Наш паровоз, вперед лети
Не знаю, почему Николай Захарович Славский, выходец из патриархальной еврейской семьи, вдруг получил имя Николай. Да еще в 1908 году… Могу предположить, что был он Нысей или Нойкой, но «вихри враждебные» революции и советской власти сочли более благозвучным имя Николай.
Время, о котором пойдет рассказ, представило товарища Славского уже пожилым, предпенсионного возраста человеком богатырского телосложения со сверкающей лысиной и с громоподобным голосом. За его плечами были сорок лет партийного стажа — раскулачивание, НЭП, индустриализация, Отечественная война и послевоенная разруха. Одержимый коммунистической идеей Коля, Николай, Николай Захарович, товарищ Славский истово выполнял задания партии на всех этапах поступательного движения к светлому будущему. Выполнял свято, не замечая (или не желая замечать) происходящего на обочинах этой светлой дороги. Немного смущало одно: при наличии советской власти плюс электрификации всей страны, коммунизм почему-то не наступал…
…С начала шестидесятых и до конца семидесятых, до окончательного выхода на пенсию (а случилось это, когда ему было уже хорошо за семьдесят) Славский трудился в строительстве. Трудился — это сильно сказано, ибо все-таки Николай Захарович, пусть и не на самом высоком уровне, но руководил разными парткомами, профкомами и общественными организациями. Он был в прямом (благодаря зычному голосу) и в переносном смысле рупором коммунистических идей в массах. Старика по-своему любили (терпели) и сами массы, то есть прожженные строители, и партийное руководство. Хотя и те, и другие уже давно не верили в идеи, которые с юношеским задором декларировал Славский.
Для него оставались открытыми двери самых высоких кабинетов, и если строительному руководству надо было протолкнуть какое-то дело, вперед запускался таран — дядя Коля, которому начальство не могло отказать, как не принято отказывать, скажем, беременной женщине.
Когда Славскому пошел седьмой десяток, его деликатно подвинули из активной сферы руководства, но он остался в штате СМУ на должности мастера. Прораба Николай Захарович выбирал себе сам. Тяжкая доля иметь «за мастера» товарища Славского досталась хорошему еврейскому парню Боре Вугману. С первых дней Н.З. показал салаге, что он пришел сюда не затем, чтобы подвозить материалы, «выбивать» бетон, писать наряды и следить за качеством работ. Его целью по-прежнему была идейная заряженность коллектива не только участка, но и всего управления на трудовой подвиг.
Боря обреченно вздыхал и думал: «Что поделаешь? Будем считать, что мне сократили на единицу штат участка…»
А Славский продолжал выступать на собраниях и конференциях и в строительном главке, и в городе, куда его приглашали как одного из немногих пребывавших в строю ветеранов партии. С течением времени из глашатая идей он превратился в яростного изобличителя бюрократов, головотяпов, расхитителей и нерадивых руководителей. Сначала его привлекали к работе народного и партийного контроля, но потом отказались — из-за пугающей активности и несговорчивости ветерана.
«Предупреждающий гудок»
Боевой пыл «старого большевика» поубавился после одного случая. Прораб Вугман был в отпуске, и мастеру Славскому пришлось писать наряды рабочим за минувший месяц. Чистый, как слеза, и честный до мозга костей, любимец трудового коллектива дядя Коля выписал наряды строго по объему выполненных за месяц работ. Тот, кто мало-мальски знаком с советским строительным производством, представляет, какой смехотворной суммой обернулась такая методика расчета. Зарплата вышла раза в три ниже привычной, хотя по выполненным работам месяц случился не худший.
Бригадиры всех бригад с недоумением пришли в прорабскую:
– Дядя Коля, что за комедию вы разыграли в нарядах? Ты нам выписал на мороженое, а нам надо кормить семьи!
И здесь партийное чутье изменило Славскому. Он не сумел оценить изменившуюся конъюнктуру, где на кону были уже не эфемерные идеи, а суровая материальная действительность. Вместо того чтобы как-то откликнуться на протест недоумевавших работяг, Н.З. обрушился на них с очередной обличительной речью:
– Сколько наработали, столько и получили. А вы что, хотите перекуривать по полчаса, ковыряться абы день до вечера, водку жрать на производстве и после этого рассчитывать на высокий заработок?! Разговор закончен — все по местам, а то через месяц получите еще меньше.
…Случилось невообразимое: гегемон, чьи интересы Славский защищал в течение сорока партийных лет, взбунтовался против своего «защитника». Такого не было за всю современную историю города: на следующий день строительные бригады, все как одна, не вышли на работу.
Прораба Борю разыскали в каком-то санатории, где он то ли лечил ноги, то ли просто пил водку, отдыхая от трудовых буден. Через несколько часов он уже был на стройке, разыскал взбунтовавшихся бригадиров, переписал наряды, получил (за что?) выговор с занесением и заодно попрощался с отпуском, который так трепетно ждал целый год.
К уже ставшим привычным недовольству от присутствия ретивого заместителя примешалось глухое раздражение человека ни за что, ни про что терпящего психологический прессинг. Боря решил поставить перед начальством вопрос ребром: или они забирают от него «комиссара», или он ищет себе работу, благо опытные прорабы на объектах не валяются. Вопрос о Николае Захаровиче вот-вот должен был разрешиться, но, к большой удаче прораба Вугмана, не успел до одного судьбоносного события…
Расскажу подробней. Прораб Боря жил с женой и двумя детьми в маленькой двухкомнатной («трамвайчиком») хрущобе. Справедливости ради надо заметить, что строители получали жилье лучше других, но у Бори случилась заковыка: жилплощадь была метра на два больше минимума, и на этом основании ему отказывали в постановке на квартирный учет. Так случилось, что в тот год срывался срок ввода в действие детской больницы — объекта, который был на контроле в ЦК республики. До конца года оставалось пять месяцев, а на стройке и кот не валялся.
Решили принять экстренные меры: строительство было передано в СМУ, где работали мои герои. Объекту был дан зеленый свет на все материалы и транспорт. Более того, руководство главка выделило четырехкомнатную квартиру — как приз линейному персоналу, обеспечившему срочный ввод объекта в эксплуатацию.
Выбор пал на Борю Вугмана, за которым уже числился целый список «спасенных» объектов. Надо ли говорить, что Боря дневал и ночевал на стройке, вычеркнув напрочь из жизни эти полгода. Объект был введен в срок, а руководство главка выполнило свое обещание и передало в СМУ вожделенную квартиру для успешного прораба.
Передать-то передало, но вот незадача: исполком забраковал документы, поданные на Вугмана, теперь уже по причине… зашкалившей за максимум жилплощади на одного члена семьи. У начальника СМУ и секретаря парткома руки были коротки, чтобы разрешить эту проблему с властью. К ближайшему исполкому, дабы и вовсе не потерять жилье, готовились документы на дублера.
Окончание следует
Алексей ЯБЛОК
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...
