Что такое бар-мицва? Так называют мальчика, которому исполнилось тринадцать лет. Так называется и его тринадцатый день рождения. Этот день рождения для еврейского мальчика — особый праздник. С этого возраста исполнение заповедей для него обязательно, и он несет ответственность за себя. С этого момента он присоединяется к миньяну как взрослый. (Слово «миньян» буквально означает «счет», «число», а в иудаизме — группу из десяти взрослых мужчин. Некоторые религиозные действия, в частности, чтение недельных глав Торы по свитку, разрешены только в присутствии такой группы. Сказано в «Поучениях отцов»: «Когда десять человек сидят и занимаются Торой, между ними пребывает Б-жественное Присутствие» — Пиркей авот, 3:7)
На празднование моей бар-мицвы собралось сорок евреев — очень много по тем временам. Я готовил драшу — речь на религиозную тему, которую бар-мицва по обычаю произносит перед гостями. Я и сейчас еще ее помню.
Делалось все очень тихо, люди боялись властей (после моей больше в Казани бар-мицвы уже не справляли). Власти, однако, не дремали, и моя бар-мицва не прошла безнаказанно.
Родился я третьего ава (ав обычно приходится на август григорианского календаря).
Девятое ава у евреев — день поста, самый трагический день в году. В этот день евреи, находясь в пустыне, согрешили, и Б-г вынес приговор: никто из взрослых мужчин, вышедших из Египта (за исключением двоих), не войдет в Эрец Исраэль, вступление евреев в обещанную страну отсрочено на сорок лет; в последующие времена, если евреи заслужат наказание, оно осуществится в этот день. Так и происходило на протяжении всей нашей истории: от разрушения вавилонянами Первого Храма, римлянами — спустя четыреста девяносто лет — Второго и до начала концентрации евреев Польши в гетто во время Второй мировой войны. Поэтому многие евреи не устраивают праздников между первым и девятым ава, и нам не хотелось. Так что моя бар-мицва состоялась шестнадцатого, в ближайшую субботу после поста. Спустя несколько дней власти изъяли у владельца дома, где мы жили, «излишки площади», как тогда выражались. Излишками, разумеется, оказалась наша квартира.
И вот мы опять на улице. Наступает осень — а мы без крова. Мать устроилась ночевать у какой-то русской вдовы, меня взяли знакомые евреи, отца тоже кто-то подобрал. Я не всегда даже знал, где родители ночуют.
Весь наш домашний скарб, в том числе и книги, так и остался во дворе прежней квартиры, под открытым небом, как его выкинули при выселении. А на улице идет дождь. У отца было много ценных книг и редчайших рукописей. Я попросил пожилую русскую женщину из какого-то соседнего дома (я не был с ней знаком, просто увидел на улице):
— Разрешите у вас поставить книги на месяц — на два? Она согласилась.
Прошли Рош-а-Шана, Йом-Кипур, Суккот. Наконец мы нашли квартиру, и я пошел к той женщине за книгами.
— Ой, — говорит она, — извините, было холодно, и я ими вытопила.
Все книги сожгла…
Положение в еврейской общине было ужасное: верующие не знали, кто среди них доносчик. И доносчиками порой оказывались люди, от которых этого никак нельзя было ожидать. Как-то на молитву собрался миньян, вынесли свиток Торы, а выйти читать никто не решается (свиток Торы читает вслух один из членов миньяна, его называют баал-коре). Двое из присутствующих умели читать по свитку (это особое умение, потому что свиток пишется без огласовок), но боялись доноса. Видеть свиток, к которому никто не смеет прикоснуться, было очень тяжело. Мне к тому времени уже исполнилось тринадцать лет, и я вышел вперед. Так впервые в жизни я читал свиток для общины.
Из книги воспоминаний «Чтобы ты остался евреем»