаменит как человек, который всё может.
Поступления в институты, получение квартир, размеры сроков за экономические преступления (иные за евреями не числились) и многие другие животрепещущие вопросы по жизненным показаниям, говоря юридическим языком, являлись прерогативой Зямы, то есть, простите за оговорку, Зиновия Ефремовича.
Зиновий ибн Ефремович шейх Ройтер напоминал перенесенного машиной времени лет на тридцать вперёд Александра Ивановича Корейко со сменой имиджа и национальности, но с неизменными миллионами, нажитыми, как и во времена НЭПа, незаконным путём.
В отличие от своего литературного прототипа, Зяма уже не хотел довольствоваться лишь созерцанием содержимого чемоданчика, но желал жить широко и свободно — конечно, не в понимании акул капитализма с их дворцами, виллами и яхтами, но хотя бы в совковых пределах.
Ах, если бы фильм «Семнадцать мгновений весны» вышел лет на пятнадцать раньше и Зяма смог воспользоваться печальным опытом профессора Плейшнера, которому воздух свободы вскружил голову и заставил потерять бдительность! Многое бы случилось по-другому…
Тогда он не стал бы очаровываться тёплыми ветрами оттепели шестидесятых и не нарушил бы святую заповедь советских подпольных миллионеров: «Не высовывайся!» Увы, история не терпит сослагательного наклонения. Зяма таки высунулся. Во-первых, он поставил на поток решение интимных вопросов, связанных с советскими и правоохранительными органами. Этого не следовало ни в коем случае делать — ручная работа всегда ценится выше машинного производства. Во-вторых, он начал сорить деньгами. Читатель понимает, что это не прибавило работы дворникам, но в конечном итоге принесло множество обременительных забот самому Зяме.
Симка был свидетелем сценки в ресторане. Ройтер в кругу семьи и друзей отмечал какое-то рядовое в череде других событий торжество. Разгорячённый армянским коньяком, Зяма то и дело пускался в пляс, заказывая оркестру отечественные шлягеры первой половины шестидесятых годов. По наивной забывчивости, заказчик популярных мелодий вместо рублей, в лучшем случае трёшек (тогдашней платы оркестру за танец), всовывал в руку играющему в оркестре слепому скрипачу двадцатипятирублёвки, достоинство которых божий человек оценивал на ощупь…
Разумеется, такая рассеянность не могла пройти мимо внимания органов. Если прибавить к этому нездоровый интерес Зямы к ювелирторгу и мехам… Попался Ройтер на сущем пустяке: состав с остродефицитными стальными трубами для строек Совнархоза случайно обнаружили где-то в Средней Азии. Каким ветром его туда занесло, было неясно, но было ясно, что этим воздушным потоком управлял Зяма. Зиновий Ефремович справедливо, хоть и несколько наивно, полагал, что у него всё «схвачено», однако схватили и тех, кого до этого «схватил» Зяма…
Решающая схватка с Фемидой для Зиновия Ройтера, которого Б-г миловал в суровые сталинские времена, закончилась многолетним сроком отсидки…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
