— Давайте поговорим о Фишере. Правда, что он даже школу не окончил?
— Он думал, что школьные годы — потерянные. Отвлекали от шахмат. Я познакомился с ним в Буэнос-Айресе, когда Фишеру было лет шестнадцать. Он произвел на меня впечатление очень странного молодого человека. И чем чаще встречались, тем больше я в этом убеждался.
У всех были интересы в обычной жизни. Алехин — известный адвокат, Капабланка — дипломат, Эйве — доктор математики, Ботвинник — тоже доктор наук… И только у Фишера, кроме шахмат, не было ничего. Мне казалось, он изучил все, что писали об игре. Журнал «Шахматы в СССР» зачитывал до дыр. Фишер помнил все партии, которые играл десятью годами раньше. Фанатик!
— На каком языке с ним говорили?
— Как ни странно, на сербском. Я часто бывал в Югославии, а он там иногда жил.
— Что за женщины его окружали?
— В молодости женщины Фишера вообще не волновали. Позже в Венгрии у него были встречи с одной шахматисткой. А я стал свидетелем его увлечения ленинградкой. Звали ее Полина. Приехали в Будапешт большой компанией, эта Полина с нами.
— Зачем приехали?
— На юбилей Лилиенталя. Фишер тоже жил в Будапеште. Полина по-английски не говорила и попросила мою жену быть переводчиком. Надя пошла на их свидание, а девушка опаздывала. Полчаса Фишер просидел на скамеечке с моей супругой. Первое, что спросил: «Играете в шахматы?» Едва узнав, что не играет, Бобби потерял к ней всякий интерес.
— Приударить за Надеждой не пытался?
— Нет. Кстати, он был не в курсе, что Надя — моя жена. Сразу уткнулся в маленький переносной телевизор, который носил с собой. Разговора толком не получилось. А время спустя вдруг позвонил мне в Ленинград: «Марк, я узнал, что Надя — твоя жена. Поздравляю».
— Как сложилась судьба этой Полины?
— Поскольку она рассталась с Фишером — очень счастливо.
— Кто был более подозрителен — Ботвинник или Фишер?
— Ботвинник был подозрителен, а Фишер — маниакален. Искренне верил, что КГБ собирается его устранить. Список его врагов выглядел так: евреи, большевики и КГБ. Притом, что его мать была очень религиозной еврейкой. Фишер был очень капризным. Забавно вышло с нашим матчем — сначала Бобби предложил играть в библиотечной комнате университета. Чтоб никаких зрителей.
— Не любил?
— Да. А для Таля, допустим, зал был очень важен. Чувствовал реакцию. Я тоже создан для игры на сцене. И играть с Фишером в комнате желанием не горел. Тогда отыскали небольшой зал, который его устроил. Я, как и многие, сделав ход, вставал и бродил по сцене. А Фишер почему-то от этого закипал. Пожаловался югославскому судье. Тот ко мне: «Вообще-то ваше право, но Фишеру это мешает».
— Что ответили?
— Меня, говорю, Фишер тоже раздражает. Когда думает — трясет коленками. Договоримся так: он прекращает тряску, а я буду гулять за сценой. И Фишер согласился!
— Читал ли он вашу книгу «Я был жертвой Фишера»?
— Я отослал ее Бобби по почте. Потом звонил, благодарил. Сказал, что все понравилось, попросил выслать еще парочку экземпляров. Недавно на аукцион выставили библиотеку Фишера. Наверное, среди множества книг там есть и моя.
— Призовой фонд вашего матча был крошечным?
— Да. Победитель получил две тысячи долларов, проигравший — одну.
— А чем поражал Корчной?
— О нем скажу словами поэта: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал…». Последние лет пятнадцать Виктор наконец-то пришел в согласие с самим собой. Оттаял, легче идет на контакт. Корчной сроду не был диссидентом. Никаких выпадов против советской власти не совершал. Просто в отличие от Карпова был непредсказуем. Потому и не стал чемпионом мира.
— Между Карповым и Корчным до сих пор нет отношений?
— Сегодня это можно назвать «худой мир». Встречаются, все раны зажили. Сам Корчной изменился, да и Карпов тоже. Теперь-то им что делить?
— А у вас среди шахматистов были враги?
— Я человек миролюбивый, неконфликтный. Возможно, поэтому и не стал лучшим шахматистом мира. Для этого недостаточно сильного характера. Нужна жесткость. Не скажу, что надо шагать по трупам, но локтями расталкивать — точно. Мне не хватало одержимости. Я так и не сделал выбор между шахматами и музыкой. Но об этом как раз не жалею.
— Почему?
— Сочетание музыки и шахмат очень гармонично. Занятие для ума и сердца. Не знаю, достиг бы я большего в одной профессии, отказавшись от другой. Зато уверен: в этом случае моя жизнь была бы в сто раз скучнее.
Александр КРУЖКОВ, Юрий ГОЛЫШАК
DeFacto
Опубликовал: