Окончание, начало в № 991
На следующий день он появился у меня ни свет ни заря. Мы наспех выпили по чашке кофе, я сунул в карман свернутый в трубку компьютер, и мы отправились в парк. Там мы нашли свободную скамейку — на всякий случай подальше от той, на которой сидели вчера.
— Кстати, — сказал я. — Кто мы с тобой теперь? Шапирианцы? Шапириане? Шапирцы? Как будет называться человек, исповедующий нашу религию?
— Наш, — сказал Зелик. — Он будет называться НАШ.
— Не валяй дурака. Разумеется, он нам не чужой.
— Ты меня не понял, — сказал Зелик. — НАШ — это инициалы основателя нашей религии: Наум Аронович Шапиро.
Целый день мы сочиняли заявление в ГИДРУ, следуя инструкции, которую нашли в Интернете. Заявление получилось длинным, но зато оно исчерпывающе отвечало на все вопросы инструкции. Мы объяснили, что шапирианство вмещает в себя нравственные устои всех религий, не накладывая при этом почти никаких запретов на своих верующих. Единственное, что шапирианство считает аморальным и категорически запрещает, — платить подоходный налог.
С помощью компьютера мы нарисовали портрет святого Наума. На шее у Наума висел магендовид, в ушах — крестики, а в носу — полумесяц. Это был коротко стриженый мужчина с правильными, слегка семитскими чертами лица, украшения в ушах и в носу намекали на то, что ему не чужды альтернативные виды секса.
— Погоди, — сказал Зелик, — ты уверен, что он должен быть похожим на еврея? Ведь он откололся от еврейства.
— Ты прав, — сказал я, и мы поправили портрет святого Наума, придав его лицу слегка антисемитские черты.
Мы совсем было собрались отправить заявление, как вдруг меня пронзила страшная мысль.
— Старик, — сказал я, — а ты подумал о женщинах?
Зелик оторопело посмотрел на меня. В его глазах замелькал испуг, смешанный с напряжением мысли.
— Молодец! — сказал он. — Смотришь в корень! — и с присущей ему гениальностью развил мысль: — Значит так, женщины играют первостепенную роль в идеологии шапирианства. Вместе с Наумом Шапиро основательницей нашей религии была его жена, Нина Андреевна Шапиро-Андропова. Поэтому женщина, исповедующая шапирианство, будет называться НАША — по ее инициалам.
С помощью компьютера мы тут же изобразили портрет Нины Андреевны, сохранив крестики, магендовид и полумесяц, и заменив мужское лицо на женское. Оба портрета мы приложили к заявлению.
Ответ пришел на следующее утро. В историю канули бюрократия и волокита. Все заявления граждан теперь рассматривал государственный компьютер. Он же принимал решения и немедленно извещал об этом граждан. Полученный нами ответ вежливо сообщал, что ГИДРА рассмотрела наше заявление, но зарегистрировать шапирианство как официальную религию не может, поскольку для этого требуется, чтобы ее исповедовали как минимум пятьсот тысяч человек. Нас пока было двое.
— Не горюй, — сказал Зелик, — НАШи не сдаются.
Мы пошли в парк, развернули компьютер и отправили электронное письмо двадцати друзьям и знакомым. В письме мы коротко объясняли основные принципы шапирианства, самой прогрессивной религии, которая не накладывала никаких обязательств, но освобождала от налогов. К вечеру нас было уже двадцать два. При этом каждый из двадцати неофитов-шапирианцев переслал наше письмо еще двадцати друзьям и знакомым. На следующее утро к нам прибавилось еще четыреста человек. Через три дня число наших последователей перевалило за пятьсот тысяч.
Мы снова послали в ГИДРУ заявление о регистрации, на этот раз не сомневаясь в успехе. Как и в прошлый раз, ответ пришел на следующее утро. Он извещал, что ГИДРА все еще не может зарегистрировать шапирианство как официальную религию, поскольку для этого требуется, чтобы ее исповедовали как минимум один миллион человек. Это новое правило, говорилось в письме, было вчера принято Конгрессом.
— Ну что, — сказал я, — переходим обратно в иудаизм или будем набирать миллион?
— Не поможет, — вздохнул Зелик. — Если мы наберем миллион, закон изменится на два миллиона. Это как движущаяся мишень.
В конце письма ГИДРЫ было четыре квадратика с надписями: «Согласен», «Не согласен», «Протестую» и «Не протестую». Их можно было пометить в любом сочетании, например: «Не согласен, но не протестую» или, наоборот, «Согласен, но протестую». Мы кликнули на «Не согласен» и «Протестую», и стали ждать, что будет дальше. Вскоре на экране появился вопрос: «Хотите ли вы лично встретиться с представителем ГИДРЫ?»
— Ага! — сказал Зелик. — Открываются новые возможности.
Мы кликнули «хотим», и на экране появился вопрос: на каком языке мы хотим разговаривать с представителем ГИДРЫ? Мы ответили: «По-русски». Компьютер некоторое время задумчиво пощелкал и наконец выдал уведомление. Встреча с представителем была назначена назавтра в полдень.
Мы тщательно подготовились к встрече: надели парадные костюмы и повязали галстуки патриотических цветов. Без десяти двенадцать мы включили компьютер. Ровно в полдень компьютер пискнул, и на экране появилась крупная негритянка с необъятным бюстом и толстой русой косой, переброшенной через плечо.
— Добро пожаловать в Государственный институт по делам религий и атеизма, — сказала негритянка по-русски красивым грудным голосом. — Меня зовут Наташа Охаповна. Чем я могу вам помочь?
— Здравствуйте, — сказал Зелик.
— Здравствуй, ж…, новый год, — сказала Наташа Охаповна грудным голосом.
— Извините?
— Вы пришли в русский отдел, — сказала Наташа Охаповна, — вот я и говорю по-русски. Чем я могу вам помочь?
— Ваше агентство отказало нам в регистрации шапирианства как официальной религии, — вежливо сказал Зелик. — Мы желаем опротестовать это решение.
— Это правильно, — сказала Наташа Охаповна. — Наше агентство одобряет протесты. Как говорится, протестуй — не протестуй — все равно получишь…
— Знаю, знаю, — перебил Зелик, — но у нас есть основания. Видите ли, наша религия уже насчитывает два миллиона членов.
— А женщин? — спросила Наташа Охаповна.
— Столько же. В общей сложности четыре миллиона. Это больше, чем у многих других официально зарегистрированных религий.
— Ишь ты, — сказала Наташа Охаповна, — как говорится, прямо не в рот, а в глаз.
— Не в бровь, — поправил я.
— Ну, и не в бровь тоже, — согласилась Наташа Охаповна. — Я что, против?
— Не в бровь, а в глаз. Это такая поговорка, — сказал я.
Наташа Охаповна нахмурилась.
— Не в бровь, не в рот, какая разница? — сказала она с явным раздражением. — Главное, чтоб не в глаз.
— Вы совершенно правы, — сказал Зелик, пнув меня ногой под столом. — Шапирианство тоже утверждает, что главное — это не в рот, а в глаз. Как насчет регистрации?
— Эх, ребята, ребята, — вздохнула Наташа Охаповна. — Вас много, а я одна. Вы-то вообще-то откель будете?
— Это мы-то? — сказал Зелик, нажимая на «о», чтобы понравиться Наташе Охаповне. — Мы-то вообще-то оклахомские.
— Ну ладно, — согласилась Наташа Охаповна. — Как говорится, на безрыбье и вобла станет раком.
— Ну ты даешь, Охаповна! — сказал Зелик, чтобы понравиться ей еще сильнее. — Ну прям кладезь мудрости!
— А как же, — скромно потупившись, сказала Наташа Охаповна, явно польщенная комплиментом. — Ну ладно, ребята. Религию вашу мы, пожалуй, зарегистрируем. Как она называется?
— Шапирианство, — хором сказали мы с Зеликом.
— Шапирианство… — повторила Наташа Охаповна. — Хорошее название. Надо записать, чтоб не забыть. Дня через три получите официальное уведомление. Спасибо, что посетили Институт по делам религий и атеизма. Имейте хорошего вечера.
Экран погас, и мы с Зеликом бросились в объятия друг другу.
— Поздравляю, старик! — сказал Зелик, сияя от счастья. — Мы выиграли. Начинай копить деньги на поездку на Мачу-Пикчу.
Число последователей святого Наума продолжало расти, и в течение следующих двух дней достигло пятидесяти миллионов, перегнав все остальные религии. В шапирианство переходили все подряд — мормоны, евангелисты, ортодоксальные евреи и мусульманские фанатики. Особенной популярностью наша религия пользовалась среди воинствующих атеистов. Выступая на очередной сессии ООН, президент США гордо объявил:
— Америка всегда была, есть и остается страной шапириан, а также прочих мелких культов!
Его слова были встречены бурными овациями. Члены ООН в экстазе вскакивали со своих мест и выкрикивали:
— Азохен акбар! Смерть Израилю!
На третий день, как было обещано, мы получили официальное уведомление. Оно гласило: «Государственный институт по делам религий и атеизма сообщает, что отныне шапирианство является официально зарегистрированной религией. В соответствии с нравственными устоями этой религии, люди, исповедующие ее, освобождаются от подоходных налогов».
— Наливай! — сказал Зелик, задохнувшись от гордости.
Я полез в холодильник за бутылкой лимонада, но тут компьютер пискнул снова, и на экране появилось правительственное сообщение о новом законе, принятом Конгрессом США.
Закон гласил: «В целях сохранения баланса государственного бюджета, зарплаты, пенсии и прочие доходы граждан, исповедующих шапирианство, сокращаются на 90%. Кроме того, учитывая высокую нравственность этой религии, все ее последователи отныне обязаны делать добровольное пожертвование государству в размере двух процентов от своего дохода».
Экран погас. Я посмотрел на Зелика и испугался. Лицо его стало серым, как пыль, и на его фоне тускло дрожали побелевшие губы. Я сказал:
— Брось, старик, не расстраивайся. Как-нибудь проживем.
— Ты не понимаешь, — глухо сказал Зелик. — Теперь пятьдесят миллионов НАШих захотят нас убить.
— Может, подадимся в католики?
— Ничего не выйдет, — сказал Зелик. — Ты не дочитал до конца. По новому закону религию можно менять не чаще одного раза в пять лет.
— Тогда бежим в Мексику.
— Исключено. Мексика уже давно не дает визы американцам, а в тех, кто пытается перейти границу, стреляют на поражение.
Я вспотел. Несколько минут мы молчали, пытаясь постичь непостижимый ужас ситуации. Компьютер опять пискнул и высветил два письма, адресованные нам обоим. Первое было приглашением в Белый дом на торжественный полдник, посвященный вкладу шапирианства в культуру и экономику Соединенных Штатов. Второе письмо извещало, что против нас возбуждено уголовное дело за противозаконную пропаганду незарегистрированной религии.
— Бред какой-то, — сказал я. — Явная ошибка. Наша религия зарегистрирована. У нас есть официальное извещение от 25 апреля.
— Читай внимательнее, — сказал Зелик, ткнув пальцем в экран.
Я прочел: «…за противозаконную пропаганду незарегистрированной религии в период с 15 по 25 апреля».
Далее нас ставили в известность о том, что дело против нас не только возбуждено, но уже и завершено. Мы приговорены к десяти годам тюремного заключения.
«По окончании торжественного полдника, — говорилось в письме, — вы будете перевезены из Белого дома в федеральную тюрьму округа Колумбия. Советуем взять с собой зубную щетку и пару теплых носков».
— Поздравляю, старик, — сказал Зелик, повеселев. — На следующие десять лет нам обеспечена безопасная жизнь на полном государственном обеспечении. И мы будем освобождены от налогов. Старик, это победа!
Мы разлили лимонад по рюмкам и выпили за наше светлое будущее.
Нью-Джерси, июнь 2010
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...