Окончание.
Начало в № 824
Сын Романа Кармена, Александр, размышляет на страницах «Известий»: — Почему его не репрессировали? Можно только гадать. Говорили, что Сталин «не трогал киношников». Возможно. Но это не главное, ведь отец, ко всему прочему, был в Испании, а после Испании, как известно, стольких уничтожили! Уж какой известной фигурой был Михаил Кольцов, и тот погиб в этой мясорубке. Потом, сам Сталин относился к отцу «положительно». Правда, это никогда не было надежным щитом, но всё же. И еще — мои родители были очень дружны с детьми Сталина, Василием и Светланой.
После исчезновения Михаила Кольцова отец понял, что снаряды стали падать слишком близко, и тогда он попросту «сбежал». Сначала улетел на Север на поиски пропавшего летчика Леваневского. Там, на Земле Франца-Иосифа, попал в многомесячную зимовку. Потом, вернувшись в Москву, воспользовался первой же возможностью снова уехать. На этот раз — в Китай: представился уникальный шанс на целый год поехать кинооператором «к Чан Кайши», снимать войну китайцев с японскими оккупантами, а желающих было, мягко говоря, немного. После Испании люди уже стали побаиваться заграницы. Вот он и предложил свои услуги, улетев подальше от этой мясорубки.
Как относился Роман Кармен к Сталину — тоже непростой вопрос, нередко всплывающий в разговорах об отце. По-моему, он очень скоро понял, что «Усы» (так он называл Сталина) знал обо всем, что творилось в стране. В разгар репрессий отец был на Севере и в Китае. А потом пришла война, имя Сталина стало символом сопротивления агрессору и победы. Размышления о причинах катастрофы пришли позже. Так что образ вождя складывался у Романа Кармена из сложной и противоречивой мозаики эмоций, правды и лжи, страха и восхищения, пропаганды, общего мировоззрения и личного опыта. Отец не был приближенным к суверену, но, идя на съемки в Кремль, не исключаю, что и он испытывал тот особый душевный трепет, который охватывает человека, прикасающегося к чему-то исключительному, недосягаемому, запретному. Как одну из реликвий отец хранил фотографию, на которой он запечатлен снимающим встречу Сталина с передовиками труда. Но любви к Сталину не было. Это точно. Когда Сталин умер, я застал отца за очень странным занятием: он истово рвал все газеты и журналы с его фотографиями и со снимками похорон. Я спросил: зачем? Он ответил: «Скоро узнаешь сам».
Роман Кармен был везучим человеком. За что ни брался, все у него получалось. Кстати, кое-кто утверждает, что, благодаря этому везению, он и не попал под косу сталинских репрессий. Единственное, с чем ему не везло, это с женами. Первая ушла от него к видному дипломату, со второй, моей мамой, он развелся сам, третья фактически покинула его в самый трудный период его жизни — во время работы над «Неизвестной войной». С мамой он прожил дольше всего — более двадцати лет. Это были годы и счастливые, и непростые.
Память хранит массу прекрасных моментов их жизни, полных светлой радости, нежности и любви. Но было и другое. Отец ведь был трудоголиком, работал от зари до зари, часто и подолгу находился в командировках. Какая семья выдержит такие испытания! Он пользовался вниманием у женщин, за мамой тоже ухаживала, как тогда говорили, вся Москва. Масса сплетен крутилась вокруг нашего дома, подтачивая его устои. Конец был логичным: они разошлись. А за пять лет до своей кончины отец попросил меня свозить его на мамину могилу. Потом сказал мне: «Она была в моей жизни единственной любимой женщиной. Все остальное — стечение обстоятельств». Я поверил ему…
Хочу коснуться одной деликатной стороны — отношений Василия Сталина с моей семьей. Еще со школьных лет Василий был безнадежно влюблен в мою маму, одну из самых красивых женщин Москвы. Он даже обвинял ее в том, что, мол, из-за неразделенной любви у него не сложилась семейная жизнь, что он пристрастился к алкоголю.
У моих родителей с Василием была долгая дружба, продолжавшаяся вплоть до 50-х годов. Однако кому-то понадобилось и тут распустить слухи о на самом деле не существовавшем романе моей мамы с Василием Сталиным. Чего только ни нагородили тогда вокруг той «клубнички»! Между прочим, сплетню эту раскручивают до сих пор. Она была, наверное, самой безобидной из тех, что буквально обрушивались на отца и нашу семью. А сколько наветов и доносов преследовало его вплоть до самых последних дней и часов!
Необычайно талантливому человеку, неутомимому труженику, стремившемуся помочь всем незаслуженно обиженным, особенно из числа коллег-кинематографистов, Роману Кармену постоянно приходилось отбиваться от завистников и недоброжелателей, от чиновничьей тупости и невежества. На него писали и на Лубянку, и в ЦК КПСС, мстили ему за то, что он такой умный, красивый, смелый, талантливый, всемирно известный. Эта пошлая месть продолжалась и после его ухода. Достаточно упомянуть общеизвестный факт — расправу с его квартирой в доме на Котельнической набережной, и другой, известный только мне и моей семье, — как уже в 1997 году, благодаря тому же произволу московских чиновников, захватили и перекроили часть его квартиры на Большой Полянке, где после трагедии в Котельниках я намеревался сделать небольшой частный музей памяти отца.
Но есть немало и светлых моментов. Его помнят и ценят по всему миру, его «Неизвестная война» идет на наших телеэкранах, во Франции скоро выйдет большой фильм о нем. Вся жизнь Романа Кармена была пронизана, как не раз говорил он сам, «цепью символических событий», лепивших его мировоззрение, выковавших из него репортера, бойца передового окопа. Ему нравились сильные, героические личности — те, кто, по его словам, «живет не во имя личной славы и благополучия, а выбирает трудные и опасные дороги». Он вообще преклонялся перед «безумством храбрых» во всех его проявлениях…
Он был из поколения пассионариев, тех, для кого не бывает чужого горя. Его любили и высоко ценили все, кому довелось испытать счастье работать с ним, кто и сегодня гордится дружбой с ним, кто бережно хранит память о нем.
Подготовил Давид Авнуков
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
