Они поссорились еще до революции
Каждый, хоть сколько-нибудь интересующийся театром, знает, что великие мэтры российской сцены, «отцы-основатели» МХАТа Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял собою два театра: контора Станиславского – контора Немировича, секретарь того – секретарь другого, артисты того – артисты этого… Неудобство, чего и говорить! Словом, однажды, говорят, было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля «Царь Федор Иоаннович», поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева – Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики «ура», цветы и прочее… Корифеи сценарий приняли: им самим давно надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из кулис навстречу друг другу… Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: «Ну-у… Зачем же уж так-то?..» Больше они не разговаривали никогда.
«ТАЙНЫЙ ЗАКРЕПИТЕЛЬ» ДЛЯ СТАНИСЛАВСКОГО
Великий дока по части театра, Станиславский в реальной жизни был наивен, как малое дитя. Легендарными стали его безуспешные попытки уяснить систему взаимоотношений при Советской власти. Имевший массу льгот и привилегий, он никак не мог запомнить даже словосочетание «закрытый распределитель». «Кушайте фрукты, – угощал он гостей, – они, знаете ли, из «тайного закрепителя»!» После чего делал испуганные глаза, прикладывал палец к губам и говорил: «Тс-с-с!»…
Однажды Станиславский сидел в ложе со Сталиным, бывавшим во МХАТе довольно часто. Просматривая репертуар, «лучший друг советских артистов» ткнул пальцем в листок: «А па-чи-му мы давно нэ видим в рэ-пэр-ту-арэ «Дны Турбыных» пысатэля Булгакова?» Станиславский всплеснул руками, приложив палец к губам, произнес «Тс-с-с!», прокрался на цыпочках к двери ложи, заглянул за портьеру – нет ли кого, так же на цыпочках вернулся к Сталину, еще раз сказал «Тс-с-с!», после чего прошептал вождю на ухо, показывая пальцем в потолок: «ОНИ за-пре-тили!! Только это ужасный секрет!»
Насмеявшись вволю, Сталин серьезно заверил: «Оны раз-рэ-шат! Сдэлаэм!»
… Звоня Великому вождю, вежливый Станиславский всякий раз оговаривал: «Товарищ Сталин! Извините Бога ради, никак не могу запомнить вашего имени-отчества!..»
ПРОШУ НЕ ПУТАТЬ
В Малом театре служил когда-то актер Михаил Францевич Ленин, помимо всего прочего, знаменитый тем, что году в восемнадцатом дал в газету объявление: «Прошу не путать меня с политическим авантюристом, присвоившим себе мой псевдоним!» Рассказывают, что однажды прибежали посыльные в кабинет к Станиславскому и закричали: «Константин Сергеевич, несчастье: Ленин умер!» «А-ах, Михаил Францевич!» – вскинул руки Станиславский. «Нет– Владимир Ильич!» «Тьфу-тьфу-тьфу, – застучал по дереву Станиславский, – тьфу-тьфу-тьфу!..»
= = =
Станиславский долго лечился за границей и, наконец, вернулся в Москву. По традиции, труппа должна была встретить его торжественной речью. Старики долго уступали друг другу эту честь, а потом сговорились и спихнули это дело на молодого в то время Иосифа Моисеевича Раевского. В помощь ему отрядили пожилую актрису Кореневу. Раевский ночь не спал – написал текст, вызубрил и отрепетировал. Коренева приняла и одобрила. В назначенный день Раевский, стоя перед сидящим в кресле Станиславским и чувствуя за спиной дыхание великих «стариков», так разволновался, что все забыл, перепутал и позорно убежал. Станиславский усмехнулся и произнес ответную речь, в которой благодарил всех, кто помог ему организовать прекрасную поездку, проводил его и встретил. «И особенное спасибо, – подчеркнул он, – нашему дорогому Иосифу Виссарионовичу!» И в этот момент Коренева, обнимая и утешая вконец расстроенного Раевского, заметила: «Видите, голубчик, Константин Сергеевич тоже волнуется: даже отчество ваше перепутал!»
РАЗОБЛАЧЕННЫЙ НЕВИННЫЙ
В 1960 году труппе МХАТ представляли молодых актеров, вновь принятых в театр. А незадолго до этого Хрущев «разоблачил» так называемую «антипартийную группировку Маленкова-Кагановича-Молотова». И вот ведущий провозглашает имя одного из молодых: «Вячеслав Михайлович Невинный!» И тут же раздается бас остроумца Ливанова: «Вячеслав Михайлович… НЕВИННЫЙ? Вот новость! А Лазарь Моисеевич?!»
НЕ ЛЮБИТЕЛЬ ВЫПИТЬ – БЕЛОКУРОВ
Борис Ливанов, по свидетельству хранителя мхатовской истории Владлена Давыдова, постоянно подшучивал над другим великим мхатовцем – Владимиром Белокуровым. Тот был человек, к юмору не склонный, и однажды повесил на дверь своей гримуборной медную табличку с полным титулом: «Народный артист СССР, Лауреат Государственной премии, профессор Владимир Вячеславович Белокуров». Ливанов же, улучив момент, прилепил под ней мощным клеем листок бумаги с надписью: «Ежедневный прием – от 500 до 700 граммов»!
А то еще Белокуров съездил в Финляндию и привез себе оттуда шикарный свитер, синий с двумя полосами – одна по талии, другая по груди. Он ходил по театру, гордо показывая всем обнову, а за ним на цыпочках двигался Ливанов и шепотом сообщал коллегам значение полос. «Линии налива! – вещал он и показывал рукой. – До спектакля, после спектакля!»
= = =
ГОВОРИТ УЧЕНИК САМОГО НЕМИРОВИЧА-ДАНЧЕНКО
Эту историю мне рассказал московский актер Геннадий Портер.
Когда-то много лет назад он поступал в школу-студию МХАТ, выдержал огромнейший конкурс и был принят. Курс набирал известнейший мхатовский актер Павел Массальский. (Даже далекие от театра люди помнят его в роли «плохого американца» в кинофильме «Цирк».) И вот где-то на третий день обучения Массальский, сжав руки и возвысив голос, провозгласил: «Друзья мои, сегодня к нам на курс придет сам Михаил Николаевич Кедров. Он обратится к вам, наследникам мхатовских традиций, с приветственным словом. Слушайте, друзья мои, во все уши и глядите во все глаза: с вами будет говорить ученик и друг великого Немировича-Данченко!» «Мы сидим просто мертвые от страха, – рассказывал мне Портер, – шутка ли: сам Кедров! Что же он скажет нам о театре, какое «петушиное слово»?!
Вот он вошел, сел напротив курса. Смотрит на нас, голова трясется. Мы замерли, ждем. Он долго так сидел, глядя на нас, тряся головой. Потом, едва повернув голову к Массальскому, гнусавым своим голосом сказал: «Курс большой, будем отчислять!» Встал и удалился.
НЕСЛЫХАННАЯ ДЕРЗОСТЬ…
Вот байки, услышанные мною от блестящего писателя и литературоведа Владимира Яковлевича Лакшина, родители которого всю жизнь проработали во МХАТе.
Старейший московский актер Мозалевский, в силу своей ужасной шепелявости весь театральный век простоявший в массовке без единого слова, тем не менее, под конец жизни превратился в памятник самому себе: шутка ли – столько лет безупречной службы! В день празднования 50-летия МХАТа на сцену вышли только два артиста, участвовавшие в самом первом спектакле «Царь Федор Иоаннович»: премьерша Книппер-Чехова и вечный массовщик Мозалевский! В те времена вышла мемуарная книга генерала Игнатьева «50 лет в строю». Мхатовские шутники говорили, что Мозалевский тоже напишет книгу, которая будет называться «50 лет СТОЮ»…
Ну, книгу-не книгу, а кое-что стал «позволять себе». Однажды Немирович-Данченко , имевший пунктиком непременное и доскональное знание каждым актером биографии своего персонажа, накинулся на него, переминавшегося в толпе гостей в доме Фамусова: «Почему вы пустой, Мозалевский? Почему не чувствую биографии? Кто ваши родители, где вы родились, с чем пришли сюда?…» «Ах, Владимир Ивановищь! – ответил шепелявый корифей. – Не дуриче мне голову, скажите мне лучше, где я штою!»
Это была такая неслыханная дерзость, что оторопевший Немирович отстал немедленно…
Этот Мозалевский под конец жизни самозабвенно увлекся строительством дачи. Он приходил за кулисы и громогласно сообщал: «Сегодня посадил смородину!» Потом прикрывал рот рукой и шепотом добавлял: «Черную…» «А почему шепотом?» – недоумевали коллеги. «А не дай Б-г, услышит партком, – так же тихонечко объяснял Мозалевекий, и спросит: «А ПОЧЕМУ НЕ КРАСНУЮ?»
Старая мхатовская байка:
подвыпивший рабочий сцены. Монтируя «Анну Каренину», навтыкал в интерьер мебель из «Кремлевских курантов». Поднялся страшный скандал: как он мог, как посмел, в цитадели Великого Искусства – такие страшные проступки!.. «Ды что ж я такого исделал? – упирался монтировщик. – Креслы – они креслы и есть, хоть ты как их возьми…»
«Да как же вы не понимаете, – орут на него помрежи, – это же абсолютно не та эпоха!!» Совсем достали бедного: он упер руки в боки и возопил: «Эпоха не та? А питания – та?!»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
