«Люби ближнего своего, как самого себя». Эту заповедь, в которой, по выражению мудреца Гилеля, заключена вся Тора, знают даже те, кто ни разу не держал в руках Священную книгу. Многие считают, что ее придумал кто-то из античных или средневековых классиков, но даже знатоки Библии не подозревают, что у этой фразы более широкий и сложный контекст.
В полном виде она звучит так: «Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего, и люби ближнего, как самого себя; Я — Б-г». Концовку этой заповеди «Я — Б-г» поясним следующей притчей.
Жили на свете два друга, два еврея. Это была редкостная дружба: крепкая и бескорыстная. Не было такой вещи на свете, которую один не был готов сделать для другого. И вот однажды случилось несчастье. Одного из друзей арестовали, обвинили в страшном преступлении, и в ходе быстрого и неправедного разбирательства королевский суд приговорил его к смертной казни через повешенье. Друг приговоренного пытался спасти его: он не спал, не ел, обивал пороги вельмож, хлопотал в разных инстанциях — все напрасно. Уже была назначена дата казни.
Серым осенним утром невинного еврея повели на эшафот. Улица была запружена зеваками. Одни смотрели на него с жалостью, другие не скрывали радости в предвкушении зрелища казни. Среди них стоял, понурив голову, друг осужденного. Палач в черной маске набросил петлю приговоренному на шею и жестом опытного портного поправил ее на груди, как галстук. В восемнадцати дюймах справа осужденный увидел замаскированный люк. Палач проверил рычаг: механизм действовал безотказно. Люк без заминки провалится под ногами несчастной жертвы.
«Вот они, врата, через которые я попаду в мир грядущий», — подумал осужденный.
И тут в толпе возникло странное движение. Послышался отчаянный крик: «Прекратите казнь! Подождите!» Это был друг приговоренного. Он, как ураган, пробился через плотный заслон и вбежал на эшафот. «Прекратите казнь! Вы слышите? Это ошибка! Не он совершил преступление… а я! Вешайте меня — не его!»
Толпа заволновалась. Раздался чей-то истерический смех. Таких сюжетных поворотов еще не видели зрители унылой мыльной оперы эпохи Средневековья.
Тем временем приговоренный вышел из состояния предсмертного шока. Он понял, что друг хочет спасти его ценой собственной жизни и, обретя дар речи, отчаянно закричал: «Не слушайте его! Не слушайте! Я — виновный, я — осужденный! Не он. Вешайте меня, да поскорее!»
«Он врет!» — «Нет, правда!» Темп спора на эшафоте все убыстрялся. Палач крутил головой, глядя на спорщиков. Казалось, вот-вот — и у него первого отлетит голова…
Казнь отложили. Разочарованная публика медленно расходилась по домам. О скандале на эшафоте было доложено королю, и он велел доставить во дворец обоих саботажников. Когда друзья предстали перед монархом, он сурово потребовал: «Ну-ка, расскажите мне всю правду! Почему вы оба так рвались на виселицу? Если не будете врать, я вас обоих помилую».
«На самом деле мы оба невиновны, ваше величество, — сказал еврей, расстроивший казнь. — Мы просто друзья. Я видел, как ведут моего друга на казнь, и не мог вынести этого. Поэтому я решил: лучше мне умереть, лишь бы он жил». «А я не хотел, чтобы он умирал из-за меня», — признался приговоренный.
Король молча переводил взгляд с одного на другого. По его лицу было видно, что он глубоко тронут этой историей. Наконец он сказал: «Я сдержу слово и помилую вас обоих, но при одном условии: примите меня к себе в друзья!»
Тора учит нас: «Люби своего ближнего, как самого себя; Я — Б-г». Когда человек любит своего друга, как самого себя, то сам Творец становится другом им обоим.
Фарисеи
«Вот с чем должен входить Аарон в Святилище…» (16:3).
Кодекс «Мишне Тора», написанный Рамбамом в конце XII века, по праву считается шедевром галахической литературы. В этом капитальном труде, состоящем из 14 томов, над которым автор трудился десять лет, детально классифицированы и разобраны все стороны еврейской жизни. Он написан ясным, деловым языком, как и подобает законодательному сборнику, без отступлений и лирических излишеств. Но в одном месте Рамбам отходит от галахической лаконичности, чтобы описать эмоциональную сцену.
В ней идет речь о храмовой службе в Йом Кипур, основные положения которой изложены в разделе «Ахарей мот». Рамбам сообщает: в период Второго Храма перед началом Судного дня старейшины Санхедрина, высшего законодательно-судебного органа, брали с первосвященника клятву, что он будет вести службу в точном соответствии с законами Торы, особенно в той ее части, которая касается воскурения благовоний, как сказано: «И возьмет (Аарон) полный совок горящих угольев с жертвенника, который перед Б-гом, и полные горсти тонкой смеси благовоний для воскурения, и внесет за завесу. И положит смесь благовоний на огонь перед Б-гом, и покроет облако смеси крышку Ковчега Свидетельства, дабы не умереть ему» (16:12–13).
На основе этих скупых положений в Устной Торе, полученной Моше Рабейну на горе Синай вместе с Пятикнижием и позже вошедшей в состав Мишны и Талмуда, разработана серия практических указаний по ведению этой части храмовой службы. Члены Санхедрина требовали от первосвященника их скрупулезного выполнения.
Но почему речь шла именно о воскурениях? В ту эпоху большим влиянием в Древней Иудее пользовалось движение саддукеев (цдуким), которые отрицали авторитет Устной Торы. Они хотели реформировать многие законы и, в частности, изменить порядок храмовых воскурений в Йом Кипур: вначале положить благовония на совок с горящими угольями перед входом в Святая Святых и лишь потом внести их внутрь. Поэтому первосвященник должен был поклясться старейшинам, что он не допустит никаких вольностей в духе саддукеев.
Затем, пишет Рамбам, коэн-гадоль и старейшины отворачивались друг от друга и плакали. Коэн-гадоль плакал из-за того, что его подозревали в саддукействе. А старейшины плакали потому, что у них были основания для беспокойства.
И все же зачем Рамбаму потребовалось вставить этот печально-лирический эпизод в справочник по Галахе? Прежде чем ответить на данный вопрос, рассмотрим подробнее конфликт между саддукеями и фарисеями (прушим), тогдашними ортодоксами, выступавшими против гибельного реформизма.
Однажды саддукеи предложили компромисс — ради мира и единства народа. «Пусть первосвященник зажигает благовония дважды: перед входом в Святая Святых и за завесой, — сказали они фарисеям, — чтобы никому не было обидно».
В самом деле, что может быть лучше компромисса? Разве есть такая жертва, на которую не пойдешь ради национального согласия и единства? И все будут довольны: ты соблюдаешь мицвот по-своему, а я — по-своему; у тебя твой иудаизм, а у меня — мой, и мы друг другу не мешаем. Полная свобода вероисповедания.
Раввины-ортодоксы оказались в проигрышном положении. Принять предложение саддукеев означало добавить новую заповедь, что Тора категорически запрещает («Не добавляй и не убавляй»); отказ от компромисса навлекал на них обвинения в подрыве еврейского единства.
Конечно, раввины отвергли реформу саддукеев. Но чего это им стоило! Какой ненависти! Какой бешеной травли! На все последующие столетия вперед. Знамо дело, фарисеи — фанатики и лицемеры. Закоснели в своем средневековье. Ставят палки в колеса прогрессу. Кто им дал право утверждать, что их вариант иудаизма единственно верный?
Тора дала такое право. Вся цепочка преемственности от Моше Рабейну и горы Синай. Тем, кто хранит Тору, приходится иногда принимать очень непопулярные решения. Однако у них нет выбора. Ибо они защищают самое драгоценное сокровище в мире — сокровище, которое нельзя растащить на медяки. Но какой ценой даются такие принципиальные решения! С каким тяжелым сердцем их принимают!
Рамбам включил этот эпизод с плачущими старейшинами как урок на все времена, как закон еврейского бытия. В Пасхальной Агаде говорится, что «во всяком поколении встают на нас враги, чтобы погубить нас». Точно так же во всяком поколении встают саддукеи в нашей среде, стремящиеся подправить Тору, а по существу — погубить ее.
И в каждом поколении защитники Торы говорят со слезами на глазах твердое «нет».