Вхождение Симки в жизнь коллектива благодаря энергичным усилиям жены начальника (должность здесь значения не имела) было стремительным. По мере того, как очередной работник отдела выходил из комнаты, Галина выдавала новичку характеристику каждому отсутствующему. Эти характеристики были четкими и исчерпывающими, как наградные листы. О Борисе Даниловиче, своем начальнике, Галинка сказала:
– Ты на него не обижайся — парень он хороший. Строительное производство знает как дважды два, хоть за свою жизнь не построил даже уборную на два очка. Плохо только, что холостяк. Мы его тут пытались женить, но безрезультатно. Уперся, как осел!
Именно статус холостяка и связанное с этим мировоззрение стали фундаментом привязанности, которую сразу испытали друг к другу разнокалиберные по воспитанию и возрасту наши герои Борька и Симка.
Первое, что решил сделать Борис Данилович, чтобы потрясти салагу и показать ему, что представляет собой фирма, в которую посчастливилось тому попасть, стало ознакомление с объектами строительства. Выбор пал на особо важную стройку — Дом быта, которого истосковавшиеся по элементарному сервису жители поселка ждали с нетерпением. К тому времени готовой была лишь коробка здания — фундамент и стены. Еще в начале экскурсии Симка заметил, что один угол коробки как-то неестественно подсел в землю.
На вопрос наивного новичка Борька покровительственно ответил:
– Ошибка проектантов: неправильно рассчитали фундамент, — и с гордостью добавил: — Но я уже нашел техническое решение и подал рацуху — будем заливать под фундамент жидкое стекло!
На втором этаже коробки Борис Данилович продолжил свою лекцию о строительных подвигах СМУ на этом заморенном объекте. Картинно размахивая руками, он вешал лапшу на не окрепшие на производстве уши инфанта от экономики, пока в ораторском раже случайно не оперся на недостроенную перегородку из кирпича между комнатами. Простенок вначале нерешительно качнулся, а затем рухнул, разлетаясь на кирпичики, в сторону от незадачливого зодчего.
Придя в себя после понятного стресса и морщась от поднявшейся пыли, Симка тем не менее вежливо спросил:
– Это что, тоже жидким стеклом заделаете?
Начальник ППО обдал его высокомерным взглядом, хмыкнул и направился прочь от объекта. Других строек технарь Боря строительному дилетанту, законченному гуманитарию Симке больше никогда не показывал.
Описывать детально жизнь обыкновенного человека бессмысленно — кто станет читать эту дребедень? Так что ограничимся отдельными случаями из многолетнего пребывания в этом мире друга Борьки.
Ситуация в СМУ, где несли службу наши друзья, была такова: начальник управления — мордвин с грозной русской фамилией Пушкарев и главный инженер с не менее яркой, но уже еврейской фамилией Ройтер (рыжий — это вам не фунт изюма!) пребывали, то что называется, в контрах. На стороне начальника была партийная и советская клика, на стороне главного — прочные связи в Совнархозе. Поскольку в аппарате СМУ три четверти работающих были лица еврейской национальности, они и составляли местную опору Ройтера. Интернационалист Б.Д. оказался на стороне Пушкарева. На ту же сторону подался аполитичный Симка. Рассказываю об этом подробно, так как такой расклад возымел в дальнейшем судьбоносные последствия.
СМУ заканчивало строительство двухквартирного жилого домика на окраине поселка, в пятидесяти метрах от обрыва действующего гранитного карьера. Сломав слабое сопротивление профсоюза и преодолев происки Ройтера, Пушкарев отдал одну из квартир своим фаворитам, Борьке и Симке. Поскольку квартиры предназначались для семейных сотрудников управления, можно сделать вывод, что простодушный мордвин уже тогда, на 40 лет раньше мэра Сан-Франциско, признал однополые браки.
В Зеленодольске
Однако мы забежали вперед. Надо прояснить еще многое, касающееся Бориса. До получения жилья в поселке Борька жил в областном Зеленогорске. Жил — сильно сказано, скорее ютился. Были у него там две старшие сестры и очень старенькие родители. Вот поочередно у каждого из них Б.Д. пребывал на пансионе. Конечно, все были рады «блудному сыну», но и огорчались от его неприкаянности.
Приезжавшему на правах друга Симке тоже случалось переночевать у родичей. Особенно запомнились ночевки у родителей Б.Д. Жили старики в старом городе в полуподвальном помещении с глиняным полом. На этот пол укладывался старый узкий матрас, такие же древние подушки и одеяло, под которым, поворачиваясь по команде, коротали ночь пришельцы.
Запомнился Борькин отец — древний богомольный еврей (ему уже было за пятьдесят, когда вдруг родился сынок) в ермолке, маленького росточка, с большой седой бородой, делавшей его похожим на пророка Моисея или какого-нибудь библейского старца. Очевидно, чувство юмора Борька унаследовал от отца. Для Симки было сплошным наслаждением слушать пикировку отца и сына. При этом сын говорил по-русски, а отец — преимущественно ойф идиш.
Вот приблизительная реконструкция одного из диалогов.
…Борька-старый врывается в лачугу родителей и оглушает любимых стариков децибелами:
– Привет, хаверем! Ну что, соскучились за мной? Принимайте гостей. Это Симка, а идишер нумен Сымхес — хороший парень, хотя и болван порядочный.
– Бералы, как тебе не стыдно так говорить о молодом человеке. Заходите, садитесь. Не обижайтесь на моего сына. Сы фейлт им гиниг — эр из абысале цидрейтер (ему малость недостает)… Вы понимаете идиш? Ну, шлимазл, дай я тебя поцелую. Почему ты так долго не приходил?
– Дела, тотыню, дела… А что к вам приходить, если вместо того чтобы накормить, ты начинаешь задавать вопросы и предъявлять претензии?
– Аводы, тебя эпыс попросишь, но ты ныт фын доныт аин (пальцем не пошевелишь), чтоб что-то сделать. Конечно, ты большой человек и наши стариковские заботы для тебя ныт а гройсер ихес (не ай-яй-яй какое дело).
– Тотыню, но я же привез вам уголь, скоро приедут дрова… Что еще?
– Я тебя уже год прошу — прибей нам две полочки, нор ба дир олдинкс из ан арбит (каждый пустяк проблема). Ты обещал сбить ящик для угля, но пока этот ящик нит гиштойген, ныт гифлойген, и уголь я каждый раз таскаю из сарая.
– Хорошо, обещаю: в следующий раз все будет сделано. Какие еще, мане олты хаверем, будут пожелания?
– Ты, Берале, можешь ничего такого не делать, как-нибудь мы проживем… Но сколько еще ты будешь холостяковать? Неужели мы с мамой не доживем увидеть тебя с семьей?
– Начинается!.. И ты спрашиваешь, почему я редко прихожу? Можно подумать, что вы живете на земле с одним желанием — упечь меня под каблук какой-нибудь дуры.
Здесь доселе спокойный миролюбивый старичок начинает закипать и, распалясь, выдает своему Берале сочную сентенцию:
– Олтер шмок! Вус дрейсти зех ви а форц ин росл? Выфл кенсты шпринген ойф ейн фисале мыт дан киндерш сэхл?! (Старый хрен, что ты вертишься, как пузырь в рассоле, сколько можно прыгать на одной ножке в своем ребячьем рассудке?) Дора тебя познакомила мыт а гишмакете мойд (с сочной дамой) — ты сбежал, как от пожара. Люба тебе устроила шидех мыт а балаботыш мейдл (с приличной девушкой), нор сы эйбцех ныт ун (не клюнул), ты просидел весь вечер, как недоделанный, ни слова не сказал девушке. Я знаю, что тебе надо. Тебе хочется этих ощипанных шиксочек, этих живодрысек, а флой интер а копелюш (блоху под шляпкой), чтобы она тебе крутила мозги. Вот тебе мой отцовский наказ: чтоб ты в этом году женился, ын шойн! Ги клопт ын гицейлт! (Сказано — сделано!)
Стараясь смягчить ситуацию и успокоить расходившегося деда, Борина матушка, тихая, добрая, всепрощающая а идише маме, приглашает нас к столу.
Благообразный дедуля обнимает непутевого сына и, обращаясь к Симке, то ли с горечью, то ли с гордостью заключает:
– Эр из зис ви онык унд бытер ви гол (он сладок, как мед, и горек, как желчь). Но это мой сын!..
Алексей ЯБЛОК
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...
