«Только ближайшим родственником своим: (умершими) матерью своей и отцом своим… можно ему (коэну) оскверниться» (21:2-3).
Комментатор Ибн-Эзра (Испания, XI — XII вв.) пишет, что такой порядок перечисления родителей (вначале мать, затем отец) в законах обращения коэна с умершими отнюдь не случаен: в библейскую эпоху женщины умирали, как правило, раньше своих мужей – не так, как теперь.
Но позвольте, излагая чуть дальше аналогичные законы, относящиеся к первосвященнику, Тора меняет порядок: «И ни к какому умершему не должен он подходить, даже отцом своим и матерью своей не должен он осквернять себя» (21:11). Ибн-Эзра объясняет этот изменившийся порядок очень просто: отцу надо оказывать уважение прежде матери.
Но кто все же умирал первым: женщины или мужчины? Рав Яаков Гезундхейт пишет, что во втором стихе речь идет о первосвященнике, которого назначали после смерти его отца. Это правило действовало в частности в те периоды, когда должность «Коэн-гадоль» была династической. Если его мать умирала раньше, а отец еще был жив, он оставался простым коэном, и на него не распространялись законы первосвященника. Поэтому «Коэн-гадоль» либо был круглым сиротой, либо у него была мать, пережившая своего мужа.
Об этом же косвенно свидетельствует и мишна в трактате «Макот», в которой говорится, как матери первосвященников (а не их отцы) приносили угощения и одежду жителям городов-убежищ, совершившим непреднамеренное убийство и скрывавшимся от кровной мести родственников погибшего. Они получали право вернуться к себе домой только после смерти первосвященника и поэтому страстно молились, чтобы «Коэн-гадоль» поскорей ушел в мир иной, а его мать пыталась задобрить, подкупить этих людей, чтобы их пожелание как можно дольше не исполнялось.
Жизненная сила Торы
«До дня после седьмой недели отсчитайте пятьдесят дней…» (23:16).
Счет Омера, символизирующий восхождение по ступеням святости между Исходом и Дарованием Торы, продолжается 49 дней, а в пятидесятую ночь, ночь Шавуот, религиозные евреи бодрствуют до утра.
В еврейском календаре есть несколько таких ночей, когда традиция предписывает или, по крайней мере, рекомендует сидеть над книгами под светом масляной лампады, пока первые лучи солнца не пробьются сквозь жалюзи.
Например, многие не ложатся спать после пасхального седера и продолжают до рассвета обсуждать чудеса Исхода. Эта традиция упомянута в самой Агаде: рабби Элиэзер, рабби Иегошуа, рабби Элазар бен Азарья и рабби Акива всю ночь говорили об Исходе, пока пришедшие ученики не сообщили им, что пора читать утреннюю молитву «Шма!».
В Йом-Кипур те, кто чувствуют в себе достаточно сил несмотря на пост, проводят ночь в покаянных молитвах, стремясь искупить свои грехи.
В «Хошана Раба», седьмой день Суккот, когда, согласно мистическому поверью, посыльные Всевышнего разносят по адресам записки с решениями Верховного Суда, вынесенными в Йом-Кипур, существует традиция учить Тору до утра.
И, наконец, ночь Шавуот многие благочестивые евреи тоже проводят без сна. Мудрецы Каббалы разработали для этой ночи специальный порядок молитв, называемый «Тикун», дословно – «Исправление». В «Тикун» включены отрывки из Письменной и Устной Торы, из мистической книги «Зогар», а также перечень всех 613 заповедей.
«Зогар» с похвалой отзывается о тех, кто бодрствует в канун Дарования Торы. Ведь в этот праздник Б-г заключил «брачный» союз с еврейским народом. В старину перед свадьбой близкие родственники невесты не спали всю ночь, готовя для нее подвенечное платье и украшения.
Другая причина. В предрассветные часы того первого Шавуот многие евреи так крепко уснули, что их пришлось будить. Иначе они опоздали бы к получению Торы. Стремясь исправить их оплошность, мы бодрствуем всю ночь Шавуот.
Эти две причины носят аллегорический характер. Но есть еще одно, более глубокое, можно сказать, философское объяснение еврейской бессонницы в ночь перед Дарованием Торы.
Сон несет в себе элемент смерти. В Талмуде сказано, что сон – это одна шестидесятая смерти. Одна шестидесятая какого-то явления дает человеку возможность понять его суть. Точно так же шаббат, будучи одной шестидесятой Мира грядущего, помогает нам почувствовать «вкус» внеземного существования.
Сон – это «вкус» смерти в нашем живом мире. Царь Давид умер в Шавуот. До смерти он не знал ее вкуса, поскольку никогда не впадал в глубокий сон. Поэтому в годовщину смерти Давида мы по его примеру избегаем «вкуса смерти», бодрствуя до утра.
Ангел смерти пришел в ту ночь к царю Давиду, чтобы забрать его жизнь. Но тот был погружен в изучение Торы, которая является жизненной силой нашего мира и надежно охраняет человека от смерти. Тогда ангел смерти решил прибегнуть к хитрости: он на долю секунды отвлек Давида от учебы и в это мгновение лишил его жизни.
Поэтому в ночь Шавуот, праздника Дарования Торы и годовщины кончины Давида, мы не смыкаем глаз и погружаемся в бездонную мудрость Торы, чтобы быть неуязвимыми для ангела смерти.
Да, Тора вдыхает жизнь в людей, но так было не всегда. Создав первого человека, Б-г вдохнул в него жизнь словами: «Сделаем человека». Энергия этих слов, произнесенных Творцом, дала человеку способность жить, дышать, думать и действовать.
Так продолжалось до прихода евреев к подножию горы Синай. Когда Б-г сказал им первую заповедь: «Я – Б-г, Г-сподь твой», прежняя жизненная сила покинула их тела, и все евреи разом умерли. Но в то же самое мгновение души вернулись в тела под действием новой жизненной силы, заключенной не в прежнем высказывании «Сделаем человека», а в новом, только что услышанном: «Я – Б-г, Г-сподь твой».
Евреи как будто заново родились, стали новыми существами. Их внутренняя сущность получила энергию от слов «Я – Б-г, Г-сподь твой ». С того исторического момента Тора стала живой динамической силой еврейской души.
Когда Машиах, прямой потомок царя Давида, придет, чтобы возвестить новую эру, эру воскрешения из мертвых, именно Тора, роса всего живого, станет тем механизмом, который разбудит тела умерших от долгого сна.
И тогда нам станут понятны слова известного девиза:
«Давид, мелех Исраэль, хай ве-каям!»
«Давид, царь Израиля, жив и существует!»
Жив Давид!
«Никакой работы не делайте в этот самый день… А всякая душа, которая не смирит себя в этот самый день, отторгнута будет от народа своего» (23:28-29).
В отличие от шаббата, во все еврейские праздники разрешается приготовление пищи для личного потребления. Единственное исключение — Йом-Кипур, как явствует из приведенных стихов. На первый взгляд, причина этого исключения очевидна: в Йом-Кипур нельзя есть. Однако детей и больных все равно приходится кормить. Как же тогда объяснить запрет готовить пищу?
Оказывается, разрешение готовить пищу в праздник для немедленного потребления («мелаха охель-нефеш») действует только по отношению ко всем людям. А дети и больные – это еще не «все люди».
В талмудическом трактате «Моэд-Катан» приведен такой эпизод. Когда царь Шломо освящал Первый Храм, торжества по случаю завершения строительства длились четырнадцать дней: неделю Суккот и предшествующие семь дней, включая Йом-Кипур. Это необычное решение было принято специальным постановлением царя и Санхедрина.
Раши добавляет в комментарии к книге «Эйн-Яаков», что люди не только ели в Йом-Кипур, но и готовили в тот день еду, нарушив тем самым, строгий запрет, сформулированный в сегодняшнем разделе Торы.
Но как мог царь Шломо, величайший праведник и пророк, разрешить столь вопиющее нарушение самого святого дня еврейского календаря? Неужели нельзя было приготовить еду заранее?
Ответ заключен в ранее приведенном положении: правило «мелаха охель-нефеш» действует, когда еда готовится для всех людей. Ведь единственная причина, запрещающая готовить в Йом-Кипур, состоит в том, что пищу некому есть. Однако Шломо разрешил людям – всем людям – есть и пить. Поэтому и причина запрещать «охель-нефеш» отпала. Йом-Кипур получил статус «обычного» праздника.