Яков
Лотовский
Историю эту я услышал в «русском» доме отдыха в Катскильских горах, где мы с женой решили провести наш отпуск в «родной среде». Надо признать, что это были две недели роскошного даже для Америки питания и комфорта. Главным аттракционом здесь были ежевечерние танцы. Бывалый ресторанный певец при помощи своей электронной машины-синтезатора умел извлечь из Интернета любой песенный текст и аккомпанемент. Но танцевали здесь не очень охотно. Контингент отдыхающих составляли в основном немолодые евреи. Они сидели сиднем вокруг танцевального паркета и, сыто вздрагивая после ужина, следили за редкими танцорами. Чтобы раззадорить их к танцам, наш маэстро предложил заказывать все, что им по душе. Посыпались заказы, зашаркало больше подошв по паркету. Правда, меня смутили заказываемые песни: «Поручик Голицын», «Господа офицеры», «Золотые погоны», «Очи черные», «Эскадрон», «Есаул»… Странно было это здесь слышать. Как верно заметила жена, такое впечатление, что здесь собрались не евреи, а господа офицеры — первая волна русской эмиграции. Сперва это меня позабавило, но потом стало раздражать.
На другой вечер «белогвардейщина» расцвела еще более махровым цветом. Во мне уже закипала злость. Последней каплей стал заказ одного еврея из Молдавии: ему захотелось услышать «Любо, братцы, любо»… Видеть евреев, шаркающих по паркету под разбойный напев, исполняемый тоже евреем, — нелепее не придумаешь, чистый «сюр». Ибо представляешь себе воющего махновца над стаканом самогона, у которого душа скулит после учиненного погрома в местечке. Я расстроился и покинул зал, хлопнув дверью. Жена последовала за мной, хотя уходить ей не очень хотелось. Она надеялась еще потанцевать с Изей, высоким галантным мужчиной, бывшим военным летчиком, участником Отечественной войны, который в свои восемьдесят четыре очень изящно вальсировал, бережно ведя даму и легко проделывая замысловатые па, точно фигуры высшего пилотажа. Жена чуть погодя все же вернулась в зал. Не стоять же ей со мной, нервно дымившим сигаретой, и выслушивать мое ворчанье по поводу странной этой ностальгии. Оставшись один под фонарем, старался осмыслить сей феномен, явленный моими земляками, что уехали сюда в Штаты от антисемитизма.
— Молодой человек, прошу прощения, — раздался за моей спиной голос. — Мне показалось, что вы чем-то расстроены.
Я обернулся: передо мной стоял один из моих сотрапезников по столу. Седой, смуглолицый, с настороженным прищуром, он всегда сидел с краю за нашим столом и помалкивал, не участвовал в застольном балагурстве. Единственный звук, который он издавал, было цыканье зубом с каким-то причмоком, наподобие кучерского. Сперва я думал, что таким манером извлекает остатки пищи. Но он и до еды чмокал, оставляя впечатление некоторого самодовольства, мне, мол, все здесь побоку, сто раз все это видано и слышано.
— Странный, — говорю ему, — народ — наши советские евреи. Убежали в Америку от антисемитизма, а здесь поют казацкие песни.
Он лишь пожал плечами, мол, мне бы ваши заботы.
Но я продолжил:
— Черт возьми, если у вас ностальгия, разве не было прекрасных советских песен? Думаю, песни — это лучшее, что осталось от советской власти. Я уж молчу о том, что ни одна душа не вздумала заказать что-нибудь еврейское, да те же «Семь-сорок», под которую пляшут все, даже антисемиты. Или, скажем, «Друзья, купите папиросы».
— А что же вы не заказали? — спросил он, цыкнув.
Я проглотил упрек.
— Значит, и я плохой еврей.
Он вздохнул и примирительно произнес:
— Ой, а кто знает, что такое еврей. Вы знаете, что такое еврей?
— Ну, как? — замялся я, не зная, с чего начать.
— Вот и я теперь не знаю. Когда у нас там была «пятая графа», я знал. А теперь не знаю.
— Особенно после одного случая, — подумав, прибавил он.
— Что за случай?
Он помолчал, взвешивая, рассказывать или нет. И, видимо, решившись, активно зачмокал губами. Я расценил эти звуки как подготовку разговорного аппарата к работе.
— Хорошо. Я вижу, вам это будет интересно. Отойдемте только подальше. А то тут музыка гремит.
Мы спустились по откосу к озеру.
— Случилось это несколько лет назад. Уже здесь, в Америке.
На дворе был июль. Середина месяца. Как раз поспела дикая малина. В одно прекрасное утро беру свой бидончик, сажусь в автобус и еду в парк. Есть ой у нас Пэннипек-парк. Там малины полно. Дикая малина здесь мало кого интересует. Проносятся мимо в своих машинах по Баслтон-авеню. А я люблю ее собирать. Может, потому, что я человек пеший. Никогда за руль не садился. Совсем немолодым в Америку приехал — поздновато учиться.
Короче, приезжаю в парк. С утра уже жарко. У нас в Филадельфии лето горячее, влажное, баня. В парке тоже не намного прохладней. Пока добрался до косогора с малинником, упарился. Да еще сам кустарник на солнце. Но это мои угодья. Кусты усыпаны спелой ягодой. Сюда еще никто не забирался. Я вообще редко кого здесь вижу. Никому нет дела до дикой малины. Что трудиться собирать, когда можно купить в магазине садовую? А тут, чего доброго, еще подхватишь клеща или ужалишься ядовитым вьюнком пойзон айви. Здесь над здоровьем трясутся: дорогое лечение, лекарства.
Стал наполнять бидончик. Сбор пошел полным ходом, как на плантации. Выкатываешь большим пальцем спелые ягоды, и они сами падают в бидон. На ветке остаются только оранжевые стерженьки. Все выше взбираюсь на косогор.
И вот, когда я добрался на самый верх, вдруг из-за кустов встал человек. Видимо, обирал нижние ветки и теперь распрямился. Я так и обмер. Просто окаменел от неожиданности. Меня бы не так удивило, если бы встретил здесь медведя гризли. Я был потрясен тем, что встретил этого человека…
Я узнал его сразу. Хоть и не видел лет сорок. Но я узнал его вмиг. Как было не узнать! Я вспоминал о нем часто. Этот человек камнем лежал на моей совести. Конечно, он постарел до неузнаваемости. Но только не для меня. Горькавый! Иван Горькавый! Ванька! Больно памятная мне фигура. Я оплошал в свое время, когда надо было дать ему по роже. Я задолжал ему оплеуху. В старые времена дуэлянты оставляли за собой право на ответный выстрел. Вот и я решил: встречу — верну должок. Я этим себя оправдывал за тогдашнее малодушие. И вот — надо же! — такая встреча.
Для верности спрашиваю его, хоть не сомневался:
— Фамилия Горькавый?
— В общем, да, — отвечает удивленно.
magazines.russ.ru
Продолжение следует
Опубликовал: Яков Лотовский
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
