В прошедшее воскресенье в синагоге Brotherhood, что в Нижнем Манхэттене, состоялись традиционные Шолом-алейхемовские чтения в связи с 95-й годовщиной со дня смерти великого еврейского писателя Шолом-Алейхема (Шолома Нахумовича Рабиновича).
В зале собрались родственники знаменитого писателя, актеры, искусствоведы и просто любители еврейской словесности. Здесь же расположилась группа профессоров (пять человек) из Пекина — представители Института по изучению истории культуры на идиш. В большом списке чтецов была и внучка Шолом-Алейхема Бел Кауфман. Она скромно выступила в конце чтений произведений своего дедушки, которого называет папой.
Первый выступающий прочел завещание Шолом-Алейхема. Хочу привести некоторые выдержки из него:
«Где бы я ни умер, пусть меня похоронят не среди аристократов, знатных людей или богачей, а именно среди простых людей, рабочих, вместе с подлинным народом, так, чтобы памятник, который потом поставят на моей могиле, украсил скромные надгробия вокруг меня, а скромные могилы украсили бы мой памятник так же, как простой и честный народ при моей жизни был украшением своего народного писателя. Никаких величаний и восхвалений не должно быть на моем памятнике, кроме имени Шолом-Алейхем на одной стороне и еврейской надписи, здесь приложенной, с другой стороны…»
«Никаких дебатов и дискуссий моих коллег относительно увековечения моего имени и установления монумента в Нью-Йорке и т.п. не должно быть. Я не смогу спокойно лежать в могиле, если мои товарищи будут дурачиться. Лучшим монументом для меня будет, если люди будут читать мои произведения и если среди зажиточных слоев нашего народа найдутся меценаты, которые возьмутся издавать и распространять мои произведения как на еврейском, так и на других языках, — так будет дана возможность народу читать, а семье моей — прилично существовать. Если я не удостоился или не заслужил иметь меценатов при жизни, то, может быть, я удостоюсь их после смерти. Я ухожу из жизни уверенный в том, что народ не оставит моих сирот…»
«На моей могиле потом в течение года и дальше в каждую годовщину моей смерти пусть оставшийся мой единственный сын, а также мои зятья, если пожелают, читают по мне поминальную молитву. А если читать молитву у них не будет особого желания, либо время не позволит, либо это будет против их религиозных убеждений, то они могут ограничиться тем, что будут собираться вместе с моими дочерями, внуками и просто добрыми друзьями и будут читать это мое завещание, а также выберут какой-нибудь рассказ из моих самых веселых рассказов и прочитают вслух на любом понятном им языке. И пусть имя мое будет ими помянуто лучше со смехом, нежели вообще не помянуто».
«Религиозные убеждения детей моих и внуков могут быть какие им угодно, но свое еврейское происхождение я прошу их сохранить. Те из моих детей и внуков, которые отрекутся от еврейства и перейдут в другую веру, тем самым откажутся от своего происхождения и от своей семьи и сами вычеркнут себя из моего завещания…»
«Из всех доходов, перечисленных в предыдущем параграфе, отчислять в пользу фонда для еврейских писателей (пишущих на еврейском и древнееврейском языках) с 5000 рублей в год — пять процентов; если же доход превысит 5000 рублей в год, то десять процентов (например: с 6000 руб. — 600, с 7000 — 700, с 8000 — 800 руб. и т. д.). Если к тому времени будет такой фонд здесь, в Америке, или там, в Европе, то проценты должны быть ежегодно выплачены фонду. Если же к тому времени официального фонда не будет или будет такой, который не соответствует моему желанию, оговоренному в начале этого параграфа, пусть проценты будут розданы нуждающимся писателям непосредственно моими наследниками по взаимному соглашению…»
«Последняя моя воля, обращенная к наследникам, и просьба к моим детям: оберегать мать, скрасить ее старость, усладить ее горькую жизнь, целить ее разбитое сердце, не плакать по мне, а, наоборот, поминать меня в радости и главное — жить между собою в мире, не таить вражды друг против друга, поддерживать один другого в трудное время, вспоминать время от времени о семье, питать жалость к бедняку и при благоприятных обстоятельствах платить мои долги, если таковые окажутся. Дети! Носите с честью мое трудом заслуженное еврейское имя и да будет вам в помощь Господь в небе. Аминь.
Шолом, сын Менахем-Нохума, Рабинович (Шолом-Алейхем)»
Рассказы Шолом-Алейхема, отрывки из его повестей читали самые разные люди: актеры, лингвисты, юмористы, и в зале синагоги много смеялись. Это был настоящий вечер еврейского юмора, и смех был искренний и душевный. Ни одной русскоязычной «легенды» эстрады, которые, сменяя друг друга, обычно веселят своими застрявшими в зубах хохмами часто неразборчивую нашу публику, конечно же, здесь не было. А вот китайцы время нашли.
Я подарил Бел Кауфман ее портрет и пожелал всего самого доброго. Бел оценила, что газета «Еврейский Мир» поместила ее фото на своих страницах и передала привет всем русскоязычным журналистам Нью-Йорка, пишущим на еврейские темы.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
