Продолжение.
Начало в № 863
Утром Илан проснулся с жуткой головной болью. Всё тело ломило и отвратительный привкус во рту не исчезал даже после пятиминутной чистки зубов и двух чашек чёрного кофе. Но куда тяжелее похмельного синдрома было давящее чувство морального опустошения. Если с физической слабостью он ещё мог справиться, взять себя в руки и через пару часов прийти в норму, то что делать с апатией, парализовавшей волю, сковавшей его всегда деятельную и оптимистичную натуру, Илан не знал. Такое происходило с ним впервые. Немного поколебавшись, он позвонил на работу, сказавшись больным. После чего выключил телефон, оба мобильника, задёрнул шторы и завалился спать.
Когда он проснулся, было уже около трёх часов дня. Приняв душ и побрившись, Илан натянул любимые вытертые «левисы» и стильную «дольче-габбановскую» майку, недавно подаренную женой. Расчёсываясь перед большим зеркалом в прихожей, Илан с удовлетворением отметил, что выглядит ненамного старше давешних студентов-тинэйджеров. Он вспомнил их разговор в кафе, газетную фотографию улыбающегося тёзки-космонавта, вспомнил завершающий этап работы своей экспертной группы и по лицу его пробежала тень.
Размышления Илана вскоре были бесцеремонно прерваны напомнившим о себе урчащим желудком, что и неудивительно: в последний раз он принимал пищу почти сутки назад.
Небольшой ресторанчик, принадлежащий супружеской паре всегда улыбающихся йеменских евреев, находился в двух кварталах от его дома. Илан был здесь почти завсегдатаем, обожавшим фирменное блюдо заведения — баранину в остром соусе, рецепт приготовления которого держался в секрете и был, по словам хозяина, передан ему дедом, служившим чуть ли не личным поваром у йеменского имама.
Пообедав, Илан выпил два стакана любимого апельсинового сока с мякотью и решил прогуляться. Сначала он направился по направлению к Старому городу, потом передумал и, пройдя по оживлённой Бен-Йегуда, свернул на улицу Бецалель. Недалеко от Сдерот Бен Цви Илан услышал гул, доносящийся со стороны «Сада Роз». Звук то нарастал, то стихал, напоминая шум трибун во время проведения футбольного матча.
В «Саду Роз», красивейшем парке, расположенном напротив здания кнессета, бушевал митинг. Толпа занимала, казалось, весь парк и выплёскивалась за его пределы. Переливалась всеми мыслимыми цветами, возносилась вверх тысячами рук, оглушала свистом и взрывалась аплодисментами. Виденные Иланом до сих пор секторальные митинги и демонстрации в сравнение не шли. Бело-голубые израильские флаги, оранжевые майки, транспаранты с надписями «Кахане был прав», портреты Любавичского Ребе, вязаные кипы, шляпы, парики, чередующиеся с шортами и вполне игривыми мини-юбками.
Через минуту он был уже частью этой толпы, внезапно стихшей при появлении нового оратора. Илан находился довольно далеко от импровизированной трибуны и не мог разобрать черт лица выступающего, однако первые же слова, многократно усиленные мощными динамиками, всколыхнули океан памяти, из самой глубины которого, словно пузырьки воздуха, стали подниматься разрознённые кусочки мозаики, складываясь на поверхности в маленький кораблик живой картинки.
… Комок рыжей глины, прилипший к носку ботинка. Нить цицит, зацепившаяся за пуговицу пиджака. Белый манжет рубашки. Продолговатое лицо. Глаза…
Илану удалось протиснуться на десяток метров вперёд и, отчаянно напрягая зрение, убедиться в беспощадности и неумолимости времени. Почти полностью седая борода. Заострившееся, кажущееся ещё более вытянутым лицо. Морщины на лбу, вокруг глаз, вниз от чуть опущенных уголков рта. Только глаза и голос — прежние.
Илан, конечно, уже не помнил, из-за чего они тогда сцепились с двоюродным братом-сверстником во дворе синагоги, куда дед Йона иногда брал их с собой в шаббат. Не помнил и слов, которые говорил им рав Штайнман, подняв с земли и не без труда оторвав друг от друга. Запомнил только голос — мягкий, ободряющий, тёплый, и взгляд — спокойный, проницательный, отцовский.
-… Изгнание не закончено. Когда мы отказывались от Храмовой горы в 1967, когда договаривались в Осло, Кемп-Дэвиде и Аннаполисе, когда возвращали Хеврон и предавали поселенцев Гуш Катифа, когда закрывали глаза на разорение могилы Йосефа мы продлевали своё изгнание.
Ошибка была заложена изначально в самой идеологии светского сионизма. Герцль искал убежище для евреев и был согласен на Уганду. Израильские политики уже много лет спекулируют Катастрофой, доказывая право евреев на убежище. Они тащат каждого встречного в «Яд ва Шем», демонстрируя страдания и заклиная: «Мы жертвы, поэтому имеем право на своё государство».
Сегодня большинство израильтян не знают ответа на вопрос: «Почему мы живём именно на этой земле?» Без ответа на него наше пребывание здесь теряет смысл и можно начинать паковать чемоданы. В Канаде или в Австралии будет, по меньшей мере, безопасней. Почему арабы, которые намного слабее нас в военном, экономическом, научно-техническом и всех прочих отношениях, не уезжают отсюда, а вынуждают к бегству нас? Да потому что верят в то, что эта земля принадлежит им.
Только вера в принадлежность Земли Израиля народу Израиля поможет сохранить нам страну и закончить изгнание. Мы здесь не потому, что был Холокост. Мы здесь не потому, что так проголосовали в ООН. Мы здесь не потому, что так сложились обстоятельства и кто-то разрешил. Мы здесь по праву, зафиксированному в Торе, являющейся основой мироздания, которую признаёт таковой половина человечества. Наша связь с этой землёй не только историческая, но, в первую очередь, духовная, метафизическая. Как и предсказано в Торе, мы провели много веков в изгнании, но воссоздать своё государство смогли только в Эрец Исраэль. Уганда нам не подходила по определению.
Поэтому формула «мир в обмен на территории» не просто ошибочна, она в корне порочна. Никакое правительство не вправе торговать землёй, отданной Вс-вышним в вечное владение всему народу Израиля — как евреям, живущим сейчас в Стране и в диаспоре, так и ещё не родившимся поколениям.
Проблема же с арабами решается просто. Те из них, кто согласятся жить в еврейском государстве и соблюдать его законы, обладая всеми правами, за исключением избирательного, смогут остаться. Решившие иначе уедут в арабские страны, получив от Израиля помощь по благоустройству на новом месте. Эта миграция — процесс естественный и неизбежный, но начнётся он только тогда, когда арабы поймут: это наша земля, мы никогда отсюда не уйдём и все последующие переговоры будут начинаться с данной отправной точки. Никакого государственного или административного нееврейского образования на Земле Израиля больше не будет.
Может показаться странным, что я говорю это с уверенностью в преддверии подписания правительством известных соглашений. Поверьте, я не идеалист и не предсказатель. И в равной степени не разделяю как взгляды пессимистов, считающих, что ничего нельзя уже изменить, так и тех, кто, сложа руки, ожидает чуда.
Вспомните историю. Принимая решение зажечь менору в освобождённом от греков Храме, наши мудрецы сильно рисковали. Потухший из-за недостатка масла светильник, мог подорвать боевой настрой войск, а ведь война продолжалась. И всё же законоучителя нашли в себе мужество поступить в соответствии с положением Торы, предписывающим зажечь огонь в Храме незамедлительно, как только представится такая возможность. Творец оценил это движение души и явил чудо — масло горело восемь дней. В другой раз, в Персии, оказавшись перед лицом смертельной опасности, наши предки смогли собраться, раскаяться в грехах и духовно очиститься — чудо Пурима не заставило себя ждать.
Таких исторических примеров можно приводить много. Важно суметь сделать из них правильный вывод: чуда нужно оказаться достойным. Сегодня Вс-вышний ещё раз испытывает нас. От того, выдержим ли мы это испытание, зависит судьба народа в целом и каждого еврея в отдельности. Нам надо выдержать…
Окончание следует