Тем, кто сведущ в современной поэзии, не надо представлять Михаила Брифа. Да и мы с его творчеством уже соприкасались. Он всё так же пишет авторучкой, а я испытываю наслаждение от соприкосновения с поэзией и от встречи с незаёмной, сама по себе летящей рядом с миром душой — набивая его строчки на своём кип-борде.
Если буквально воспринять привычные нам славянские переводы Экклезиаста: «во многой мудрости многая печали» (хотя в оригинале на иврите стоит слово, обычно переводимое как «гнев») — наверное, это будет о нём. Или — точнее сказать, это о грусти? Помните: «печаль моя светла»?
Наверное, с того места, откуда Миша пишет стихи, где-то возле околицы мироздания, из космоса русского языка — лучше видно и время, и себя самого. И то, откуда идёт и куда пропадает вся эта река существования человеческого. Не знаю, корректна ли моя ассоциация, но мне отчего-то его поэзия навевает миражи тростника на ветру, вечерней реки… и прочее, что как-то издавна у меня ассоциируется с даосскими притчами и японскими танка. Хотя стихи его — отчётливо, незаменяемо русские. И отчётливо, незаменяемо еврейские.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Михаил Бриф
Всё бродил, тобой не узнанный,
Хилым старцем, беглым школьником.
Вольником, а всё же узником,
Узником, а всё же вольником.
Новые пути наметились.
Дни донельзя перепутаны.
Наконец с тобой мы встретились,
Дерево Иудино…
***
Свой коротаю век
с надеждой терпеливой.
Сиротствует душа и мается,
хотя
Несчастная любой
порой нежней счастливой,
Ушедшая любовь
живёт, не уходя…
ЕДИНСТВЕННОЕ НЕБО
Страдали мы зазря ли?
Весь мир нам был острог…
Судьба моя — Израиль,
души моей восторг.
У таинств мирозданья,
у первородных чувств,
под небом первозданным
прозрениям учусь…
Его на счастье мне бы —
вблизи я иль вдали —
единственное небо
единственной земли.
ПИАНИСТ
Сгорал над городом закат,
Акации листву роняли.
Парик поправил музыкант
и медленно поплыл к роялю.
Он убаюкал боль в боку.
Оркестру усмехнулся криво.
Так матадор плывёт к быку,
чтоб шпагу ткнуть ему в загривок.
СКРИПАЧ
Выпал град, густой, отменный.
Мёрзли баржи на реке.
Жил мальчишка довоенный
в довоенном городке.
Под фокстроты и под вальсы
городок парил, кружил.
Каждый день к маэстро Шварцу
шпет со скрипочкой ходил.
Не по возрасту серьёзен,
он надежд не омрачал,
и маэстро Шварц сквозь слёзы
улыбался иль ворчал…
Довоенный городишко,
льются вальсы дотемна…
Довоенного мальчишку
унесла навек война.
Звёздами в небесной сини
среди прочих звёздных братств
стали —
юный Паганини
и седой маэстро Шварц.
Мстя за них, бои гремели,
полыхало пол-Земли.
Музыку спасти сумели,
музыканта не спасли…
Здравствуй, довоенный мальчик!
Как живётся на лету?
…С каждым годом мне всё жальче
твою скрипку-сироту.
БЕГСТВО
В край отцов задумал бегство.
Плащ и посох приготовь.
От злодейства да плебейства
сберегла меня любовь.
Да не та любовь, что к жизни
или к женщине, а та,
что к неведомой отчизне
путеводная звезда.
***
Жил в каморке, ел в обжорке,
пил всё то, что люди пьют…
А теперь живу в Нью-Йорке,
здесь последний мой приют.
Раньше верилось и пелось,
нынче всё оборвалось:
что хотелось — расхотелось,
что мечталось — не сбылось…
Век скулит, как пёс, надсадно,
вязнет в собственной крови.
Не зови меня обратно,
душу мне перекрои.
ОСТРОВОК
Вспыхнет пламень небесный.
Робкий шаг небольшой —
и уже я над бездной,
пустота за душой.
Слёз горючих не смою.
Этот мир, знаю я,
между тьмою и тьмою
островок бытия…
***
О других мы помним редко.
Кто-то помнит ли о нас?
Старый позабытый джаз,
ностальгическое ретро.
До скончанья наших дней
мгла смертельная нависла.
Больно потерять отчизну.
Душу потерять — больней.
***
Несокрушимое крушу
без удержу, но силы тают.
Я слишком медленно пишу
стихи, а годы пролетают.
Стихи особенно нежны
в дни беспросветной, гнусной жизни,
когда и на хрен не нужны
они свихнувшейся отчизне.
***
I
Опять с небес всю ночь текло.
До сей поры туман клубится.
Моё оконное стекло —
шедевр кубиста…
II
В тумане
тающий лесок
плывёт причудливо-прекрасно —
как бы Кандинского мазок
или Пикассо…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
