В ненаписанной истории русского танго роль и место композиторов, аранжировщиков, поэтов-песенников и вокалистов еврейского происхождения столь существенны, что этот корпус музыкальных произведений вполне можно назвать русско-еврейским или, если угодно, еврейско-русским танго.
Так, одним из первых произведений подобного рода, получившим в России широкую популярность, было «Последнее танго» знаменитой исполнительницы интимных песенок одесситки Изы Яковлевны Кремер, в 1916 г. вышедшее в Петрограде в виде отдельной нотной тетради. К сожалению, до начала Смуты (революция 1917 г. — Ред.) певица не успела записать его на пластинку, а в эмиграции перешла на другие жанры, так что на родине ее танго постепенно забыли. Возродил его уже в 70-е годы «магаданский сиделец» Вадим Козин.
Самым популярным танго 20-х годов, уже в Советской России, был шлягер под названием «Шумит ночной Марсель». Стихи на музыку Юрия Милютина написал Оскар Львович Осенин (Лур). Другими популярными танго того же периода были «Севилья» Самуила Жака, «В лохмотьях сердца» Матвея Блантера, «Те, кто платят» Поля Марселя (Иоселевича) и «Долорес» Дмитрия Покрасса. Одним из самых популярных исполнителей танго в те годы был человек все той же национальности Даниил Оленин.
В 30-е годы европейским королем танго становится рижанин Оскар Давидович Строк. Наибольшую известность получило его танго «Ах, эти черные глаза», которое знает теперь весь музыкальный мир. Почти столь же популярны были в те годы танго другого рижанина — Марка Григорьевича Марьяновского. Его «Татьяна», прославленная Петром Лещенко, часто звучит и в наши дни. Коронным номером в довоенном репертуаре Клавдии Шульженко было танго Ильи Жака (брата упомянутого Самуила) «Руки» на стихи Лебедева-Кумача. Множество замечательных мелодий танго сочинил и аранжировал в те годы Александр Цфасман. Огромную популярность в конце 30-х годов получило в СССР танго «Осень», мелодия которого принадлежит аккордеонисту козинского ансамбля Якову Абрамовичу Хаскину (ошибочно фигурирующий в качестве ее автора Сидоров осуществил лишь оркестровку мелодии), а стихи — Елизавете Борисовне Белогорской.
Одним из лучших исполнителей тех лет был Аркадий Погодин (Пиливер). Великолепно исполняла танго звезда советской эстрады 20–40-х годов Изабелла Даниловна Юрьева (Левикова), а также любимец всей страны Леонид Осипович Утесов и его дочь Эдит.
После войны для танго и других «западных» танцевальных жанров в СССР наступил восьмилетний (вплоть до смерти Сталина) период фактического запрета. Это было связано с начатой в 1945 году кампанией борьбы с так называемым «низкопоклонством». Позже на нее наслоилась еще более злобная кампания против мнимых «космополитов» (в основном евреев творческих профессий). Даже инструментальные произведения в ритме танго, выходившие на малотиражных пластинках ленинградской артели «Пластмасс», Илье Жаку приходилось обозначать как «медленный танец».
Первой ласточкой после смерти главного борца с западными мелодиями стало танго «Воспоминанье» Нины Яковлевны Иллютович (Магазинер), написанное, очевидно, в 1953 году на стихи Ольги Яковлевны Фадеевой (Клейнер). Музыка была великолепная, слова замечательные! Его первой исполнительницей стала Тамара Аполлоновна Таубе — солистка ленинградского эстрадного оркестра под управлением Анатолия Бадхена, еще одного представителя нелюбимой вождем национальности. Признаться, лучшей исполнительницы танго в тогдашнем СССР не было (впрочем, нет и сегодня). Однако областное положение Ленинграда, «артельный» статус пластинки, на которой было записано танго, и окрик из Министерства культуры, последовавший в адрес артели «Пластмасс» в конце 1954 года, сделали свое дело. «Воспоминанье» больше не переиздавалось, а Тамаре Таубе закрыли путь на большую эстраду.
Неудивительно, что к 1958 году танго «Воспоминанье» помнили в СССР немногие. Правда, среди них была одна из лучших вокалисток страны Валентина Левко, записавшая его для радиотрансляции, но и эту пленку почему-то положили на полку на долгие годы. Других мелодий танго, сравнимых по красоте с мелодией Нины Иллютович, за этот период не появилось.
Поэтому к моменту написания Эдуардом Колмановским «Тишины» (весна 1958 года), советский слушатель, что называется, изголодался по хорошему танго. И вот оно родилось! Произведение писалось для женского голоса, об этом свидетельствует первоначальный текст В. Орлова, в частности следующее место:
Я тебя не жду давным-давно,
Так, как много лет ждала.
Счастье у людей всего одно,
Только я его не сберегла.
Однако найти достойную исполнительницу для шлягера, проникнутого теми же настроениями, что и «Воспоминанье», оказалось нелегко. То ли Колмановский не решался обратиться к Шульженко и Юрьевой, давно не исполнявшим ничего подобного, то ли те, к кому он обращался, боялись слишком пессимистического текста и «западного духа» мелодии. Кроме того, идеальным женским голосом для танго считается меццо-сопрано с определенным тембровым окрасом и исполнительским шармом, обладательниц какового среди певиц более молодого поколения, чем Юрьева и Шульженко, в тогдашней Москве, к сожалению, не наблюдалось. В Ленинград же, где две Тамары — Таубе и Кравцова — как раз обладали такими голосами, Колмановский, спешивший увековечить свою новинку, посылать ноты не стал. Взяв на примету в качестве возможной исполнительницы молодую, набиравшую популярность Гелену Великанову (обладательницу высокого голоса), он тем не менее предложил Орлову переписать текст для мужского исполнения, чтобы предложить новинку своему любимцу — Владимиру Трошину. Так, вместо вышеприведенного четверостишия появилось давно всем известное:
Ты меня не ждешь давным-давно,
Нет к тебе путей-дорог.
Счастье у людей всего одно,
Только я его не уберег.
На «Мелодии» в это время (май 1958 года) дожидалась оборотной стороны готовящаяся к выходу грампластинка Трошина с записью «Песенки шута» (с музыкой того же Э. Колмановского), которую артист давно с успехом исполнял в спектакле МХАТа «Двенадцатая ночь». От композитора зависело, в чьем исполнении — Великановой или Трошина — пустить «Тишину» в качестве премьеры. Он предпочел Трошина. Хотя студийную запись артисты осуществили примерно в одно время (август 1958 года), выход пластинки Великановой стали как будто специально задерживать. Только в конце сентября она была принята к эфиру и для выпуска грампластинки. Но к этому времени пластинка Трошина уже появилась в продаже. Успех его интерпретации превзошел все ожидания. К началу марта 1959 года, когда наконец появилась пластинка Великановой, советский слушатель, который отчего-то всегда был склонен «полюбить раз и навсегда», в качестве исполнителя «Тишины» никого, кроме Трошина, признавать не хотел. Тем более что Великанова к этому времени прочно ассоциировалась с веселенькими «Ландышами» Оскара Фельцмана. Эта песенка и в самом деле удалась ей лучше «Тишины».
Между тем, как раз в то время, когда появилась пластинка с «Тишиной» в интерпретации Великановой (ей аккомпанировал оркестр Московского театра эстрады п/у Н. Минха), выдающаяся русско-еврейская певица Сара Горби (1900–1980) готовила во Франции свой первый гигант (до этого там вышли два ее «русских» грандика). Не знаю, услышала ли она Великанову по радио, или кто-то привез во Францию пластинку советской певицы (не исключено, что это был Никита Богословский, поддерживавший хорошие отношения с приятельницей Сары Горби — певицей Людмилой Лопато), но женская версия «Тишины» наконец попала в нужные руки. Сара показала запись руководителю оркестра, с которым делала основной блок программы, и тот мгновенно «скопировал» работу Минха. Под этот аккомпанемент она записала «Тишину» предпоследним номером своего французского гиганта 1959 года «Русские песни». В Советский Союз он попал в начале 60-х, а в 1965–1967 гг. был достаточно широко растиражирован посредством магнитофонных записей. К сожалению, время сумасшедшей популярности «Тишины» и двух других хитов 50-х («Мишка, Мишка» и «Называют меня некрасивою»), записанных на нем Сарой Горби, было позади, и все три вещи воспринимались большинством слушателей как милое ретро. Но оценивая все три исполнения с более чем полувекового расстояния, я, не задумываясь, отдаю предпочтение Саре Горби. Впрочем, не я один.
Лет пять назад я решил провести музыкальный вечер под названием «Песни 40–50-х годов в исполнении Надежды Обуховой и Сары Горби». При большом энтузиазме собравшихся он прошел в Музее А.Ф. Лосева на Арбате. Последним номером программы я дал гостям (среди которых было немало знатоков и ценителей советского ретро) послушать «Тишину» в исполнении Сары Горби. Люди были так воодушевлены теплым, интимным и в то же время высокопрофессиональным исполнением этого танго, что, не удержавшись, начали хором подпевать певице, а потом долго аплодировали. Подобное происходило и на других мероприятиях, проводимых мною в память о ней.
Разумеется, всякая история, в том числе и ненаписанная история русского танго, не имеет сослагательного наклонения. Правда, это не лишает нас права пофантазировать по поводу иной судьбы танго «Тишина». Я абсолютно уверен, что предложи его Эдуард Колмановский весной 1958 года ленинградцам Тамаре Таубе и Анатолию Бадхену (о которых он, конечно, не мог не знать), мы получили бы такой же шедевр, как записанное ими четырьмя годами ранее «Воспоминанье» Нины Иллютович. Только время наступило другое — постаревшим надсмотрщикам ждановской школы «зажать и не пущать» было куда труднее.
На дворе стояла оттепель.
Николай ОВСЯННИКОВ, Москва