Актер, режиссер, сценарист, писатель, остроумец, заставляющий и чиновников, и коронованных особ почесывать затылки. Человек, умеющий думать и это играть. Рафинированный и блестящий Вениамин Смехов. Брат из братства театра на Таганке. Классический Атос. Его авторские тексты полны смешинок, иронии.
Вскоре в Израиле состоится встреча с Вениамином Смеховым и его дочерью Аликой. В городах Израиля пройдут концерты-признания. И название — вполне ожидаемое: «Пора-пора-порадуемся…».
На интервью Вениамин Борисович согласился не сразу: «Уж очень много я их даю… Как-то не совсем удобно», — но в разговоре был предельно галантен.
— Вениамин Борисович, мы рады, что вы к нам едете…
— Я тоже рад, что к вам еду, и вдвойне рад, если вы этому рады…
— Как родился этот проект? Откуда пришла идея?
— Давайте сразу отменим несвойственное мне слово «проект» и, следовательно, пафос, который это слово за собой ведет. Все проще и логичнее. С самого начала нашей жизни в театре на Таганке мы, по воле судьбы, начали растрачивать нашу энергию, силы, актерское начало на разного рода концерты. Это были серьезные работы. Мы отдавали дань своей любви к «внеклассному чтению», к актерскому чтению, и эти концерты были настоящими возбудителями мысли, давали много и слушателям, и нам. Концерты артистов на Таганке имели отличительное свойство: мы не умели, не желали халтурить. У нас был знак качества. Каждый концерт становился спектаклем. Были и собственные вещи, и цитаты из репертуара. Мы все сидели на сцене, как в поэтических спектаклях Таганки. Оттуда начались песнопения Золотухина, там взял свое начало Хмельницкий, там вырос поэт и бард Высоцкий. Это был глоток радости и свободы в запрещенное время. С начала 80-х годов началась и жизнь моих чтецких программ, и она всегда приносила мне много радости. Свой новый израильский концерт с Аликой мы тоже строим по этому принципу, в той же манере. Хотим вернуть тем, кто нас помнит и знает, ностальгическую атмосферу тех НИИ, институтов, «ящиков», в которых мы выступали. Это некоторым образом продолжение жизни Таганки, цель — доставить людям неглупые радости. Я бывал с такими концертами и в Германии, и в Америке, и в Израиле. До 1999 года случались концерты в Израиле, потом — нет.
— Вы ставили в Израиле спектакли. Как это произошло?
— Да, я ставил в Израиле «Дон Кихота» — в иерусалимском «Хане» и «Али-бабу и сорок разбойников» — в Хайфе. Я всегда тянулся к многостаночничеству. Видимо, во мне это крепко сидело. Режиссура, писательское дело, актерская профессия — мне все интересно.
— Что вам в Израиле мешает и мешало, когда вы здесь ставили, ходили по улицам, общались с людьми?
— Израиль очень разный. Бывает, что удивляет равнодушием к самому себе. Я сказал как-то важному чиновнику от музыки, от культуры: у вас есть Слава Ганелин, великий музыкант и композитор, он — это примерно как Моцарт, вы заполучили к себе Моцарта!
— И что вам ответили на это?
— Ответ был такой: а у нас все Моцарты…
— Знакомо. Проходили. Вы как-то сказали, что иносказание — это форма инакомыслия… Как в России сейчас обстоит дело с необходимостью прибегать к инакомыслию, к эзопову языку?
— Недавно на вечере, который проводился в честь Николая Караченцова, я пошутил: «Выборы есть, а выбора нет». Еще я сказал устроителям некоей акции, смысл которой был темен и не слишком существен, что мне надоела благотворительность без благодарности. Эзоп в наших широтах жив, да и будет жить, иного варианта я не вижу.
— Скажите, пожалуйста, ваш творческий дуэт с Аликой — случайность, дань пожеланиям публики или выражение глубокого творческого взаимопонимания и взаимодействия?
— Алика — очень одаренный человек, предмет моей отцовской гордости. Моя вторая дочь, Елена, тоже талантливая, но Алика развивается динамичнее, она больше мой человек. Театр ее не приманил, не закабалил. Она ищет себя иначе, в других художественных состояниях. Я с восторгом и радостью слежу за ее успехами, я рад, что она, изрядно покуролесив в ранние, рассветные годы, стала мудрее, глубже, что она такая хорошая мама, такая серьезная личность. Когда я снимал для канала «Культура» свой телефильм «Лекарь поневоле», она меня приятно поразила. В паре с великим актером Вячеславом Невинным она вполне достойно выглядела. Алика меня удивляет, приводит в состояние встречи с открытием. И я должен сказать, что возможность выступить с Аликой на одной сцене в Израиле — наслаждение.
— Вениамин Борисович, ваш Орлов в сериале «Монтекристо» стал любимцем зрителей. Он хотя и отрицательный тип, но умен, обаятелен, достоверен. Как вы к нему относитесь, что для вас эта работа?
— Я ужасно благодарен за этот вопрос! Не часто такие работы выпадают, редко нам, актерам, улыбается поработать с таким режиссером как Дмитрий Петрун, человек, безусловно, талантливый, умный, театральный, хороший профессионал. Я работал со страстью, со вкусом, я использовал данную мне на съемках этой картины привилегию менять текст, вносить поправки в свои реплики. Это, думаю, тоже немного способствовало улучшению качества. Говорят, мои фразы более литературны, чем фразы тех, у кого этой привилегии не было. Фильм мне кажется удачей, мне за него не стыдно. Были с ним разные приятные и смешные эпизоды… На одном приеме ко мне подошел один из кремлевских «соколов власти» — он и прежде, да и теперь летает там, в тех небесах, — и сказал доверительно и тихо: «Как жизнь, Илья Николаевич?» Признал за своего, я думаю. А это ли не комплимент актеру за его труд? Я знаю многих умных людей, которые успешно сопротивляются монстру-вампиру телевизору, и они эту мою работу довольно высоко оценили.
— Мы заговорили о телевидении. Это сын кинематографа и в какой-то мере его враг. Ваша точка зрения на телевизор и его роль в жизни общества?
— Вампир, безусловно. Не осознающий своих грехов. А сегодня это вампирство принимает еще и особо извращенные формы. Телекомпания «Мир» меня обидела. Я сказал: «Я объявляю войну «Миру»! Со своей скромной ступеньки буду отстаивать свою позицию. Многие приличные люди, умные, уважаемые люди, просто отказываются принимать телевизионные приглашения. Мне сказала Рената Литвинова, что на все просьбы приехать и выступить она отвечает отрицательно. Безнаказанные гадости, сказанные о людях с телеэкрана, выглядят пошло и мелко.
— А газеты, журналы? Там все корректно?
— Б-г с вами, какая там корректность! Пошел я недавно в поликлинику. По самому банальному поводу — выпала пломба. Вскоре звонит Петр Фоменко, интересуется, как я себя чувствую. Говорю «нормально», «хорошо» говорю. Потом позвонил большой чиновник, руководитель технического подразделения в правительстве. Как, говорит, вы себя чувствуете? «Я себя весело чувствую», — отвечаю. Потом в газете прочел, что я посещал элитную клинику по причине пошатнувшегося здоровья… Ну что скажешь? Просто не хватит здоровья со всем этим бороться…
— Имеет ли место в вашей жизни такое явление как антисемитизм? Сталкивались ли вы с ним реально?
— Вот! Наконец-то! Это же самый главный вопрос! Без него как?!
— Так есть?
— Я осознавал себя, понимал себя, когда в 47 — 48 году вся семья, все детишки собирались на еврейские праздники, и мой дед Лев Аронович Шварцберг делал вид, что не видит, как я ворую мацу. И я выпивал кагор, который использовали как вино для кидуша. Все это мое, со мной. А потом, когда слушали новости по радио, бабушка громко говорила дедушке: «Лазарь Каганович не даст нам пропасть!» Потом выяснилось, что надежды на злодея были напрасны. Я — еврей, и это пожизненно. Мое образование в области антисемитизма все время развивается. Оно не ослабевает, не останавливается. Антисемитизм — большой университет. Я хорошо знаю, что в старом кавказском анекдоте про «берегите евреев» есть большой смысл. И еще знаю, что антисемитизм может приглушать свой звук, но никогда не остынет, не иссякнет окончательно. Он бывает немодным, но забыть о нем нам не дадут. Вернут его с того света. Дадут нам его почувствовать. Один знаменитый режиссер, когда в Москву приехала израильская делегация, сказал: «Мы же с вами родные». А я ответил: «Пожалуйста, не примазывайтесь! Я — коренной еврей, вы — коренной антисемит!» Я многому научился. Оголтелый антисемитизм «половинок», наполовину евреев, — вот еще одна ступень образования, еще одна классная комната, еще один феномен… Я дважды изгой — как актер театра на Таганке и как еврей!
— Атос — это судьба, просто хорошая роль, альтер эго?
— Да, я тоже бываю мрачным. И тоже много всякого в жизни натворил… Судьба? Скорее удача. Хорошо легла карта. Это ведь прекрасный материал, очень хорошая книга. Дюма написал бестселлер на все времена. Я понял, я знаю, почему наш великий историк, наш Карамзин, наш Натан Эйдельман так любил «Трех мушкетеров», это всегда была его самая главная книга. Атос, наверное, мой любимый герой. И я вам сейчас похвастаюсь: я записал на компакт-диск роман Дюма «Три мушкетера», 21 час звучания. Это очень важная для меня работа, я ею горжусь!
— Подзаголовок вашей программы — «Лирика и юмор — в оправдание фамилии»…
— И мы собираемся оправдывать! Очень всерьез!