Еврейский Мир

В российских верхах неполадки, разнобой, прямо-таки плюрализм. То первое лицо — президент Дмитрий Анатольевич, не спросясь второго, выступит с каким-то вольнодумством, то это второе лицо — премьер Владимир Владимирович — его поправит, напомнив, кто есть первый согласно их договоренности. Уж совсем прежде покладистое третье лицо — Сергей Михайлович, председатель Совета Федерации, вдруг признается, что Владимира Владимировича уже не совсем поддерживает, потому что бюджет, видите ли, его не устраивает. То уже он сам, этот Сергей Михайлович, не устраивает Бориса Вячеславовича, председателя Госдумы, четвертое по рангу лицо в государстве, и тот вместе с правящей партией «Единая Россия», обвинившей председателя Совета Федерации в предательстве, пригрозил ему провалом на ближайших выборах.

Все вроде бы друзья-товарищи, одна семья, а вот, поди ж ты, ссорятся. Почти как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем в повести Гоголя… Но эту статью я задумал не о них, они здесь как предисловие, чтобы констатировать, что расслабление дисциплины наверху неизбежно сказывается и на других уровнях, где теперь тоже становится возможным плюрализм мнений.

Газета «Литературная Россия», о которой я недавно писал в связи с дискуссией об авторстве «Тихого Дона», до последнего времени была, как мне представляется, печатным органом тех писателей, которые себя сами когда-то назвали заединщиками. И то, что там вдруг осмелились опубликовать диалог писателей, сомневающихся в авторстве Шолохова, а затем еще и статью Зеева Бар-Селлы, знаменательно. Я, честно говоря, поначалу воспринял это как пиар-акцию, рассчитанную только на привлечение общественного интереса и рост числа подписчиков. Тем не менее пообещал читателям проследить за развитием этой темы. Исполняю обещание, но прежде еще немного истории и политики.

Все мы помним, что литературоведение в СССР было делом государственной важности, сугубо политическим и находившимся под присмотром инстанций от ГПУ до КГБ. Многое из тех времен сохранилось и в нынешней России. Именно поэтому книга Зеева Бар-Селлы «Литературный котлован…», изданная в 2005 году тиражом в 1500 экземпляров, не получила той огласки, которую своим содержанием заслуживает. Обещанные в ней продолжения — новые книги Бар-Селлы в развитие темы — издательства брать не решаются, помня, каким нападкам за издание его книги подвергся Российский государственный гуманитарный университет. Даже статьи этого автора с оглядкой на власть не спешат публиковать — боятся.

Заметным исключением явилась обстоятельная беседа журналиста Александра Рапопорта с автором книги, опубликованная в журнале «Лехаим» № 4, апрель 2006 г. «О книге, — сказал в заключение беседы ее автор, — говорили на радиостанциях «Эхо Москвы» и «Голос Америки», появились рецензии в «Известиях», «Книжном обозрении», «Политическом журнале». И — полное молчание в стане шолоховедов. Им просто нечем возразить».

Вскоре, однако, с возражениями объявился маститый защитник Шолохова член-корреспондент РАН от советского литературоведения Феликс Кузнецов, чья статья «Шолохов и «лингвистические вундеркинды» была опубликована в «Литературной газете» (№ 21, май 2007). Первый раздел своей статьи Кузнецов посвятил моей персоне, обратившись к моей публикации 2005 года (читает однако!), причем цитируемое из нее он бесстыдно переврал (в июне 2007-го я ответил ему статьей «Железный Феликс Феодосьевич». На чем наша заочная дуэль остановилась). Далее Кузнецов «проехался» по другим ему неугодным, по Бар-Селле больше всего и по беседе с ним в журнале «Лехаим», причем речь завел отнюдь не по существу, как полагалось бы ученому мужу, а по-базарному. Этот членкор явно жуликоват: знает, что «Лехаим» — журнал российский и издается в Москве, а называет его израильским журналом, дошел до того, что даже отчество матери Бар-Селлы зачем-то исказил.

Вернемся к вопросу прохождения публикаций. Когда журналист Л. Колодный добыл листы рукописи «Тихого Дона», а Ф. Кузнецов их перехватил и опубликовал, заявив, что теперь, дескать, в авторстве Шолохова сомнений быть не может, Бар-Селла на основе тщательного текстологического анализа доказал, что это не черновик рукописи, а поздний новодел, причем малограмотный и саморазоблачающий. Этот новодел как раз и является ярким доказательством того, что Шолохов не был автором романа. Так что Колодный и Кузнецов, как недотепы-простаки, сами того не желая, Бар-Селле даже помогли, и он изложил свои исследования в обстоятельной статье «Записки покойника («Тихий Дон»: текстология хронологии)». Его статья была принята журналом «Вопросы литературы», но потом по чьему-то произволу замурыжена. Зато она опубликована в Сербии, в журнале Белградского университета «Русская почта» № 1, 2008. Содержание этой статьи здесь представить нет возможности, ее объем раз в двадцать больше объема этой моей статьи, но поверьте мне, разоблачение Шолохова как подложного автора новоявленной рукописи романа пункт за пунктом абсолютно убедительно и неопровержимо. Давно пора и российскому литературоведению вслед за балканскими русистами обратиться к правде, даже когда она кому-то наверху, возможно, и не угодна.

И вот в еженедельнике «Литературная Россия» вслед за описанными мной ранее появились новые публикации. В первом номере этого года выступил известный охранитель советскости Владимир Бондаренко, главный редактор газеты «День литературы» (приложения к газете «Завтра»). Начал он с того, что как бы на правах старшего товарища пожурил главного редактора «Литературной России» Вячеслава Огрызко за «перебор провокативности».

«Шолохов, — провозглашает Бондаренко, — давно уже стал одним из символов России, покуражиться над Шолоховым — это еще раз покуражиться над Россией, унизить в целом всю русскую литературу. И потому русофобы с радостью будут запускать самые пошлые и приблизительные публикации, лишь бы досадить России, унизить ее достоинство». Молодец Бондаренко, четко обозначил свою позицию. Дальше еще в том же духе: «И надо же, не иерусалимский казачок Зеев Бар-Селла, а мировой авторитет в вопросах казачества, в истории войн, реальнейший их участник генерал Пётр Краснов даже в пылу своего лютого антисоветизма до конца дней своих не переставал восхищаться гением Михаила Шолохова».

Ну, хватил Бондаренко: «до конца дней своих»! Забыл он, что ли, что выданный Сталину англичанами генерал Краснов был повешен в Москве в 1947-м? Не в конце дней своих, а десятью или более годами раньше он мог восхищаться Шолоховым, но только потому, что, будучи далеко от родины, Шолохова знать не знал. То есть восхищаться он мог не Шолоховым, а романом «Тихий Дон». Сам этот момент, что в защиту Шолохова Бондаренко не нашел ничего лучшего, чем привлечь в свидетели генерала Краснова, приветствовавшего нападение гитлеровской Германии на СССР и формировавшего казачьи части в составе Вермахта, иллюстрирует нищету его аргументации.

Другой его довод совсем на грани помрачения: «Если честно, вторым после белого генерала Краснова авторитетным свидетелем считаю Иосифа Сталина. Ну никак не нужен был ему в роли крупнейшего советского писателя плагиатор». Так Шолохов ведь оказался плагиатором по принуждению, его из других подобных выбрали московские чекисты, чтобы запустить в советскую литературу оказавшуюся у них рукопись романа, когда ее автора их ростовские коллеги расстреляли. После того как Шолохов кое-как эту рукопись переписал, допустив вследствие своей малограмотности массу ошибок и несуразностей, подлинник, вероятно, был уничтожен. «Думаю, — совсем уж бездумно вещает Бондаренко, — что не будь сталинской и рапповской цензуры, Михаил Шолохов без стеснения назвал бы все источники, использованные в романе… Раскрой он источники, его бы просто посадили…». «Я — не ученый, не текстолог, не шолоховед… Я решил вкратце поделиться своим давно устоявшимся мнением, особенно не влезая в дискуссию», — оправдывается Бондаренко, но влез в дискуссию грубо и бесцеремонно, ничего за душой, кроме давно устоявшегося мнения, не имея.

В том же номере газеты можно прочитать вторую на эту тему статью Юрия Иванова из д. Бардово Псковской области, уверовавшего в гениальность Шолохова и ничего иного не желающего слышать. Его статья и названа характерно: «А караван идет!»… Но кое-что о несуразностях и нестыковках в опубликованных текстах «Тихого Дона» он все же услышал и вот какие по этому поводу высказал соображения: «Был десятилетний юбилей Октябрьской революции… Я думаю, что именно к этой дате — к концу 1927 года — и торопился Шолохов, замечу, советский писатель, член ВЛКСМ, закончить и опубликовать свой роман. А отсюда и, увы, композиционная и фактологическая неряшливость текста: автор просто не успевал довести текст до ума… Второй момент… в советские времена авторам платили за объем книги: больше текста — больше денег. Я не в курсе, был ли жадным на деньги Михаил Александрович, но к 1928 году у него была семья, мать, маленькая дочь, которых, простите за прозу жизни, надо было кормить. Свяжите это с так называемыми рабочими материалами, оказавшимися в тексте. Не для объема ли?.. С другой стороны, а почему Шолохов не устранил явные ляпы потом? Особенно под аккомпанемент обвинений? Прихоть гения… Шолохов был гений слова, а не математических расчетов… не сценарист он был!». И наконец, смешная претензия к Зееву Бар-Селле: «Я думаю, более внимательного читателя «Тихого Дона», чем г. Бар-Селла, не найдешь, всё, наверно, с лупой просмотрел, насквозь пропитался текстом. Но что-то не видно не то что романа, даже рассказа в его исполнении хотя бы приблизительного уровня».

Другой уровень интеллекта, образованности, а также логики и нравственности, видим в статьях Алексея Неклюдова, кандидата физико-математических наук, доцента МГТУ им. Баумана, одновременно также литературоведа, автора сайта о проблеме авторства «Тихого Дона» (http://tikhij-don.narod.ru), где интересующиеся этой темой могут найти очень интересные материалы. Алексей Неклюдов выступил в «Литературной России» дважды — в № 48, 2009 и в № 4, 2010. В первой статье он, во-первых, призвал участников дискуссии «не брать пример с защитников Шолохова в их переходе на личности и не скатываться до банального хамства», во-вторых, четко представил аргументацию другой стороны, разделив ее «на три основные группы:

1) Грубейшие противоречия в романе (вероятно, не имеющие аналогов у других авторов как по количеству, так и по качеству).

2) Многочисленные ошибки, вызванные неправильным прочтением Шолоховым чужой рукописи, что во многих случаях приводит к вопиющей бессмыслице.

3) Явные следы старой орфографии в романе и особенно в его рукописи и ошибки Шолохова, связанные с попытками избавиться от нее или с неправильным пониманием текста, записанного по старой орфографии».

Приведя красочные примеры, Неклюдов констатирует: «До сих пор защитники Шолохова так и не снизошли до сколько-нибудь вразумительных объяснений этих фактов. Обычно они отмахиваются общими словами». И это понятно: как сам Шолохов не мог ничего объяснить, так и его защитники не смогут, поэтому-то они только отмахиваются или скатываются до банального хамства. Но факты — упрямая вещь, и они непременно дождутся полного разъяснения.

Вторая статья Неклюдова явилась откликом на выступления Бондаренко и Иванова. «Хотя авторы, как и предыдущие участники дискуссии с «прошолоховской» стороны, не снисходят до конкретных текстологических аргументов, их выступления представляют определенный интерес», — пишет он и продолжает: «В выступлениях Бондаренко и Иванова есть очень важное признание. Признание того, что при написании «Тихого Дона» Шолохов использовал рукописные источники, никогда им впоследствии публично не заявленные (по Иванову, это «рабочие материалы, оказавшиеся в тексте», по Бондаренко — чужие наброски, воспоминания, дневники). Трудно не согласиться с В. Бондаренко, что использование таковых материалов при написании романа само по себе вполне оправдано и не равносильно плагиату (если, конечно, речь не идет об использовании неоконченного произведения другого литератора). А вот выдвигаемые В. Бондаренко причины, по которым Шолохов вынужден был всю жизнь скрывать сам факт наличия источников такого рода, не выдерживают ни малейшей критики».

Я не цитирую здесь частные заключения Неклюдова, глубоко проникшего в тему авторства «Тихого Дона», поскольку главное вижу в его основных выводах: «Отдадим должное В. Бондаренко и Ю. Иванову. Они, вероятно, сами этого не понимая, проявили определенное гражданское мужество, признав использование неизвестных до сего дня рукописных источников в «Тихом Доне». Сам факт использования таковых источников ранее всегда категорически отвергался литературоведами, специализирующимися на защите Шолохова от обвинений в плагиате… Вряд ли В. Бондаренко и Ю. Иванов дождутся за свои вынужденные признания благодарностей от представителей академического апологетического шолоховедения, но слово — не воробей. Даже из сказанного В. Бондаренко и Ю. Ивановым следует, что в любом случае предстоит большая работа по идентификации рукописных первоисточников «Тихого Дона» и выяснению подлинной истории создания романа. А там — коготок увяз, всей птичке пропасть».

Прения сторон, развернувшиеся на страницах «Литературной России», вероятно, продолжатся, но их суть выходит далеко за пределы круга лиц, в них участвующих. Охранители Шолохова не его репутацией озабочены, а, как они сами говорят, озабочены они судьбой России. Почему для них Шолохов символ России? Потому что за Шолоховым видят СССР и Сталина, чей образ им представляется «именем России» ныне и в будущем. Те распри в российских властных верхах, с которых я начал эту статью, тоже в какой-то степени отражают затянувшийся выбор будущего России: назад к практике «успешного менеджера» или все-таки вперед? Выше я заметил, что плюрализм в верхах переходит и на другие уровни общественной жизни. Точно так же он может пойти и в обратном направлении — снизу вверх, что для авторитарных властей опасно. Именно поэтому при усатом «успешном менеджере» и позже все власти пресекали то и дело возникавшие сомнения насчет авторства Шолохова, опекали его, пробили ему, не скупясь на затраты, Нобелевскую премию в надежде, что она закрепит его авторство наподобие нотариального свидетельства. Напрасно, явно приближается время, когда обладателем Нобелевской премии за «Тихий Дон» мы будем считать не Шолохова, а подлинного автора романа, которого, я полагаю, уже «вычислил» Зеев Бар-Селла и о котором я уже писал.

«Коготок увяз, всей птичке пропасть». У Алексея Неклюдова это, очевидно, имеет узкий смысл, касающийся Шолохова и шолоховедов советского образца. Сама по себе эта тема, захватившая меня лет пятнадцать назад при ознакомлении с публикациями Зеева Бар-Селлы, очень интересна и привлекательна. Возможно, для будущих поколений она представит не меньший исторический интерес, чем даже роман, ее породивший. Но в том, что сейчас разворачивается, я склонен видеть и гораздо более широкий аспект, в котором вслед за шолоховским мифом может посыпаться с «эффектом домино» и многое другое из сталинского наследия, пока еще в России охраняемое.

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться