Продолжение. Начало в № 1083
Будучи евреем, которому благодаря смекалке удавалось скрываться, избегая гибели от рук нацистов-убийц, я был свидетелем самых страшных злодеяний. Когда я находился среди партизан, у меня была возможность убивать тех чудовищ, которые причиняли это зло. Я был солдатом, борющимся со злом; я был готов поставить на кон свою жизнь ради того, чтобы уничтожить врагов человечества. Ужасы, которые я видел и пережил, были выжжены клеймом на каждой частице моего существа, и я понимал, что никогда не смогу стереть эти картины из моей памяти. Они будут преследовать меня до конца моей жизни. Я пришел к пониманию, что только с помощью веры и молитвы я смогу продолжать жить, несмотря на эти воспоминания.
Время, проведенное среди партизан, научило меня, что со злом нужно бороться всегда. Я знал, что это необходимо делать бескомпромиссно, когда зло только поднимает голову, каким бы незначительным ни было оскорбление или несправедливость; никогда больше евреи не должны испытать такие страдания. Таким было мое душевное состояние весной 5705 (1945) года, когда пыльный и скрипящий грузовик, трясясь и подпрыгивая, несся по узкой горной дороге.
Когда партизаны отправились в Кошицу, я остановил попутный транспорт с русскими солдатами, направлявшийся, как я надеялся, в сторону моего последнего настоящего дома — в Прессбург. Я сидел на краю крытого кузова, свесив ноги, по-прежнему с оружием на плече. Я почти не разговаривал с моими попутчиками, а солдаты в грузовике общались в своей обычной грубой манере. Я все еще витал в своих вечных мечтах о том моменте, когда снова увижу своего отца или обниму сестер. Эта моя сладостная и мучительная фантазия вырывала меня из реальности, благодаря ей, будучи один, я оказывался рядом с моей семьей.
Мои грезы оборвались, когда громыхающий грузовик притормозил. Мы остановились на одной из дорожных развилок, которые служили стоянкой для отдыха, вдоль скоростных трасс. Солдаты высадились, чтобы размять ноги, и я — вслед за ними.
Я обошел бронированный грузовик, и моему взгляду открылась вся горная панорама. Я видел ледяные вершины, которые были моим холодным домом последние шесть месяцев. Мой взгляд скользил вокруг, и в поле моего зрения попала тесно сбившаяся группка из пяти человек, примостившихся на корточках или прямо на голой земле. На них были полосатые робы — форма, которую я не видел раньше и не мог опознать.
Мне было почти 17 лет, и я пережил такое, с чем не сравнятся самые страшные кошмары. Но ничто из того, что мне было известно, или того, что я мог представить, не было в состоянии подготовить меня к встрече с этими людьми.
Их внешний вид вызывал потрясение. Они напоминали тела, извлеченные из могил: изможденные, почти лишенные плоти. Их кожа, напоминавшая старую, иссохшую бумагу, туго обтягивала кости. Они были настолько тщедушны, что, казалось, их кости двигаются без участия мышц. Кожа у всех была одинакового пепельно-серого цвета. Казалось, если до них дотронуться, то кожа треснет и они рассыплются клубом пыли.
Но больше всего меня поразили их глаза и лица. Их лица, лишенные жизни и какого-либо выражения, были масками смерти. Глаза ни на что не реагировали, смотря вперед немигающим пустым взглядом. Хотя тела, по крайней мере номинально, были живы, их души были убиты. Другие солдаты, отправляясь закурить свою сигарету или поваляться в траве, игнорировали их или смеялись над ними. Я же подошел к ним.
Я заговорил с ними поначалу очень осторожно, поскольку никогда не видел человеческих существ, доведенных до такого жалкого состояния. Когда они медленно обернули головы в мою сторону, я увидел, что печаль и мука сопровождала тенью и окутывала каждое их движение и выражение лица.
Я спросил, кто они, откуда и что с ними случилось, и, к моему ужасу, своими слабыми, дрожащими голосами они ответили, что они — евреи, пережившие лагеря смерти. Мое сердце оборвалось, колени стали подкашиваться, и я едва не упал.
Теперь они говорили возбужденно, поняв по моей реакции, что я тоже еврей. Слова торопились выскочить из их уст, они пытались отчаянно рассказать обо всем, ведь мне скоро нужно было отправляться дальше. Они облегчили свою душу, и слезы наполнили их провалившиеся, полумертвые глазницы. Они рассказали мне о концентрационных лагерях, о лагерях уничтожения, о газовых камерах и крематориях. Моя голова шла кругом. Мне пришлось опереться на винтовку, чтобы устоять на ногах. Мы знали, что происходит трагедия, что нацисты и их лакеи доходят до верха человеческой жестокости и что людей убивают, но увидеть это своими глазами было слишком. Я не мог этого постичь.
В оцепенении я расстался с ними, и они вновь обратили свои взгляды на горизонт, продолжая стоически ожидать свой транспорт. Я неуклюже плюхнулся обратно в кузов. Исчезли мои удаль и слава. Еще недавно я был так горд собой — теперь же от моей гордости не осталось и следа.
Машина загромыхала по дороге, а мне вспомнился стих, который я, терзаемый скорбью, повторял снова и снова сквозь слезы, ручьями бегущие по лицу: «Весь ее народ вздыхает, ища хлеба. Они отдали свои сокровища взамен еды, чтобы остаться в живых. Взгляни, Г-споди, и увидь, как ненасытна я стала».
И вновь видения встречи с моей семьей охватили и переполнили меня, но теперь они приняли другой вид под влиянием лагерей смерти. Я мысленно кричал: «Что же стало с моей мамой, моими сестрами, братьями, моим отцом?!»
Перевод Элины РОХКИНД
Продолжение следует