Рихард фон Бреслау начинает следствие
1.
После всеобщего шока, вызванного гибелью кронпринца, постепенно жизнь империи приходит в норму, в Вене начинают работать театры, клубы и музыкальные учреждения. Начинают появляться в свете родственники баронессы Вечеры. На весенних скачках на ипподроме под Веной появляются дядья покойной Марии. Сама Хелена Вечера возвращается в Вену. Но полицей-президент Вены барон Краус не считает еще дело закрытым.
Целый месяц копятся донесения о настроениях среди публики, экземпляры конфискованных зарубежных газет и сплетни, втихомолку собираемые полицией. Люди барона Крауса бдительно следят и докладывают ему обо всем, что как-то связано с самоубийством кронпринца. Они следят даже за могилой баронессы и устанавливают «важные» оперативные данные: «Баронесса Вечера целых пять недель раз в неделю выезжала в Хайлигенкройц на могилу и каждый раз клала туда букеты камелий. Всякий раз ее сопровождала и дочь (Ханна). Завтра слева от кладбищенских ворот начнут возводить склеп, куда потом будут перенесены бренные останки. Камелии и сегодня лежали на могиле» (сообщение инспектора Хабарды от 22 апреля 1889 года).
Продолжает свою работу назначенная императором комиссия, целью которой была упорная деятельность по уничтожению всех улик и свидетельств трагедии в Майерлинге. Уничтожаются или развозятся по другим императорским резиденциям вещи из замка Майерлинг; сам он перестраивается и отдается под монастырь монахинь-кармелиток; изымаются и исчезают в неизвестном направлении личные письма и бумаги Рудольфа, а также протоколы работы самой комиссии; чистятся все государственные и полицейские архивы, где упоминается об этом деле. Даже книгу рецептов придворной аптеки не обошли стороной: в ней были вырезаны подлинные и аккуратно подклеены новые листы в тех местах, где содержались рецепты лекарств, выписанных докторами для Рудольфа. Надо отдать должное комиссии: все, до чего она могла добраться, было уничтожено, спрятано или сфальсифицировано
1 марта министр-президент Австро-Венгерской империи граф Таафе вызвал своего юридического советника Рихарда фон Бреслау, которому он особо доверял. Поговорив немного о разных текущих делах, граф перешел к главному вопросу:
– Мой милый Бреслау! Я хотел бы с вами поговорить об одном важном и совершенно конфиденциальном деле. Я избрал вас по двум причинам. Во-первых, я знаю, что вы хорошо умеете хранить секреты, во-вторых, вы искренне преданы нашей монархии и монарху. Так вот, император неделю назад изволил меня спросить, велось ли следствие по поводу самоубийства наследника. Я ответил Его Величеству, что следствие не велось, хотя полицей-президент Вены барон фон Краус и секретарь придворного ведомства Генрих фон Слатин собирали все документы, связанные с самоубийством Его Высочества кронпринца. Его Величество соизволил спросить меня, приведены ли в порядок все документы и объединены ли они в одно дело. Я сказал, что не готов ответить на этот вопрос. Его Величество поручил мне объединить все документы, расположить их в строго логическом порядке и проверить их подлинность. Я попытался сделать это, но документы оказались столь противоречивыми и порой настолько неясными, что я просто отчаялся их объединить в рамках одного дела. Зная ваш опыт и вашу юридическую квалификацию, я поручаю это дело вам.
Фон Бреслау знал, что граф не любит лишних вопросов, но задание так удивило его, что он спросил:
– Следует ли это понимать в том смысле, что я должен провести проверку документов по делу о самоубийстве кронпринца Рудольфа или начать формальное следствие?
– До известной степени и то и другое, — сказал уклончиво граф Таафе.
– Могу ли я допросить тех лиц, показания коих мне покажутся важными для понимания сути дела?
– Неофициально, мой дорогой Бреслау, неофициально… И без особого шума.
– Могу ли я допросить барона фон Крауса?
– Ни в коем случае! Барон сделал все, что мог… Нет-нет, только не его! А теперь… Не теряйте времени даром. Все документы, которые я сумел собрать, находятся в особой папке у моего секретаря. Он эту папку вам передаст. Папка — коричневого цвета. Будем в наших конфиденциальных разговорах так и называть — «коричневая папка». Ваша цель — перепроверить все документы, устранить противоречия и расположить их в строгом логико-юридическом порядке. Вот и все…
Рихард фон Бреслау еще и не догадывался, что скрывалось за этим «вот и все». В тот же вечер в своем кабинете он открыл папку и начал медленно и очень внимательно читать собранные там документы. Он продолжал изучение папки весь следующий день. Закончив изучение собранных в папке документов, он пришел к выводу, что никогда еще не читал более странного, противоречивого и загадочного дела. Из собранных бароном Краусом документов никак не складывалась ясная картина причин самоубийства и цепочки фактов — от замысла самоубийства до его исполнения. И Рихард фон Бреслау решил применить ту же технологию, которую он использовал при расследовании других запутанных и сложных преступлений: первоначально нарисовать психологический портрет участников преступления, а затем вычертить всю цепочку событий, приведших к преступлению.
Принц
Единственного сына императора назвали Рудольфом. Отец полагал, что его наследник (кронпринц) должен получить военное воспитание и стать хорошим солдатом. В воспитатели Рудольфу был назначен генерал-майор граф Леопольд Гонрекур, который муштровал ребенка в дождь и холод, будил его выстрелами из пистолета и мог неожиданно бросить маленького принца в лесу, наблюдая из кустов за тем, как он поведет себя.
В 17 лет Рудольф начинает свою стремительную военную карьеру. В 20 лет он назначается адъютантом командира 36-го полка, стоявшего в Праге.
Раз в неделю полк проезжал на учения по улицам города. Звонкие звуки труб прерывали равномерное цоканье копыт, и красные рейтузы всадников по обе стороны блестящих коричневых боков лошадей наполняли город кровавым великолепием. На тротуарах останавливались горожане. Купцы покидали свои лавки, праздные посетители кафе — свои столики, городские полицейские — привычные посты, а крестьяне, привозившие из деревень на базар свежие овощи, — свои телеги.
В Праге у принца, между прочим, случился бурный роман с Эстер Леви, дочерью врача местной еврейской больницы. Вообще, красивый, впечатлительный, пылкий, обаятельный Рудольф всегда имел огромный успех в свете и был предметом воздыхания чуть ли не всех венок. Его считали обольстительным донжуаном, который обезоруживал женщин какой-то особой, таинственной властью. Узнав о бурном романе с еврейкой, отец немедленно перевел сына в Будапешт и назначил командиром пехотного полка.
В 24 года Рудольф уже командир дивизии, в 29 — генеральный инспектор пехоты (третье лицо в армии после военного министра и начальника генштаба).
С молодости Рудольф отличался прогрессивными взглядами, печатал в венских газетах политические обозрения под псевдонимом Юлиус Феликс, имел широкий политический кругозор и часто конфликтовал с отцом из-за своих симпатий к немецким либералам, венгерским националистам и евреям. Он остро ощущал необходимость провести решительные преобразования во всех сферах жизни.
Человек образованный, обладающий недюжинным умом, Рудольф с ранней юности стал для большинства подданных империи магнетической фигурой и надеждой на будущее. У одних Рудольф порождал светлые надежды, у других — мрачные опасения. Вокруг наследника престола постепенно сложилась особая, напряженная атмосфера любви и ненависти. В пору расцвета, в двадцать пять лет, его портрет запечатлел невысокого, изящного, хорошо сложенного человека, у него светлые волосы и открытое насмешливо-умное лицо, которое отличала тонкая законченность черт. Небольшая бородка и пушистые усы дополняли картину. На последнем его прижизненном портрете изображен уже другой человек — усталый, печальный, даже, пожалуй, измученный, с неестественно напряженным выражением глаз. Полотно как бы кричит о неприкаянности, о нервном истощении и бессоннице.
Ни для кого не было секретом, что у Рудольфа и его отца наметились крупные расхождения во внешней политике. Это касалось, прежде всего, союза с Германией. Император не разделял неприязни сына к Германии и твердо держался курса на прочный союз со своим северным соседом. Рудольф же до глубины души не выносил германского императора Вильгельма, самодовольного, малообразованного и хвастливого солдафона. Рудольф понимал, что, пока судьба Австро-Венгрии связана с Вильгельмом, его родине грозит страшная опасность втягивания в европейскую войну. И в этом вопросе Рудольф оказался дальновиднее всех — действительно, союз с Германией приведет к поражению Австро-Венгрии в 1918 году, к революции, свергнувшей династию Габсбургов, и к распаду империи. Кажется, он единственный так остро ощущал, что по воле Вильгельма смерть уже скрестила свои тощие невидимые руки над австрийской армией.
Вильгельм, в свою очередь, не любил Рудольфа. Осенью 1888 года с официальным визитом Вильгельм прибыл в Вену. За время визита он сделал все, чтобы унизить кронпринца, подчеркивая, насколько тот некомпетентен как военный. Вильгельм и Рудольф превратились в открытых врагов. Вернувшись на родину, Вильгельм отправил Францу Иосифу письмо, в котором рекомендовал императору убрать Рудольфа с поста генерального инспектора пехоты ради сохранения союза Австрии и Германии. Рудольф вступил в борьбу с опасным врагом…
Принцесса
В 1880 году, двадцати двух лет от роду, кронпринц без особой любви, скорее по требованию отца, женился на принцессе Стефании, дочери короля Бельгии Леопольда. Принцесса Стефания была самой подлинной принцессой в двадцатом поколении, но как же мало она походила на принцессу сказочную!
Эта рассудительная, расчетливая, непривлекательная женщина мало чем интересовалась, кроме жизни двора и дворцовых сплетен. Тем не менее поначалу казалось, что брак принца и принцессы вполне укладывается в рамки счастливого династического союза. Не было особой любви, но и не было неприязни.
В 1883 году Стефания родила их единственного ребенка. К разочарованию всех членов императорской фамилии, это была девочка. Больше Стефания ни разу не забеременела (и вину за это она в своих мемуарах возложила на Рудольфа). После рождения дочери супруги совершенно охладели друг к другу, сохраняя, однако, видимость счастливого брака. Рудольф постоянно изменял жене, но все симпатии в императорском дворце были на стороне принца, а не на стороне его малопривлекательной жены (слуги за глаза прозвали Стефанию «унылой фламандской коровой»).
Андерсеновской принцессой на горошине она не была. Ну а раз у принца нет своей принцессы на горошине, то по законам сказочного жанра должна появиться хотя бы «баронесса на горошине». И она появляется — баронесса Мария Александрина фон Вечера…
Возлюбленная
Баронесса Мария Александрина фон Вечера была третьим ребенком скромного австрийского дипломата барона Альбина фон Вечеры и его супруги Хелены Балтацци. Барон Альбин был выходцем из словацкой бюргерской семьи, но в его жилах текла также немецкая, английская и еврейская кровь. Хелена была дочерью константинопольского банкира Теодора Балтацци, одного из самых богатых людей Османской империи. Вообще, род Балтацци, старинный итальянско-еврейский купеческий род, дал несколько личных банкиров турецких султанов, и султаны ценили их за преданность, выдающиеся финансовые способности и честность. Своей женитьбой Альбин Вечера, неприметный, страдающий болезнью сердца человечек, в сущности, свершил свое историческое предназначение.
В семье было две дочери — Ханна и Мари. Трудно было себе представить более разных девушек, чем эти сестры. Старшая Ханна, не такая миловидная, как младшая сестра, унаследовала от отца талант к языкам, любовь к книгам и живописи. Мари, которую мало занимали литература и искусство, считалась самой юной львицей венского общества и, по мнению всех, истинно восхитительным созданием!
«Стройная, сформировавшаяся фигура и полная грудь позволяли дать ей больше семнадцати. Кожа лица у нее была удивительно нежная, маленький, чувственный, яркий рот скрывал мелкие белые зубки… Никогда в жизни не встречала я таких глубоко выразительных глаз, опушенных длинными ресницами, и тонко очерченных бровей. У нее были темно-каштановые, очень длинные волосы, маленькие, изящные руки и ноги, пленительная и грациозная походка» (графиня Лариш).
«У Мари Вечеры было бледное лицо, свежие, румяные щеки, миндалевидный разрез глаз, почти черные волосы и очень женственная фигура. Более очаровательную головку себе вообще трудно было представить!» (мадам Жубер, владелица знаменитого венского салона моды).
«Она была не просто красива, но на редкость обаятельна. Бледное лицо ее всегда служило верным зеркалом чувств; карие глаза тотчас вспыхивали ярким блеском, стоило ей чем-то взволноваться. Она наделена была переменчивым нравом. Только что милая и приветливая, в следующую минуту она становилась вдруг раздраженной и дерзкой. Исполненная восточной обворожительной чувственности, она была инстинктивно, неосознанно безнравственной» (баварский посол при венском дворе).
Несколько раз Мари ездила к отцу в Александрию, где он был генеральным консулом Австро-Венгрии, и в 15-летнем возрасте у нее вспыхнул бурный и совсем не детский роман с английским офицером.
С ранней молодости Мария была платонически влюблена в принца. Она говорила о нем с большим вдохновением, собирала газетные вырезки о нем и его фотографии.
Путь этих двух людей — принца и юной баронессы — путь друг к другу, а затем совместный их путь к самоубийству и предстояло изучить барону Рихарду фон Бреслау. В его довольно длинном послужном списке были расследования причин нескольких громких самоубийств, и по опыту он знал, как важно в этих случаях восстановить события дней, предшествующих самоубийству.
Александр Цивин
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
