Наверное, никогда не изжить мне радости узнавания новых имен. Кажется, невольно повторила я чью-то поэтическую строку, и это неудивительно, потому что картины художника, с которым посчастливилось мне встретиться, — сама поэзия, сама нежность, сама любовь. Да, любовь, страстная и благоуханная, заполняет, наполняет объемные, мощной энергетикой поражающие его полотна, проникновенные и элегические. Особенные. Узнаваемые. Необыкновенно притягательные. И любовь эта тоже особенная — любовь к своей древней и юной земле, которую так же, как и тысячелетия тому назад, называют Обетованной, к бессмертному своему Иерусалиму.
Леонард Коган — подлинный мастер городского пейзажа. Совсем недавно вы читали в нашей газете о замечательном еврейском пейзажисте Илье Штильмане, чье столетие отмечал весь художественный мир, и вот достойная смена — оригинальный, самобытный, талантливый живописец — урбанист, т. е. художник, в чьем творчестве городской ландшафт главенствует. Звонкий и обязывающий титул МАСТЕР по отношению к Когану — совсем не преувеличение. Да, он молод, ему всего 25. Но он уже состоялся как художник и как личность, что для художников еврейских не редкость: раннее творческое цветение, внутреннее становление. Может, это заложено в наших генах, может, выковалось в вечных странствиях под суровыми ветрами опасности и ненависти — надо спешить, надо успеть, надо показать и доказать! И начать смолоду — вот так, как Леня Коган, уже профессионал, но не ремесленник, а художник, чье духовное и мысленное пространство многомерно, а выразительность живописи, еврейская, истинно еврейская художественная, Б-гом подаренная выразительность заставляет вглядеться в его картины и оценить их по достоинству. “Талант? — говаривал великий Шолом-Алейхем, — если он есть, так он есть…”.
Вместе с Коганом иду я по Иерусалиму, по городу моей мечты — по городу белого камня — от картины к картине, от улицы к улице, от дома к дому. Удивительная легкость, почти парение… Светлые, прокаленные солнцем улочки Старого Города полны несказанного очарования — гордая Шомрон, века отстоявшая Меа Шаарим, узенькая Кармел, в трещинах старых стен которой, кажется, притаилось быстротечное время… Путь в синагогу — дорога, вечная дорога, всегда в пути. К Б-гу. Старый еврей идет в Храм, идет по своей земле уверенно, как хозяин. И землю эту никому не отдаст. Будто отраженный свет, цвет, прозрачность, пастельные мягкие тона, хотя пишет художник только маслом, добиваясь насыщенной образности простоты.
В каждом полотне душа города. “Иерусалим — моя любовь. Он вызывает и дарит какое-то особое чувство, — говорит молодой художник, — я бываю там почти так же часто, как в Тель-Авиве, где живу. А без любви нет творчества.”
Его живопись ароматна и добра. Будто отступает маниакально-деловой ритм сегодняшней жизни, и двигаемся мы эдак неспешно, словно плывем в океане без штормов, ветров и цунами. Никакого перехлеста эмоций, никакой усложненности, нет императивного мазка. И нет тяжести повседневности. Но ведь как надолго и как далеко ты не уплыл, а вернуться на берег должен. И вот у Когана еще один “Иерусалимский мотив”: неожиданно другая тональность, другая цветовая гамма, тревога, запах беды. Откуда — понятно. Художник взволнован:
— Положение в Израиле тяжелей, чем когда-либо, эти непрекращающиеся теракты, это кольцо ненависти… Приходилось видеть смерть своими глазами, хотя моих близких этот ужас пока, слава Г-споду, не коснулся.
— Как же в столь напряженное время удается вам писать такие, в большинстве своем, светлые, полные покоя и тишины камерные пейзажи и жанровые картины?
— Потому, прежде всего, что спокойным и мирным хочу видеть Израиль. И еще — мы продолжаем жить, как бы ни бесились, ни корчились от злобы наши враги. Мы живем, любим, трудимся, молимся — в нашей родной воюющей стране, которую никому не победить. И мы выстоим, как выстоял в веках прекрасный Иерусалим.
— Вы родились в Израиле?
— Нет, я не сабра. Родился и жил в молдавских Бельцах, откуда не выветрился еще в ту пору дух местечек. С раннего детства ощущал себя евреем. Оттого-то 15-летним вместе с сестрой, опередив родителей, уехали. Куда ехать, для меня было ясно — Израиль, только Израиль, моя страна.
— Там вы и получили художественное образование?
— Замечательное. Ведь Израиль славится своей школой. Сюда приезжают учиться художники из разных стран, в том числе, из Америки. Мне посчастливилось учиться в знаменитом Тель-Авивском Авнэй-инситуте, и учителем моим был сам Симон Авнэй.
— А теперь?
— Теперь сам преподаю живопись и технику шелкографии в тоже очень известном колледже Бейт-Бэрал и, конечно, много пишу.
Коган много работает, совершенствует мастерство (процесс для настоящего художника непрекращающийся), много и успешно выставляется. Сейчас экспозиция его работ проходит у нас в Нью-Йорке — в бруклинском Хасидском институте искусств, в выставочном зале которого показывают свои произведения лучшие еврейские мастера.
Кроме коллекции превосходных городских пейзажей, привез Коган в Америку и серию интересных своеобразных портретов. Его персонажи зачастую подсмотрены им еще в детстве — позы, пластика, лица. Пекарь, раскатывающий мацу и задумавшийся о вечности, водонос, жестянщик, бредущий по улице старик, человек, возносящий молитву Б-гу, твердый в своей вере и в своих убеждениях. Казалось бы, лица не проработаны, но каким-то непостижимым образом портреты психологичны, каждый душевный нюанс того, кто изображен на полотне, производит впечатление мгновенной импровизации, а ведь за всем этим — труд, труд, труд. Вот вам и составляющие формулы успеха: талант, оригинальное видение мира и человека, и труд.
“Великий Рамбам, — говорит художник, — называл человека микрокосмом. Стараюсь в глубины этого микрокосма проникнуть”.
Коган не стал заложником одной темы или одной стилистики. Широко известны его абстрактные полотна, в которых ярко выражены темперамент молодого живописца, творческая воля и понимание радости и трагедийности бытия.
И вслед за гениальным Марком Шагалом он может сказать, обращаясь к Б-гу: “Ты наполнил руки мои красками и кистями…”
Запомните это имя — Леонард Коган.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
