Окончание. Начало в № 1192
И все же основной причиной того, почему Сталин решил «убрать» Михоэлса, рискуя многими собственными внешнеполитическими акциями, включающими борьбу за влияние на Ближнем Востоке, вытеснение оттуда ведущих стран Запада и расширение на юг «лагеря социализма», была его правозащитная деятельность. В адрес Еврейского антифашистского комитета и просто на имя Михоэлса шли сотни писем от обездоленных и униженных евреев, которые после ужасов фашизма оказались в тисках сталинского антисемитизма. Нацисты после себя оставили ростки звериного бытового антисемитизма, который был характерен и для советских чиновников различного ранга, а руководство страны не только ничего не делало по его пресечению, но и своими действиями явно поощряло.
Евреям не возвращали синагог. Еврейским религиозным общинам отказывали в регистрации. Вернувшиеся из эвакуации, из партизанских отрядов, выжившие в концлагерях евреи не могли отсудить свои квартиры, дома и разворованное имущество. Те, кто находился в эвакуации и нуждался в получении вызова для возвращения на место довоенного жительства в целый ряд «закрытых» из каких-то секретных соображений зон страны, испытывали огромные затруднения в получении таких вызовов. Комиссия президиума Академии наук СССР под разными предлогами отказала 11 ученым-евреям в присвоении им научных степеней.
Сидят (слева направо): С. Маршак, П. Маркиш, Д. Бергельсон, И. Эренбург.
Стоят (слева направо): Я. Флиер, Д. Ойстрах, И. Нусинов, С. Михоэлс, Я. Зак,
В. Зускин, А. Тышлер. Москва, 1942 год
Во второй половине 1945 года власти стали чинить препятствия в получении евреями посылок из США с материальной помощью. Посредником в их пересылке выступал «Джойнт», а претензии, предъявляемые советскими властями, в основном касались индивидуального (личного) способа получения этих посылок.
В начале июня 1947 года была ликвидирована литературная комиссия, работавшая над составлением «Черной книги» — сборника документов и материалов о злодеяниях нацистов против еврейского народа. У еврейских общин, которые по собственной инициативе и на собранные всенародно деньги пытались поставить обелиски в память жертв гитлеровского геноцида, стали возникать серьезные проблемы вплоть до репрессий отдельных активистов, которых почему-то обвиняли ни больше ни меньше в «буржуазном национализме».
Уже в 1946 году началось планомерное вытеснение евреев со всех достаточно значимых постов и должностей в партийных и карательных органах. Все это и составляло содержание писем к Михоэлсу. По всем общественно значимым материалам он и его сотоварищи по ЕАК немедленно реагировали, чем доставляли немало хлопот чиновникам различного ранга. Не случайно именно архив ЕАК и личный архив Михоэлса были изъяты первыми при ликвидации ЕАК.
Михоэлс нередко становился последней инстанцией в защите чьих-то прав, чьего-то человеческого достоинства, хотя вряд ли мог серьезно рассчитывать на то, что к нему будут особенно прислушиваться. «Я обвешан судьбами», — сказал он однажды своим близким. Это его душевное сочувствие людям и соучастие в их судьбе очень точно отметил на вечере памяти актера художественный руководитель Камерного театра Александр Таиров (Корнблит): «Я не знаю ни одной трудной минуты в своей жизни, когда я не брался бы за трубку телефона и не звонил бы Михоэлсу. Он мог вынуть сердце из груди и отдать его другу. И я не знаю ни одного случая, когда бы это ни было, днем или ночью, чтобы сейчас же после звонка Михоэлс не пришел ко мне».
Наделенный огромной человеческой и актерской интуицией, Михоэлс чувствовал, как вокруг него сжимается кольцо неприязни; как отворачивается от него тот, в чьей власти казнить и миловать; как он остается один на один с системой. Михоэлс не знал (да и не мог знать!), что уже в декабре 1947 года арестованным физику Льву Абрамовичу Туммерману и его жене Лидии Шатуновской были предъявлены обвинения в «участии в сионистской организации» и «содействии главному агенту “Джойнта” Михоэлсу». И еще он не знал, что был «невыездным». От него просто скрыли, что письмо английского режиссера и шекспироведа Гордона Крэга с приглашением в театр «Глобус» на роль Лира (играть на идиш) до него не дошло, а в ответном письме, подписанном от его имени, было сказано, что он очень сожалеет, но приехать по болезни не может.
Не знал Михоэлс и того, что именно с его именем Сталин и его окружение более всего связывают возникновение в недрах ЕАК идеи выделения для евреев территории, на которой можно было бы обеспечить их компактное проживание, — Крым, Поволжье или Биробиджан. Самое большое неудовольствие «отца народов» вызвала сама эта инициатива ЕАК, которую он рассматривал как «превышение полномочий», а следовательно, и покушение на его, Сталина, власть. Михоэлс много чего не знал, но интуитивно ощущал надвигающуюся опасность. Именно к этому времени относится рассказанная им кому-то из друзей притча.
«Представьте такую картину, — говорил он. — По залитой солнцем земле идет человек. Впереди человека движется тень. Человек поворачивает влево — тень идет рядом с ним. Человек снова поворачивает — назойливая тень остается позади, но следует за человеком неотступно. И вот человек вступает в тень большого дома, и его маленькая тень исчезает… Кажется, ничего особенного не случилось? Нет! Случилась большая беда! На человека перестало светить солнце».
Нам остается только догадываться, имел ли в виду Михоэлс под большим домом — Лубянку, накрывающую его своей тенью, а под солнцем — «вождя всех народов», лишившего его своей благосклонности. А может быть, он просто раньше всех разобрался в ситуации и оценил грозящую всему еврейскому народу опасность. Но думал ли он об опасности, которая грозит лично ему? Видимо, думал. В свою последнюю поездку, из которой ему уже не пришлось вернуться живым, он уезжал, скорее всего, готовым ко всему. И похоже, что логика событий вела его к трагической гибели, которую он предвидел и к которой, как это ни парадоксально, шел сознательно.
«Я — ширма, — сказал он однажды родным. — Если будут говорить, что у нас есть антисемитизм, они могут со спокойной совестью ответить: “А Михоэлс?”».
***
Михоэлс знал, что каждый его шаг отслеживается недремлющим оком карательных органов. Более того, он очень остро ощущал неизбежность своей гибели, о чем поведали позднее те, кто его хорошо знал. К примеру, Фаине Раневской он сказал однажды: «Знаете, я получил письмо с угрозой меня убить». А жене Анастасии Потоцкой не раз жаловался, что его преследует сон о том, как его разрывают собаки.
Но думал ли он о своей смерти как об осознанном способе лишить их этой ширмы?
Надо сказать, что, пройдя хорошую школу политграмоты в довоенный период, Михоэлс, все зная и все понимая, оставался преданным и дисциплинированным членом того сообщества, которое составляло систему, и, что главное, он знал и сознательно усвоил все правила игры.
Но тем не менее, зная все это, чувствуя, что он ходит буквально на краю пропасти, Михоэлс не мог поступать иначе.
И все же, что случилось в конце 1947 года, когда у Сталина возникла необходимость решить «проблему Михоэлса» немедленно, даже поступаясь при этом определенными государственными интересами? Думается, ключ к разгадке лежит в попытке
срочно решить вопрос депортации евреев из центральных районов страны за Уральский хребет.
Депортация народов как одна из форм политических репрессий в СССР известна уже с начала 1920-х годов. Можно назвать порядка полутора десятка народов, в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне такая политика. Она заключалась в их насильственном переселении, упразднении уже существующих национально-государственных образований, перекраивании территориальных границ, установлении режима террора и насилия в местах спецпоселений. В 1947 году советская власть предприняла попытку совершить депортацию евреев. Жребий пал на еврейское население украинских городов Винницы и Бершади. В изданной на русском языке в США книге американского историка Михаила Гольденберга «Жизнь и судьба Соломона Михоэлса» мы находим ссылки на несколько весьма важных документов, подтверждающих реальность этих событий.
в роли Тевье-молочника
Все развивалось катастрофически быстро, отмечает Михаил Гольденберг. В Виннице и Бершади была создана так называемая инициативная группа, представители которой были вызваны в Москву. 10 марта 1947 года на имя председателя Биробиджанского облисполкома Зильберштейна была отправлена телеграмма, извещающая, что в Биробиджан отправляется большая группа специалистов. Среди них назывались 35 учителей, 20 парикмахеров, 660 колхозников, 29 электриков, 19 слесарей, 13 шоферов и др. Кроме того, из Крыма было направлено еще 100 переселенцев. Ответ не заставил себя ждать. Оказывается, переселенцы могут быть использованы только для работы на цементном заводе, который «должен развиваться в течение четвертой сталинской пятилетки и стать одним из крупнейших предприятий края».
В процесс организации переселения был вовлечен и Еврейский антифашистский комитет. Те немногочисленные телеграммы, которые ЕАК получал в 1947 году, остались единственными свидетельствами разыгрывающейся драмы.
Первая из телеграмм пришла 30 мая. Михоэлсу поручалось наладить связь с министром путей сообщения и обеспечить следование эшелона с переселенцами через Москву. Следующая телеграмма пришла только 27 октября. Михаил Гольденберг приводит ее полный текст: «Немедленно предоставить все вагоны отправки переселенцев тчк съехавшиеся ряда районов Винницу переселенцы находятся тяжелом положении задержкой отправки эшелона тчк». Что происходило с мая по октябрь, неизвестно. Как собирались переселенцы, где они находились, в чем конкретно заключалось их тяжелое положение, остается пока неизвестным. Но известно, что эшелон все-таки был отправлен.
Министерство путей сообщения категорически отказалось вести его в Биробиджан через Москву, хотя вполне возможно, что зависело это и вовсе от НКВД. Известно только, что началось самое страшное: нужное количество вагонов так и не было предоставлено, люди находились в крайне скученных условиях, необходимого количества продовольствия выделено не было, и начался голод. Об этом свидетельствует еще одна сохранившаяся телеграмма, отправленная в ЕАК из Омска. Сопровождающий эшелон Люмкис просил ЕАК связаться с первым секретарем Биробиджанского обкома Бахмутским. Видимо, ЕАК оставался последней инстанцией. Это был вопль о спасении. В телеграмме значилось: «Единственный выход тяжелого продовольственного положения высылка Бахмутским навстречу продовольствия тчк Советую лично телефону связаться Бахмутским тчк Молнируйте мне тчк Люмкис». Как пишет в своей книге Михаил Гольденберг, «никакого продовольствия никто и никуда не посылал, среди переселенцев в вагонах были мертвые».
Перед нами еще одна, до сих пор не изученная страница трагедии евреев в первый послевоенный период. О том, что произошло в дальнейшем, можно только догадываться. Как свидетельствует Михаил Гольденберг, ЕАК, и в первую очередь Михоэлс, был категорически против депортации евреев на Дальний Восток. С этим мнением, естественно, никто не посчитался. Но сведения о начавшемся переселении через ЕАК просочились на Запад. Депортацию пришлось приостановить. Сталин был взбешен. Эта история была последней каплей во взаимоотношениях Политбюро и ЕАК. «Проблему Михоэлса» надо было решать немедленно. История первого эшелона с депортируемыми завершилась, судя по всему, в середине декабря 1947 года. А возможно, и позже. Михоэлс был убит 13 января 1948 года.
Яков БAСИН
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
