Даже если иду долиной в тени смерти, не убоюсь зла, ибо Ты — со мной.
Псалмы, 23:4
Пролог
Пока я жив, не утрачу своей веры; она — стержень моего бытия, жизнь моей души. Я буду благодарить моего Создателя и восхвалять Его за каждый глоток воздуха. «Даже если иду долиной в тени смерти, не убоюсь зла, ибо Ты — со мной» — таков мой девиз, поддерживающий каждый мой шаг.
Знаю, что зло, подстерегающее в долине в тени смерти, принимает всякие формы, от мельчайших уступок до самых чудовищных деяний. И также знаю, что зловещим образом долина теней смерти создается результатами людского выбора.
Глава 1. «Вы не видели моего отца?»
Поздней весной 1945 года все было окончено. С завершением войны я вернулся домой в Прессбург, в Чехословакию. Я был полон решимости собрать свою жизнь по кусочкам, какие только мог отыскать, и воссоздать нормальное существование. Мне было всего семнадцать, но того, через что я прошел, хватило бы на сотню жизней. Каждый шаг по знакомым улицам моего детства, надеялся я, был шагом к воскрешению этого детства. Первым делом ноги привели меня к родному дому.
Не веря себе, я тер глаза, мое дыхание перехватило, когда я увидел дом, в котором мы жили — такой же прекрасный, как прежде. Я пустился бегом, воображая нашу семью внутри: мама печет — готовится к Шаббату, отец учит Тору, братья и сестры играют. Но вскоре ноги у меня подкосились, и глаза наполнились слезами: в нашем доме уютно расположился комиссар прессбургской полиции со своим многочисленным семейством.
Это было обычным делом в послевоенной действительности. Евреи, лишенные семей, лишенные надежд, возвращались к своим очагам только чтобы узнать, что теперь они вдобавок лишены приюта, ибо пока они были в концентрационных лагерях, в их домах удобно устроились нееврейские соседи.
Мне ничего не оставалось, кроме как поселиться с товарищем — Микусом Стернфельдом, одним из немногих уцелевших друзей детства. Хотя война и разлучила нас, очень многое, произошедшее в предыдущие восемь лет, нас объединяло, включая и то, что мы оба остались одни. Вернувшись в Прессбург, Микус узнал, что вся его семья была убита. По крайней мере, ему удалось вернуть себе семейный дом, и на время мне тоже было где жить. Это был не мой дом, но он находился рядом с синагогой и общиной, которые я помнил. Отсюда я надеялся начать жить заново.
Внешне облик города, его здания и проспекты не сильно пострадали от разрушений войны и находились в удовлетворительном состоянии. Но под этим фасадом скрывался опустошенный город — город, где я не нашел ни родственников, ни друзей, ни соседей. До войны в Прессбурге проживало двадцать тысяч евреев. Из этого числа почти никого не осталось в живых. Синагоги, школы и магазины стояли практически заброшенными, а людей, с которыми мы росли, наших друзей и родственников, больше не было.
Приблизительно через месяц после окончания войны в город стали приходить поезда с бывшими узниками лагерей, по тридцать-пятьдесят человек в каждом. Жителей города предупреждали о приближении очередного состава, и я взял себе за правило находиться там, когда они прибывали. Все они были одинаковы: сломленные люди, изможденные голодом, безжизненные, одетые в тряпье лагерной униформы, с ввалившимися глазами и обтянутыми кожей костями. Это было хуже, чем в страшном сне. Я немало повидал во время войны, но то, что я видел сейчас, после войны, было чересчур. В течение месяцев я встречал каждый поезд и лихорадочно расспрашивал разбитых возвращавшихся евреев, известно ли им что-либо о моем отце, и что с ним стало. Ни у кого не было никаких сведений. Я молился Б-гу, горячо упрашивая Его: если мой отец жив, пусть он найдет меня.
Наконец у меня появился повод для надежды. Среди беженцев было несколько человек, которых я знал до войны. Один из них сообщил мне, что он действительно видел моего отца в одном из лагерей, и он был здоров, насколько можно быть здоровым в подобных условиях. Моя надежда вспыхнула с новой силой: «Может, мой отец выжил!»
Окончив расспросы евреев, выходивших из одного поезда, я тут же принимался с нетерпением ожидать следующего. Проходили месяцы, и количество поездов, а также бывших узников, прибывавших в них, шло на убыль. Несмотря на мои надежды, несмотря на молитвы, я начал смиряться с неизбежным. Мне невмоготу стало слышать вновь и вновь: «Я не знаю Леопольда Коэна, я не знаю вашего отца». Я решил бросить бесплодные поиски. Я не стану больше спрашивать об отце.
Однако, вопреки твердому решению, совесть не давала мне покоя. На мне лежала обязанность проявить упорство, продолжать не терять надежды, каким бы удручающим ни казался результат. Как мог я оставить поиски? И вновь я решил попытаться, подкрепляемый своей верой и доверием к моему Небесному Отцу.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
