Еврейский Мир

Продолжение. Начало в №1083

Мы с товарищем стали искать жилище, где мы могли бы остановиться вместе, но через несколько часов мы решили, что, пожалуй, будет легче найти что-то по отдельности, а не вдвоем. Мы разделились, договорившись встретиться во второй половине дня. Оставшуюся часть дня я бродил по городу в поисках какого-нибудь места, где я мог бы остановиться в безопасности. Мои усилия были тщетны — никто не соглашался предоставить мне комнату.

Моей первой мыслью было отправиться за помощью в синагогу. Но, войдя, я понял, что даже здесь найти место будет трудно. Как я мог обратиться к кому-либо с просьбой спрятать у себя еврея-иностранца? Я отправился в зал для учебы, где слушал лекции и обсуждения с намерением провести там ночь.

Когда лекции закончились и все ушли, я остался в зале один. Я уже улегся на скамью, когда вошел смотритель с последней вечерней проверкой. Он тут же меня заметил и бесцеремонно проинформировал, что я должен уйти.

Я сказал, что приехал из другого города, и мне негде остановиться. «Пожалуйста, разрешите мне остаться здесь на ночь, — умолял я его. — На улице меня арестует полиция».

«Но если я разрешу, то арестуют меня!» Он продолжал, а я начал плакать и неистово умолять его. Ночью опасность представляла не только вездесущая полиция, но и морозная погода — из-за хлещущего ветра температура упала намного ниже нуля. Даже если мне удастся избежать полиции, из-за холода было невозможно спать на улице.

Смотритель, эмигрант из Польши, наверняка знал, что происходило в Биркенау. Уверен, он распознал во мне беженца, и он понимал, что, если я попадусь полиции, мне не миновать концентрационного лагеря. Выслушав мои мольбы, смотритель уступил и разрешил мне остаться на продуваемом сквозняками чердаке синагоги, но только при условии, что я исчезну, прежде чем кто-либо возвратится в синагогу для молитвы или учебы следующим утром. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он позволил мне переночевать. Он запер меня на чердаке, понимая, что даже такое малое проявление доброты грозит ему суровыми последствиями.

На данный момент, при запертой двери, я был в безопасности. На чердаке, однако, было очень холодно. Не имея одеяла, я закутался в пальто, пытаясь сохранить как можно больше тепла. Я провел бессонную ночь, слушая вой ветра и стук своих зубов. По крайней мере, я не был на улице, где полиция.

На рассвете смотритель, как и обе­щал, отпер дверь и велел мне покинуть синагогу. Если на чердаке было холодно, то на улице было не теплее. Я отправился прямиком в ближайшую микву — единственное место, открытое столь ранним утром. Здесь мне удалось немного отогреться, прежде чем я возобновил свои поиски жилья. Таким образом я перемещался по городу, проводя ночь в одном месте и переходя на новое место на следующий день.

С каждым днем становилось все очевидней, что освобождение отца займет дольше времени, чем я предполагал, и что мне нужно позаботиться о себе. Почти каждый день мне встречались другие еврейские беженцы, живущие такой же непредсказуемой кочевой жизнью, как и я. Эти люди стали важной частью моего повседневного существования. Каждый день мы встречались в заранее назначенном месте, где беседовали, планировали и помогали друг другу выживать. В одном из таких обсуждений я упомянул, что у меня есть родственники в небольшом городке за пределами Будапешта. Один из моих товарищей убедил меня уехать к ним. В маленьком городе приезжий родственник не привлечет, возможно, большого внимания. Может быть, с моими документами я даже смогу поступить в иешиву и учиться. Жизнь венгерских евреев еще не была нарушена: они сохраняли свои основные гражданские права, а еврейские дети все еще посещали иешивы.

Я решил искать прибежища в семье маминых кузенов — семействе по фамилии Бройер. Семья Бройер была обеспеченной. Они владели успешным печатным и бумажным делом и проживали в Шафране — небольшом процветающем городе с населением 60 тысяч к западу от Будапешта. Евреи в нем были в хороших отношениях с местными властями и полицией. Более того, глава полиции считался порядочным человеком, который обычно отпускал всех иностранных евреев, приводимых к нему в отделение. Если меня схватят и опознают во мне беженца, мои родственники смогут мне помочь.

Я добрался туда на поезде. Как всегда, вокруг сновала полиция, высматривая беженцев. Хотя на протяжении всей поездки я находился в оцепенении от страха, я старался казаться как можно более неприметным. Я сидел между двумя группами евреев, надеясь, что полиция сочтет, что я с одной из них. Я постоянно то оборачивался, то поглядывал в начало вагона, чтобы видеть, проверяют ли пассажиров. Я был полон решимости не быть схваченным — и даже готов был спрыгнуть с движущегося поезда. Слава Б-гу, ни один полицейский не посчитал нужным допросить меня.

Мы добрались до города к сумеркам. Я сошел с поезда с той же группой, с которой сидел рядом, притворяясь, что я — один из них, и затем пошел напрямик домой к моему родственнику. В городе меня воспринимали как венгерского еврея, навещающего родственников в Шафране. Никто не подозревал, что я — беженец. Предполагали, что я такой же гражданин, как все.

Семья Бройер тепло приняла меня в своем доме и помогла добыть документы, принадлежавшие другому кузену — гражданину Венгрии. Они немедленно записали меня в иешиву как своего двоюродного брата по фамилии Гандель. Так как в иешиве говорили единственно на идиш, то, что я не изъяснялся на венгерском, не представляло проблемы.

После всего, что произошло со мной и моей семьей, моя жизнь у Бройеров — учеба и молитва в иешиве — дала мне подобие нормальности и стабильности, в которых я отчаянно нуждался. Хотя я по-прежнему был ужасно омрачен мыслями о матери, братьях, сестрах и отце, я чувствовал, что обретаю силы и решимость.

Мое относительное благополучие оказалось недолговечным.

Перевод Элины РОХКИНД

Продолжение следует

Оцените пост

(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться