… Багряно-розовый диск почти полностью опустился за горизонт, и на сером небе проступили слабые очертания нарождающегося месяца.
Выехав за пределы Иерусалима, Илан перестроился в левый ряд, включил любимого Бенни Картера и облегчённо вздохнул — машин на трассе почти не было. Собственно, в пятницу вечером — в канун шаббата в Израиле всегда так. Все нормальные люди вне зависимости от степени религиозности (или нерелигиозности) стараются провести этот вечер в кругу семьи, навестить родителей и поэтому приезжают пораньше.
У них дома когда-то тоже было так заведено. Только сейчас он едва ли имеет отношение к нормальным людям. Потому что сейчас он, Илан Лиор, входит в экспертную группу правительства, готовящую документы для окончательного соглашения об образовании палестинского государства и подписания мирного договора.
Уже несколько недель он работал без выходных, заезжая в служебную квартиру в Иерусалиме лишь на несколько часов в сутки, чтобы поспать, принять душ и поменять рубашку. Тем не менее, несмотря на нечеловеческую усталость, Илан испытывал удовлетворение от проделанного и нисколько не жалел, что принял полгода назад предложение премьер-министра, хотя, по сравнению с предыдущей работой, вкалывать пришлось больше, а зарплата не увеличилась.
Немаловажную роль в принятии решения сыграла личность премьера, его харизма, искренность, умение убеждать. Во время первой встречи он сказал Илану:
— Я не обещаю вам лёгкой жизни. Не обещаю также популярности, внимания прессы, интервью и всего такого. Эти лавры (премьер усмехнулся) достаются главным действующим лицам. Как, впрочем, и обливание грязью в случае неудачи. Что я вам твёрдо могу обещать — это соучастие в историческом событии, которое разрешит старейший конфликт на Ближнем Востоке, обеспечив нам реальный долгосрочный мир с соседями. Ну и кроме того, — премьер сменил тон на менее официальный, — эта работа может стать началом вашей собственной политической карьеры, данные для которой у вас, по-моему, вполне подходящие.
… Илан появился на свет в семье, где политические споры никогда не утихали. В раннем детстве ему временами казалось, что близкие вот-вот поубивают друг друга — до такого ожесточения доходили порой словесные баталии. Правда, вскоре он уяснил, что отношения между его отцом, дедом и двумя дядями, несмотря на различные политические пристрастия, отличаются нежностью и теплотой.
Дед Йона приехал в Палестину подростком из Польши в середине 20-х годов, зараженный, как и все, вирусом сионизма. Однако, в отличие от большинства сверстников, он выбрал правое направление, сыпал цитатами из Жаботинского и при необходимости доказывал свою правоту кулаками. Совершенно логично, что перед Войной за независимость дед оказался в рядах ЭЦЕЛя, жил в подполье, скрываясь от англичан, наводил ужас ночными рейдами на арабов и только по чистой случайности не попал на «Альталену» — корабль, привезший оружие для ЭЦЕЛя и расстрелянный в акватории хайфского порта по приказу Бен-Гуриона за отказ передать груз для нужд всей армии.
После войны, как и многим бойцам правых вооружённых формирований, деду не нашлось места в армии. На гражданке он тоже не сделал карьеры, проработав всю жизнь сапожником, чем, впрочем, всегда гордился, подчёркивая, что именно он является истинным представителем рабочего класса, а не функционеры рабочей партии «МАПАЙ», быстро выбившиеся в начальство. В этом утверждении заключался прозрачный намёк на младшего сына — отца Илана, в юности вступившего в правящую партию и сделавшего блестящую карьеру в Гистадруте, дослужившись до высокого поста. Во внутрисемейных политических баталиях отца поддерживал муж его сестры — доцент Бар-Иланского университета, а на стороне деда стоял старший сын — майор ВВС. Таким образом, в спорах сохранялся паритет, поскольку женщины в них не участвовали.
Сам Илан политикой никогда не интересовался. Он находил это занятие скучным, а все околополитические дискуссии — пустым сотрясанием воздуха. Каково же было удивление семьи, когда после оконченной с отличием частной английской школы и службы в армии Илан поступил в Йельский университет в США именно на отделение политологии! Он и сам не мог внятно объяснить свой выбор, так как его всегда привлекали история и литература. Как бы то ни было, успешно законченный престижный университет и магистратура, приглашения на преподавательскую работу в вузы Нью-Йорка и Филадельфии открывали возможности для завидной карьеры в Америке.
И всё же, проработав четыре года в Штатах, Илан вернулся в Израиль. Заключалась ли причина в разлуке с невестой, не хотевшей переезжать в Америку из-за больной матери, тоске по своим родным или той непреходящей ностальгии, испытываемой большинством израильтян, сколь бы долго они ни жили на чужбине? Скорее всего, и то, и другое, и третье. На родине Илан быстро устроился в серьёзную фирму, занимающуюся анализом политической ситуации в разных регионах мира для нужд большого бизнеса. Он женился, купил дом в Герцлии, вскоре у них родились очаровательные девочки-близняшки. Илан был полностью доволен своей жизнью и до недавнего времени не собирался ничего в ней менять.
… Победно просигналив, его обогнал на бешеной скорости новенький чёрный «Порше». Илан недовольно поморщился — вот из-за таких лихачей в Израиле и гибнет на дорогах больше народу, чем во всех войнах. Справа остался аэропорт в Лоде, ещё немного — и он дома. В последнее время Илан был так перегружен работой, что даже не успевал как следует соскучиться по родным. Да что там соскучиться — дочки в первый класс пошли на прошлой неделе — а он забыл! Слава Б-гу, что Яэль у него умница: и дом на себе тянет, и детей, и работу бросать не хочет, сколько он ни просил. Заезжая во двор своего дома, Илан вспомнил о вчерашнeм разговоре с отцом. Они не виделись уже месяца три, хотя родители и жили по соседству, в Рамат а-Шароне, и отец настоятельно просил его заехать, собираясь сообщить нечто важное.
На следующий день, после обеда, они сидели на веранде родительского дома, потягивая из высоких стаканов апельсиновый сок и наблюдая за близняшками, играющими в мяч с соседскими детьми. Отец недавно вышел на пенсию и с трудом привыкал к внезапно свалившемуся на него состоянию «ничегонеделания».
— Ты похудел, сынок, и вообще какой-то бледный. Наверное, мало бываешь на воздухе?
— Да уж сейчас для прогулок времени совсем не остаётся. Зато скоро всё завершится, и я получу целый месяц отпуска. Поедем с девчонками в Эйлат, а может, и в Европу — я давно баварские замки посмотреть хотел.
Отец откашлялся и как-то исподлобья взглянул на него.
— Собственно, я о твоей работе и хотел поговорить.
— Ну если ты только не будешь выпытывать у меня государственные секреты, — улыбнулся Илан.
— Тебе хорошо известны мои политические убеждения, — начал издалека отец. — Я всю жизнь состою в рабочей партии и никогда не раскаивался в своём выборе. 30 лет без перерыва «МАПАЙ-Авода» руководила нашей страной. Все победы и достижения Израиля связаны с ней. Даже если в чём-то я и был порой не согласен с решениями Бен-Гуриона, Голды или Рабина, всё равно не сомневался, что лучших руководителей у нас на тот момент не было. Вот уже две тысячи лет мы ведём борьбу за своё существование. Последние сто из них — здесь, на своей земле. И я по-прежнему убеждён, что альтернативы мирному процессу нет. Вот только сейчас…
Илан быстро посмотрел на отца.
— Вот только сейчас меня не покидает тревожное чувство, что правительство допускает ошибку, которая может иметь катастрофические последствия для страны.
— Ну знаешь…
— Не перебивай. Ещё до образования Израиля отцы-основатели верили в то, что, создав арабам условия для жизни, мы сможем сосуществовать в одном государстве. Потом, после всех войн, возникла идея «двух государств — для двух народов». Но каждый наш шаг навстречу, каждое наше усилие по прекращению конфликта натыкались на стену враждебности, сопровождались очередными интифадами, перечёркивались всё новыми требованиями немыслимых уступок. Да, когда-нибудь мы обязательно придём к миру. Но не сегодня и не ценой такого риска для страны.
— Вот ты сам говоришь, — Илан поднялся с места и зашагал по террасе, — когда-нибудь придём к миру. Когда? Вот уже сколько лет после соглашения в Осло разные израильские правительства пытаются заключить мир. И всё время что-то мешает: то «Хизбалла», то ХАМАС, то нерешительность очередного израильского премьера. Сейчас вроде бы всё сходится: нет терактов, поддержка ближневосточного квартета, согласованные позиции с Египтом, Саудовской Аравией, даже с Сирией, гарантии безопасности от Америки. Чего ещё ждать?
— Ты говоришь словами газетной передовицы, — упрямо качнул головой отец, — и даже не утруждаешь себя тем, чтобы вникнуть в содержание этих штампов. «Нет терактов» означает, что давно не взрывались автобусы и кафе? А «касамы», долетающие до Ашкелона? Камнеметание на дорогах Иудеи и Самарии? Бульдозеры на улицах Иерусалима? Это что, не теракты? Это наша повседневная реальность, это перманентная война. Как поступают на войне с врагом? Как ведёт себя в таком случае любое цивилизованное государство? То, чего арабам не удалось добиться в шести войнах, они получают сейчас просто так, в обмен на пустую бумажку. Никакая Америка нас не защитит. Мы можем помочь себе только сами, но пока своими руками роем себе яму. Твоими руками, Илан…
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
