… Грустно было Шагалу расставаться с родными местами, с любимым городом, с родственниками и друзьями. Но у него не было выбора: “Ни царской России, ни России советской я оказался не нужен. Я им здесь непонятен. Я им чужой”.
Он покинул Витебск в 1922 г. (ему было тогда 35 лет) уже известным художником. Но продолжал еще искать, как он сам говорил, “какую-то особую краску, которая рассыпается, как звезда с неба, и оседает светло и прозрачно, как снег на наших крышах…”. И когда он нашел ее, то всю щедро потратил на признание любви к своему городу, на картины, проникнутые не только его обожанием и благоговением перед ним, но и тихой грустью и тоской, печальной и умиротворенной…
«Когда еще мне
приведется
Сойти к реке далекой
той?
Течет, в меня молитвой
льется
покой над пропастью
крутой».
Марк Шагал
“Вечерняя молитва”
В эмиграции (в основном во Франции) проносились десятилетия за десятилетиями. Пришли всемирное признание, слава, не вскружившая голову, французский орден Почетного легиона, глубокая старость. Но Витебск не уходил из памяти, еще сильнее манил к себе… Хотя бы еще один раз увидеть его наяву. Увы, не довелось…
Ностальгия Шагала по Витебску усугублялась тем, что он оставил там дорогих ему людей и прежде всего своего первого учителя Юлия (Иегуду) Пэна. По воспоминаниям Соломона Борисовича Юдовина (тоже ученика Пэна) и моего отца, Юлий Пэн был, безусловно, талантливым живописцем, но в историю изобразительного искусства он вошел главным образом как выдающийся педагог. Он не сводил свой труд к передаче ученикам профессиональных знаний и умений, к выработке у них художественного мастерства. Не менее важное значение придавал он их гуманитарному, нравственному развитию, воспитанию в них уважения и любви к человеку, сочувствия и сострадания к униженным и обездоленным. Неудивительно, что из школы Пэна выходили художники с истинно духовной, нравственной культурой, навсегда унося с собою светлый образ интеллигентного, доброго, скромного учителя. Шагал на всю жизнь сохранил к нему чувство глубокой привязанности. “Пэна я люблю, — писал он в своей книге “Моя жизнь”, — так и вижу его силуэт – дрожащий, нечеткий. Я помню о нем всегда, как я помню отца. То и дело проходит он в моих воспоминаниях – по тихим пустынным улицам родного города…” Узнав о злодейском убийстве Пэна (в 1937 г.), Шагал мучительно переживал эту утрату и даже упрекал себя:
«И горько я, учитель,
сожалею,
что одного оставил
там тебя».
Спустя несколько лет, в 1944 г., Шагала постигла еще одна, особенно болезненная утрата: умерла Белла, его жена. Он жил теперь воспоминаниями о ней, об их романтических встречах в Витебске и счастливой семейной жизни.
Они встретились в 1909 г. И сразу же полюбили друг друга. Юная, прелестная, обаятельная Белла бежала по узким, утопающим в зелени улочкам города на свидание с любимым. Через много лет Шагал писал: “Белла. Она тихо стучит в дверь своим тоненьким пальчиком. Входит, прижимая к груди необъятный букет, груду смутно-изумрудной, в красных цветах, рябины”. Белла стала не только любимой женой, но и музой художника, его вдохновителем и кумиром.
Белла получила блестящее образование. Ее духовный мир перекликался с миром Шагала. Она тонко воспринимала и умело оценивала его работы. Недаром он впоследствии признавался в том, что “ни картины, ни рисунка не мог закончить, не спросив у нее: да или нет!” Вспоминая о ней, он писал, что “вся в белом или вся в черном – она еще долго летала на моих полотнах, паря над моим искусством”.
30 лет они прожили вместе, и все эти годы не переставали любить друг друга. И вот ее не стало. Шагал был безутешен. Он не прикасался к кистям и палитре. Тяжелая депрессия… Однако ему не давала покоя мысль о том, что он должен издать две книги покойной жены, написанные ею в последние годы жизни. В первую книгу (“Зажженные свечи”) вошли воспоминания Беллы о детстве в Витебске. Трогательно и проникновенно изображены здесь картины еврейской традиционной жизни, будни и праздники, увиденные глазами маленькой девочки. Во второй книге (“Первая встреча”) рассказывается о романтической любви молодых Беллы и Марка, любви удивительно нежной и возвышенной. Много страниц посвящается описанию витебских вечеров, когда влюбленные наслаждались тишиной голубого воздуха и ароматом цветов.
Благодаря стараниям Шагала обе книги были изданы. В предисловии к ним он писал: “Путь ее письма – как путь жизни, как путь любви, как путь, который был принят друзьями. Ее слова и строки – это запах красок на ткани. На кого она похожа? Она не напоминает никого. Но она Басенька – Беллочка с горы в Витебске, смотрящая в реку Двину… Вещи, люди, пейзажи, праздники, цветы – все это ее мир, о котором она рассказывает”. Но ведь все это и мир Шагала. Мог ли он, готовя эти книги к изданию, отказаться от возможности еще раз признаться в любви к городу, где в нем пробудился и расцвел талант художника и поэта и где он встретил свое божество – Беллу? Мог ли он доверить другому художнику иллюстрировать ее книги – воспоминания об их детстве и юности, о самом сокровенном в их жизни? И кто бы мог с такою детской непосредственностью и мудростью пророка воскресить в рисунках то, что воспринимали они – Белла и Марк Шагал глазами детей и молодых влюбленных?
На этих рисунках тоже летают, словно в состоянии невесомости, разноцветные люди, женихи и невесты, ангелы, звери, дома и даже города. Неисчерпаемая фантазия Шагала делает нередко его персонажей великанами, которые не только летают, но и ходят, сидят и лежат между крохотными домиками. А то и забираются каким-то образом на миниатюрные крыши, чтобы поиграть на скрипке.
Опубликовал:
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
