В эту субботу, совпадающую с пятым днем Песаха, вместо очередного недельного раздела будет прочитан специальный отрывок из раздела «Ки тиса» (книга «Шмот»), одного из самых многоплановых, сложных и загадочных в Пятикнижии. В этом отрывке говорится о втором пребывании Моше на горе Синай после греха золотого тельца.
Добившись прощения от Б-га и стремясь воспользоваться Его расположением, пророк просит Творца раскрыть перед ним всю глубину Его Б-жественной сущности. Но Б-г говорит, что это невозможно: «Ты не сможешь увидеть лицо Мое, потому что не может человек увидеть Меня и остаться в живых». Всевышний открывается пророку только «со спины». Тайна Б-жественного механизма управления миром непознаваема даже для такого выдающегося гения, как Моше Рабейну.
Затем Творец сообщает Моше свои тринадцать качеств милосердия. Евреи получили формулу, дающую возможность пробуждать Б-жественное прощение в кризисных ситуациях. Сефарды читают тринадцать мидот каждый день, а ашкеназы — в праздники, дни общественных постов и по особым решениям раввинов.
В знак прощения греха золотого тельца Б-г велит Моше вырубить новую пару каменных скрижалей Завета: «И напишу Я на этих скрижалях то, что было на первых скрижалях, которые ты разбил» (когда увидел, как евреи поклоняются золотому тельцу). Отрывок завершается кратким описанием трех праздников, в которые евреи совершали паломничество в Иерусалим, — Песах, Шавуот и Суккот. Причем главное внимание уделяется «празднику опресноков», что и составляет тематическую связь данного раздела с пасхальной субботой.
***
В состав Писаний, третьей части Танаха, входят пять мегилот — свитков, чтение которых приурочивается к одному из праздников или памятных дат еврейского календаря. Мегилат Эстер читают в Пурим, свиток Рут — в Шавуот. «Эйха» («Плач Иеремии»), главная тема которого — разрушение Храма, входит в литургию поста 9 ава. Чтение «Коэлета» (Книги Экклезиаста) проводят в Суккот. В пасхальную субботу мудрецы постановили читать «Шир а-ширим» — «Песнь песней», автором которой, как и «Коэлета», является мудрейший из царей Шломо.
«Шир а-ширим», безусловно, одна из труднейших книг Танаха. Не потому, что ее трудно понять. Наоборот, ее легко понять неправильно. Это не просто любовная песнь, а песнь, насыщенная бурной страстью. Среди 24 книг еврейского канона, отмеченных пророческим вдохновением и духом святости, она может показаться неуместной. Почему же рабби Акива, величайший из всех трех тысяч мудрецов-составителей Талмуда, сказал о ней: «Все писания святы, но “Шир а-ширим” — святейшая из святейших»? Может ли обладать святостью любовная лирика, да еще столь откровенного, пылкого свойства?
Задавать такие вопросы могут лишь те, кто буквально понимает «Песнь песней». Наши мудрецы и комментаторы оценивали ее совершенно иначе. Они видели в ней аллегорию, «любовный» дуэт Б-га и народа Израиля. Стихи «Песни» так насыщены глубокими мыслями, что почти каждый комментатор находит новые темы в ее неповторимых образах и лексической ткани. Причем буквальное понимание столь далеко от истины, что его без преувеличения можно назвать ложным. Вот почему во многих переводах дается не прямой текст, а аллегорическое переложение на основе комментариев Раши и других мудрецов.
Царю Шломо открылось через пророческое озарение, что евреям суждено уйти в череду изгнаний и что они будут ностальгически вспоминать свое прежнее исключительное положение народа, «любимого» Б-гом. Подобно отвергнутой жене они скажут: «Пойду я и возвращусь к первому мужу моему, ибо было мне тогда лучше, чем теперь» (Ошеа, 2:9).
Пророки часто сравнивали отношения между Б-гом и Израилем с отношениями между любящими супругами, переживающими кризис в своих отношениях. Шломо сочинил «Песнь песней» в форме той же аллегории. Перед нами эмоциональный диалог между «мужем» (Б-гом) и «женой» (еврейским народом). «Муж» все еще любит «жену», изгнанную за неверность и ставшую «вдовой при жизни мужа». Она тоже тянется к «мужу», хочет снова понравиться ему, вспоминает свою юную любовь к нему и кается в грехе. Б-г с тоской вспоминает, как Он любил Израиль. Он помнит (духовную) красоту «жены» и ее страсть в служении Ему. Он говорит, что не навсегда отверг еврейский народ, что Он все так же считает его своей «женой», а себя — «мужем», и обещает вернуть «жену», восстановить их тесную связь.
В середине XIX века, когда в царской России усилились преследования евреев, ведущие раввины часто приезжали в Санкт-Петербург, чтобы ходатайствовать за свои общины перед министрами. Во время одного такого визита некий высокопоставленный сановник спросил раввина, для чего в Талмуде приведено так много агадических притч, смысл которых «странен» и «непонятен».
Раввин ответил: «Вы знаете, что царь и его советники часто планировали антиеврейские акции. Если бы Всевышний не срывал раз за разом их планы, то царю наверняка принесли бы однажды на подпись указ об изгнании или массовом истреблении евреев. Такой указ привел бы к катастрофе, и какой-нибудь поэт со временем написал бы, что в капле чернил были утоплены три миллиона человек. Все мы поняли бы, что имеется в виду. Но через сто лет, прочтя эту фразу, люди сказали бы, что это чепуха. Как можно утопить столько людей в одной капле чернил? На самом деле это выражение вполне уместно и точно отражает ситуацию, но несведущий читатель высмеял бы его. То же самое происходит и с давними притчами наших мудрецов, написанными в аллегорической форме, в виде фантастических историй специально для того, чтобы скрыть их смысл от несведущих людей. Но эти глупцы смеются над нашими притчами, вместо того чтобы сокрушаться по поводу собственного невежества».
У каждой эпохи свой язык, свои образы, значение которых со временем стирается и исчезает. Мы, бывшие советские евреи, с детства учили, что «выстрел “Авроры” возвестил новую эру в истории человечества», а «десять дней» большевистской революции «потрясли мир». Однако «новая эра» бесславно завершилась в исторически короткий срок; на выстрел крейсерской пушки наверняка не обратили внимания даже жители близлежащих петербургских кварталов, а многие его и вовсе не слышали; в октябре 1917 года никакого миротрясения не наблюдалось. Сегодня эти выражения кажутся смешными, а наши ближайшие потомки их вообще не поймут.
Автор «Песни песней» не претендовал на такую патетику. Его образы лиричны, камерны, ибо великому и святому не требуются словесные украшения.
Мы читаем «Шир а-ширим» в Песах, потому что в одной из ее интерпретаций речь идет о еврейском народе в период Исхода, отмеченном таким духовным накалом, что несколько веков спустя, уже в период Первого Храма, Б-г устами пророка Иермиягу с тоской «вспоминал»: «Я помню о благосклонности твоей ко Мне, когда ты была молода, о том, как невестою ты любила Меня, как ты шла за Мной по пустыне, по земле незасеянной».
«Песнь песней» столь возвышенна, столь одухотворенна и свята, что Всевышний в бесконечной мудрости Своей решил вручить ее нам именно в такой форме. Образная лирическая баллада, как ни один другой жанр, способна передать ту глубокую, страстную любовь к Б-гу, которая была и остается нашим высшим уделом.
Ну а как быть с кощунственными искажениями? Можно ли заткнуть рты глупцам и злонамеренным хулителям? Вряд ли, да, наверное, и не стоит. Мудрецы не зря говорили: «Разве Б-г создал бы солнце, если бы Его смущали солнцепоклонники?»
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
