24 ноября с.г. исполнилось бы 80 лет Альфреду Гарриевичу Шнитке (1934 — 1998), советскому и российскому композитору, теоретику музыки и педагогу (автору статей о русских и советских композиторах), одному из наиболее значительных музыкальных деятелей второй половины ХХ века. Шнитке – сын еврея и нееврейки. Он родился городе Энгельсе Саратовской области, тогда – столице Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья – в семье журналиста и русско-немецкого переводчика Гарри Викторовича Шнитке и его жены, преподавателя немецкого языка Марии Федоровны Фогель. Обе родительские ветви прибыли в разное время из Германии. Гарри Викторович – по происхождению из прибалтийских евреев, говоривших на немецком, родился во Франкфурте-на-Майне, в 1926 году прибыл в Советский Союз. Мария Федоровна – из волжских немцев-крестьян, которые приехали в Россию еще более 200 лет назад по приглашению Екатерины II. В доме говорили на русском и немецком языках. Среди огромного количества книг, которые читала вся семья, многие были на немецком языке.
В середине 60-х сложился индивидуальный стиль Альфреда Шнитке в музыке. Критики отмечали его могучий талант, свободное владение всем существующим сегодня разнообразием жанров и невероятную трудоспособность. Каталог произведений Шнитке включает 70 названий, не считая ранних сочинений и прикладной музыки. Среди произведений композитора: оперы — «Одиннадцатая заповедь» и «Жизнь с идиотом», балет «Лабиринты», оратория «Нагасаки», прелюдия памяти Дмитрия Шостаковича, кантата «История доктора Иоганна Фауста» и др. Альфред Шнитке очень много и плодотворно работал в кино. Он написал музыку к нескольким десяткам фильмов, в том числе-«Ты и я», «Восхождение» (режиссер Лариса Шепитько), «Комиссар» (режиссер А. Аскольдов), «Экипаж», «Сказка странствий» (режиссер Александр Митта), «Осень» (режиссер Андрей Смирнов), «И все-таки я верю» (режиссер А. Ромм), «Агония», «Спорт, спорт, спорт» (режиссер Элем Климов) и другим. Музыка Шнитке — феномен особого рода. Мы чувствуем в его сочинениях многое из того, что составляет духовную атмосферу времени; в них сплавлены и отражены разные проблемы, воспринятые художником отовсюду. Для Шнитке не существует “своего” и “чужого”, старого и нового — так же как не существовало этих понятий для Джойса, Эйнштейна, Элиота, Стравинского, расширивших наши представления о единстве мира и универсальном характере человеческой культуры. Музыка Шнитке сегодня широко популярна: ни одно его сочинение не остается неисполненным, многие пишутся по заказу известнейших солистов и исполнительских коллективов разных стран; число компакт-дисков с записями его сочинений составляет несколько десятков и постоянно растет! Партитуры Шнитке издаются в России, Австрии, Франции, Германии, США. Премьеры его сочинений с успехом проходят в крупнейших концертных залах мира, причем не только в фестивальных программах, но и в смешанных филармонических концертах, не рассчитанных на специально подготовленную публику. Шнитке, записавшийся в паспорте евреем, принявший католичество, но завещавший похоронить себя по православному обряду, был увлечен экуменическими идеями, которые выразились в 4-й симфонии (1984), построенной на взаимодействии различных интонационных систем, соответствующих православной, католической, лютеранской и еврейской литургиям.
*****
Я начал чувствовать себя евреем с начала войны. Вернее, как только началась война, я себя сразу почувствовал одновременно и евреем, и немцем. Антисемитизм возродился у нас с началом войны. Я не помню, чтобы меня раньше обзывали евреем на улице. Впервые это случилось осенью 1941 года. Странная, иррациональная вещь! Реальность поместила меня, не имеющего ни капли русской крови, но говорящего и мыслящего по-русски, жить здесь. Половина моей крови по-настоящему и не проросла во мне. Я не знаю еврейского языка. И я, испытав в связи с моей физиономией и рядом других признаков все неудобства, связанные с этим, никаких преимуществ не ощутил. Причины антисемитизма в России разнообразны. Тут есть древние причины – ну, чужой, да еще еврей, да еще распявший Христа, да еще устроивший революцию… Ведь революцию-то “провернул” Троцкий! Именно он был здесь с самого начала революции. Один мой коллега, с которым я вместе учился, обосновывая свой антисемитизм (как-то у меня был с ним многочасовой разговор на эту тему), ссылался на протоколы сионских мудрецов, о которых я, честно говоря, и до сих пор имею самое смутное представление. Во всяком случае, это что-то такое, на что все антисемиты ссылались и ссылаются, их главный козырь. Я читал, что это – фальшивка, появившаяся где-то на рубеже прошлого и нашего века. Такая черносотенная фальшивка, которая тут же и была изобличена как фальшивка. И тем не менее этим до сих пор козыряют как доказанным. Протокол сионских мудрецов якобы изобличает евреев в заговоре против человечества. Война – как бы вопреки прямой логике – разбудила всего, что народ подсознательно из себя изгонял, в частности, антисемитизм. А для меня война определила ощущение двойной неугодности: я был неугоден как еврей, и я же был неугоден как немец. Причем я не ощутил больших неудобств оттого, что я имел немецкую фамилию и мог считаться немцем,-чем оттого, что я был евреем. Война шла с немцами, но почему-то не приводила к дикой антинемецкости! Вот это – иррационально! Я стал ощущать двойную чужеродность – как полунемец и как полуеврей. Внешне это выражалось в том, что я – жид, каждый мальчишка на улице видел, что я – жид. Но я бывал и немцем в этих уличных ситуациях. Когда война закончилась, я в общем-то немцем вроде бы перестал быть, но евреем продолжал оставаться. И это не прошло, а сильно развилось, несмотря на отсутствие официального антисемитизма. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, это было в 1950 году, надо было получать паспорт. Я сам должен был решать, кем мне назваться. И тогда, помню, мама была обижена, что я назвался не немцем, а евреем. Но я не мог поступить иначе. Назваться немцем, чтобы “отмыться” от своего еврейства, я считал позором. И с тех пор я числюсь евреем – по отцу. Странная вещь, но я испытываю чувство половинного контакта и половинного неконтакта с евреями. Потому что я многое понимаю, но многого не принимаю. В частности, среди того, чего я не принимаю в евреях, – легкость в контактах, легкость одного, второго, третьего, четвертого поворота, восприятия. Легкость восприятия новой идеи, мгновенное понимание всякой новой мысли, внимание ко всему новому, что появляется. Все это для меня неприемлемо. И не из-за моральных соображений. Просто есть что-то, что продолжает сохранять незыблемо свое качество, а что-то, что никогда его не обретает. В то время как в евреях я вижу начальное расположение ко всему новому, что появляется, – я имею в виду интеллектуалов, конечно. (Из интервью на музыкальном сайте mellotron.ru 20.07.2003 – А.З.)
Источник: www.zelikm.com — «Евреи глазами именитых друзей и недругов»