Прошло ровно 10 лет со дня ухода замечательного поэта Владимира Добина. Его друг Фредди Бен-Натан прислал мне подборку стихов и свой рассказ об ушедшем. Я всегда стараюсь собрать побольше информации — и полез на интернеты…
Отец Владимира — известный писатель на идиш Гирш Добин. Скажите, возможно, чтобы арестованного в Большом терроре «японского шпиона» выпустили после 18 месяцев тюрьмы? А выжить ему в кошмарном Минском гетто год, где погибли его жена и сын? Уйти к партизанам, больше двух лет воевать в лесах Белоруссии бойцом отряда «Мститель»?.. Возможно ли затем, чтобы его рассказы и повести публиковались в Союзе на идиш и русском и при этом — в еврейской прессе за границей? А перебравшись в 87 лет в Израиль, влюбиться в эту страну и писать о ней ещё 9 лет — до конца жизни, в 96 лет — после всего пережитого?!
У Владимира есть немало стихов, посвящённых отцу. И — погибшему в 41-м в Белостоке старшему брату. Через отца жизнь сына как бы удлинилась до столетия — Владимир умер ровно через 100 лет после рождения отца. И в Израиль отец и сын приехали в 92-м вместе.
Он остро чувствовал время. Видел мир с некоторой мысленной перспективы, которую неразборчиво называют «философией». Был прекрасным журналистом. Как ни невозможно это (еврей! В Москве!) — ответственным секретарём «Московского комсомольца», от которого в те годы шёл незастойный дух. В Израиле от почётной должности сторожа в психбольнице (подработки первого года) перешёл сразу в редакторы — и до последних дней оставался главным редактором еженедельника «Новости недели».
Но главная невозможность — вот она, его словами:
На выжженном, продутом и пропетом,
Где без надежды не прожить и дня,
Не может быть, чтобы на свете этом
Осталось все, но только без меня!..
И действительно — не оказалось возможным. В последние годы поэзия Владимира Добина стала куда более востребованной, чем при жизни. Публикации, песни, критические статьи, конкурсы его имени. Увы, это-то как раз очень возможное — что близко, мы плохо умеем ценить…
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Владимир Добин
ИМЕНА
О, как чудесна музыка имен!
Звучание их так необычайно.
Произнесите:
-маны, -кляйны, -штайны,
Нордау, Ротшильд,
Герцль, Бен-Гурион…
А я навеки, думалось, привык
К совсем другим понятьям
и созвучьям,
и за столетья стал родной язык
неповоротливым,
неблагозвучным.
Там, где вождей менялись имена,
но оставалось прежним все по сути,
то выпадали легче времена,
то наступали страшные, до жути.
Но, кто бы там
Ни управлял страной
(веками неразгаданная тайна),
Мы, только мы
Всему всегда виной —
Все эти -маны, -кляйны, -штайны.
Что за фамилии, какие имена!
Не потому ли их
там многие сменили?
А у тебя, мой сын, своя страна.
И помни, кем фамилия дана:
Ты — Гирша внук
и правнук Израиля.
***
Это странное чувство —
ожиданья войны,
словно вправду уже
все мосты сожжены.
И никто никогда
не придет ни к кому —
мы одни в целом свете,
летящем во тьму.
Это страшно —
весь день без надежды почти
думать только о том,
что нас может спасти,
и всю ночь напролет
сонных глаз не смыкать —
ждать войну
и надеяться все же,
и ждать…
Снова гонят нас из дому —
нет уже сил…
Сколько в небе промчится
распахнутых крыл,
знает только Господь.
Почему он молчит?
Или с кем-то другим
в этот час говорит?
Мы ж не лучше других —
нам ли это не знать…
Будем ждать и надеяться,
верить и ждать…
ТОЛЬКО МЕДЛЕННО…
Только медленно…
Так дольше жизнь продлится.
Не торопись…
Ничему никуда не деться.
Сделать пару шагов, кое-чему научиться —
Вот и прошло оно, твое детство.
Если покажется вдруг, что ты — в десятке,
А все прочее где-то далеко-далёко,
Не забудь, что у жизни вечность в остатке,
И там точно так же, как здесь, одиноко.
Не гневи судьбу — все, что даст на вырост,
Ты на свете этом обязан исполнить.
Не спеши, душа.
Ночью мне приснилось
Что-то очень важное…
И я должен вспомнить.
АНАТОЛИЮ АЛЕКСИНУ
В целом мире один —
Всюду только стеклянные лица,
Так что даже не пробуй
Участье в глазах разглядеть.
А вода продолжает
Все литься, и литься, и литься,
И трубач выдувает
Простуженным голосом медь.
Этот вечный потоп
Никого от беды не укроет.
Но так хочется знать,
Что же все-таки будет потом,
Для чего черный ковш
Землю красную роет все, роет,
Если там, как и здесь,
Те же пламя, и ливень, и гром.
Но никто не ответит —
Прощанье разлуке подобно.
Лишь откуда-то сверху —
Сверкающий золотом лик.
«Не живите, — сказал, —
Не живите, Володя, подробно.
Так учил нас, теперешних,
Белобородый старик».
ТРИ СТРУНЫ
Три струны, натянутые между
На ветру согнувшихся стволов:
На одной сыграю песнь надежды,
На другой — любовную и нежную,
А на третьей — песенку без слов.
Я настройщик этих струн, родящих
Музыку о радостях земных.
Пусть она звучит во мне почаще.
А мелодий горьких и скорбящих
В этом мире много и чужих.
***
Нам никогда договорить, доспорить не удастся.
Ты лучше двери отвори — уже пора прощаться.
Не надо слов — понятно все по тишине беззвучной.
Летящий по ветру песок, прозрачный и колючий,
Упавшая на землю тень уводят от порога.
Все впереди: и новый день, и новая дорога.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
